Валерий Волошин - Ленинград — срочно...
— Вот ознакомьтесь и доложите свои соображения.
— Это же здорово! — воскликнул Осинин, прочтя шифровку. — Одиннадцать «Редутов», а?!
Червов улыбнулся, добавил:
— С комплектованием расчетов предвижу сложности. На радиостанции-то мы найдем сибиряков. А кого операторами назначить?
— Видишь, инженер сразу сообразил, в чем загвоздка, — вздохнув, сказал комбату Ермолин. — И я про то же…
— Операторов подготовим из тех же сибиряков. Неделя сроку еще есть, сам засяду с ними, — заявил Осинин. — Двух старших операторов снимем с других «дозоров». А потом расчеты восполним…
— Когда потом? Легко же у тебя, Осинин, все получается, — покачал головой Червов.
Сергей вспыхнул. Хотел было что-то возразить, но в последний момент раздумал, махнув вяло рукой, отвернулся, насупившись. Вмешался комиссар:
— Легко? С виду только так кажется. Поработать придется много. Расскажи, Сергей Алексеевич, что там в цехах «Светланы» творится? Выкрутимся ли? Запасы ламп ведь иссякают, а Большая земля новых не шлет.
— Надо кого-то отправлять в Москву. За генераторными колбами. Без этого не обойтись, — ответил Осинин. — А на заводе жизнь теплится. Удивляюсь я ленинградским рабочим. Есть нечего, света нет, да и самого завода, можно сказать, нет! А они копошатся, возятся… С ремонтной бригадой договорился, что часть ламп она нам восстановит.
— Спасибо тебе, товарищ инженер, — сказал Бондаренко. Он смутился: видно, понял, что напрасно за глаза ругал Осинина. — А кого послать в Москву? — тихо спросил комбат.
— Думаю, Купрявичюса, — не задумываясь, ответил Осинин. — Он ведь специалист по лампам.
— Как же я сниму инженера с «шестерки», которая одна только и следит за воздухом над Дорогой жизни? Нет, ищи другого, — покачал головой Бондаренко. — Купрявичюса из Ириновки никуда ни на шаг не отпущу! Есть еще причина для этого.
Бондаренко выдвинул ящик стола и достал листок. Озабоченно зачитал:
— «Совершенно секретно тчк Соловьев Бондаренко тчк В районе Ириновки запеленгована работа вражеского передатчика тчк Есть предположение зпт что радист информировал противника о «Редуте-6» тчк На дозор направлен наш сотрудник тчк Примите меры по усилению бдительности зпт охраны дозора тчк О мероприятиях информируйте тчк».
— «Девятка» тоже сообщила, что, когда двигалась от Ириновки, один из операторов заметил подозрительного человека. Придется, видимо, менять дислокацию «шестерки», — добавил Бондаренко.
— Больно место хорошее. И линию специально тянули, — вздохнул Осинин. — А может, повременим? Вдруг все это случайность или ошибка.
— Враг мог уже передать сведения о местонахождении «Редута». Что тогда? — спросил комбат.
— Если так, то налет наверняка бы уже состоялся. Немцы не станут ждать, тут же забросают «дозор» бомбами, — не сдавался Осинин.
— А если передвинуть «Редут»? — предложил Ермолин..
— Конечно, лучше его перебросить, — согласился Червов. — Метров на пятьдесят в сторону от церкви. И хорошо замаскировать. Технические характеристики станции вряд ли изменятся. А прежнюю позицию сохраним — как бутафорию. По-прежнему охранять будем…
— Правильно, Георгий Николаевич. Так и сделаем! — завершил разговор комбат.
Это был Мухин… Ириновка, на другой день
После бессонной ночи Купрявичюс еле волочил ноги. Оборудование и подготовка запасной позиции для «Редута» вымотали и инженера, и всех свободных от дежурства. Обессилевшие бойцы отдыхали в землянках. Альгису тоже хотелось спать, но он вспомнил, что договорился встретиться сегодня с главным инженером торфоразработок. По нынешним временам «шестерка» забирала много энергии, которой и раньше-то не хватало ириновским торфоразработчикам, добывавшим для Ленинграда топливо. Начальник установки Ульчев сам хотел сходить в контору. Но Купрявичюс сослался на то, что Ульчеву надо поговорить с прибывшими на «дозор» капитаном из особого отдела и помощником нач-штаба батальона Юрьевым.
Уже почти рассвело. Купрявичюс наклонился и растер снегом лицо. У входа в контору обмахнул валенки. Главный инженер, распахнув дверь кабинета, напутствовал какого-то крепыша с бородкой…
— А-а, пожаловал! Входи, входи, коллега, жду тебя! — обрадовался главный инженер, протягивая Купрявичюсу руку. — Через порог не здороваются, — добавил он и мимоходом бросил бородачу: — Ну, будь, Платоныч, помогай, как договорились…
Тот, надвинув на лоб шапку, посторонился, пропуская Купрявичюса, и юркнул мимо него в коридор. У Альгиса отчего-то тревожно засаднило сердце.
— Кто это? — спросил он главного инженера, оглядываясь на дверь.
— О, добрая душа! Хозяйственник с Большой земли, перевозками занимается. Отвоевал свое, списали вчистую после ранения. Но все одно рвется на передний край…
— Фамилия как, фамилия! — нетерпеливо перебил Купрявичюс.
— Читко… Иван Платонович. Я документы смотрел. Никак, знакомы? — удивился главный инженер.
— Читко… Читко… — поморщился Купрявичюс. — Нет, ни о чем не говорит… Фу-ты, напасть какая! Но я же видел его, и не раз, нутром чувствую!
И вдруг он вспомнил уполномоченного особого отдела фронта, который приезжал на установку еще осенью и беседовал с ним. Тогда, заканчивая разговор, тот сказал: «Предупреждаю, если объявится каким-то образом Мухин, немедленно сообщите нам! Он изменник Родины!..»
«Точно! Человек, который только что был здесь, похож на Мухина! Надо проверить…»
Купрявичюс, не говоря ни слова, выбежал из кабинета. Но крепыша и след простыл. Альгис метался возле барака, не зная, в какую сторону податься.
— Где он может быть?! — требовательно спросил он у выскочившего на крыльцо главного инженера.
— Не знаю, — пожал тот плечами. — Видно, к тракту двинул, говорил, что порожняком в Кобону возвращается. А в следующий рейс с Большой земли телогрейки сюда завезет.
— Он тебе привезет! Быстрее к дороге… — И Купрявичюс тяжело побежал. Главный инженер потрусил за ним, выкрикивая на ходу:
— Он и военными интересовался, вами, значит? Чего, мол, они тут в тылу шастают… Столько постов — ни проехать ни пройти, а на передовой каждый штык дорог…
— А ты ему что? — спросил Купрявичюс, задохнувшись от бега и переходя на шаг.
— Ничего особенного, говорю. Охраняют, значит, надо.
— А где располагаемся… спрашивал?
— Н-не помню… И так все знают, что у церкви…
К утру, как правило, трасса была пустынной. Они увидели, что из кювета на дорогу выбрался человек.
— Это он… Сто-о-ой! — закричал Купрявичюс. Человек оглянулся и тут же метнулся к лесу.
— Не уйдешь! Сто-о-ой!.. — Купрявичюс вытащил из кобуры пистолет и дважды выстрелил в воздух.
Преследуемый остановился, прицелился. Сухо щелкнули выстрелы, точно палкой заколотили по дереву. Выронив оружие, Купрявичюс охнул и сел в снег. Главный инженер, опустившись на колени, едва не плакал:
— Это что ж такое… У-би-и-или!
Он поднял пистолет. Но беглец уже скрылся в лесу. Главный инженер выстрелил несколько раз наугад и снова склонился над Купрявичюсом. Тот еле дышал…
Услышав пальбу, прибежали капитан-особист и Ульчев с Юрьевым. Купрявичюс открыл глаза:
— Это был Мухин, — с трудом сказал он и опять прикрыл веки.
— …Ведь я требовал от вас усиления бдительности! — разъярился полковник Соловьев, когда комбат доложил ему по телефону о случившемся. — Что с инженером, жить будет? — спросил он.
— Пуля прошла навылет ниже плеча. Но легкое вроде бы не задето. Казакова говорит, что должен выкарабкаться, — ответил Бондаренко.
Из донесения о боевых действиях 2-го корпуса ПВО за февраль 1942 года:
«…В течение месяца авиация противника налетов на Ленинград не производила. Германские ВВС сконцентрировали все внимание на ледовой дороге через Ладожское озеро, пытаясь сорвать перевозку грузов… 26 числа с 20.00 до 20.23 городу была объявлена «воздушная тревога». По данным спецустановок РУС-2, появилось четыре цели. Однако, не дойдя до зоны действий активных средств ПВО, самолеты резко изменили курс на северо-восток… Бомбардировщики произвели бомбометание в районе деревни Ириновка. Позиция «Редута-6» не пострадала…»
Глава X
«Совершенно секретно тчк Лобастов Соловьеву тчк Информирую зпт что активизация разведывательных полетов авиации противника на Ленинград носит не обычный характер тчк По имеющимся разведданным им планируется массированный воздушный удар по кораблям Балтфлота тчк Срочно примите надлежащие меры по усилению воздушной радиоразведки тчк»
Провал «Ледового удара» 4 апреля 1942 г. Басков переулок, 16
«Айсштос» («Ледовый удар») — так называлась эта крупнейшая воздушная операция фашистов. Они привлекли к ней более ста самолетов. Геринг считал, что его асы легко расправятся с флотом русских: корабли были лишены маневра, закованные льдами, они неподвижно громоздились у набережных Невы на зимних стоянках. «Без флота Петербург быстро падет, — бахвалился он, — ибо лишится мощной поддержки дальнобойной корабельной артиллерии, которая доставила немало неприятностей войскам группы армий «Север».
