Юрий Андреев - Багряная летопись
«Господин полковник в следующей повозке».
Комбат чеканным шагом подходит к этой повозке щелкает каблуками, вытягивается в струнку и представляется полковнику как капитан «народной» армии самарской «учредилки».
Полковник хмыкает. Солдаты из охраны направляют на Бубенца дула винтовок. Тогда он пускается еще на одну военную хитрость и начинает объяснять полковнику, что его полк еще два дня назад занял-де это село. Он покорнейше просит извинения у господина полковника за то, что по долгу службы вынужден задержать движение его отряда на десять-пятнадцать минут. Однако он сейчас же пошлет солдата из «секрета» к своему командиру за разрешением на пропуск колонны через село.
Полковник поверил и согласился приостановить движение, отдав соответствующую команду. Бубенец нырнул в темноту и помчался к ближайшему «секрету». Там он застал командира взвода, приказал ему во весь дух лететь к Чапаеву и доложить, что вражеский отряд численностью около шестисот человек, на подводах, по шесть человек в каждой, остановлен на дороге, против первого «секрета».
Когда запыхавшийся командир взвода ввалился в дом, где Чапаев и Кутяков разрабатывали план предстоящей атаки Николаевска, и доложил о случившемся, Чапаев приказал Кутякову немедленно поднять два батальона и без шума вывести их из села. За селом батальонам рассыпаться в цепи и охватить с двух сторон дорогу на которой остановлен обоз. Незаметно подойти к дороге, но не ближе, чем на двадцать — двадцать пять шагов, и, затаившись, послать связных к Чапаеву на окраину села. Там будут установлены десять пулеметов и Пугачевский полк займет позицию. Сигнал для атаки — два выстрела из нагана.
Теперь вы понимаете, как много в этот момент зависело буквально от каждого: чтобы нигде ничего по стукнуло, не звякнуло, чтобы нигде не зажегся свет, чтобы в кромешной темноте никто не потерял друг друга и проследовал в необходимом направлении. То есть: жизнь и смерть всей бригады и успех дела зависели буквально от каждого человека. Так или не так?
— От то ж и у Бубенца должно быть какое терпение и еще язык длинный, как веревка, — посочувствовал Тихов. — Полковника-то надо заговаривать?
— Разрешите? — встал Фролов. — Ситуация точно подходит, как нам объяснял Еремеич, а кроме него Карл Маркс, Фридрих Энгельс и другие революционные вожди: во время революции общая победа зависит от поведении каждого рабочего и крестьянина. Так и в случае, о котором вы рассказываете, насчет села Животики.
— А вы, товарищ, и впрямь по-настоящему умеете мыслить. Мне, правду сказать, и в голову не приходило ваше сравнение, а ведь действительно случай в селе Пузаниха, как в капле воды, отражает общую ответственность каждого из нас в борьбе за революцию. Хорошие у вас ребята, Иван Еремеич!
— А это отцы у них хорошие, а что из этих сосунков еще получится — бог его знает, — польщенно пробурчал Еремеич.
— Ну, продолжаю. Сидя в своих повозках, враги дремали, а многие и спали. А Бубенец завел разговор с полковником о Петербурге, о его бульварах и театрах, музеях и памятниках. Полковник с удовольствием предался сладким воспоминаниям о минувших днях. Бубенец внешне оставался спокоен, но сердце у него тревожно билось: прошло уже полчаса, а кругом — прежняя тишина и покой. Что случилось?
Но вот эту зловещую тишину разорвали два выстрела из нагана. «Сигнал атаки», — понял Бубенец. И, выхватив наган, выстрелом в упор разделался с любезнейшим полковником.
Противник никак не мог спросонок сообразить, что к чему. Он попал под стремительный удар с двух сторон. Уже через десять минут бой был закончен. В качестве трофеев чапаевцам досталось еще сорок пулеметов и около шестисот винтовок.
Хотите знать, что было дальше? Думаете, вот теперь-то Чапаев без всяких препятствий пойдет наступать на Николаевск?
— А то как же? — изумились бойцы. — А куда ж еще?
— Как бы вы решили, Иван Еремеич? — осторожно спросил Фурманов, готовый в любой момент продолжить рассказ, чтоб не конфузить старого вояку, если тот замнется.
Десятки молодых лиц с любопытством повернулись к Еремеичу. Он усмехнулся, качнул головой, слегка дернул себя за ус:
— Штука нехитрая. Такое-то мы в разведке не раз проделывали. Беляки-то были в мундирах и при всей документации?
Фурманов просиял:
— Совершенно верно, Иван Еремеевич! Вы решили точно, как Чапаев…
Бойцы радостно заулыбались, загомонили.
— Тихо, тихо! — приказал Еремеич. — Всем слушать, что комиссар говорит.
— Чапаев приказал нескольким десяткам бойцов, а также Кутякову и Бубенцу переодеться. В Пузанихе были мобилизованы все подводы, и бригада Чапаева немедленно двинулась на них в Николаевск. Мчались на рысях: надо было успеть туда еще до наступления дня, в предрассветном тумане. На передних повозках сидели переодетые красноармейцы.
И замысел Чапаеву удался на славу.
Полк Кутякова, а с ним и сам Василий Иванович, без каких-либо препятствий въехал в Николаевск, а тем временем Пугачевский полк Плясункова охватил город полукольцом с севера и востока. На рассвете был нанесен удар по врагу одновременно извне и изнутри. Это сразу решило исход боя.
Бросив обозы и часть оружия, уцелевшие белогвардейцы бежали из города в сторону Волги. Николаевск был освобожден. В нем вновь разместился штаб дивизии.
Как раз в это время в сарай вошел вестовой и передал Фурманову записку.
— Так, дорогие товарищи! Василий Иванович просит вас, не мешкая, приступить к экзаменам. Надеюсь, вы поняли теперь, в какой дивизии вам предстоит служить и к чему здесь приучены бойцы и командиры?
— Поняли! — гаркнули десятки молодых глоток.
Фурманов улыбнулся, крепко пожал руку Еремеича, поглядел ему в глаза и скомандовал бойцам, не выпуская из ладони сухой и жесткой, руки того:
— А если поняли, выходи строиться!
— Молодец комиссар. Спасибо! — негромко сказал Еремеич.
Несколько часов Чапаев лично проверял молодое пополнение своей конницы, гоняя бойцов на рубке, на препятствиях, на стрельбе. Горячился, ругался, вмешивался, показывал, что и как надо делать, молниеносно разрубал глиняные шары, начисто смахивал лозу, снова покрикивал.
— Собрать всех, — отдал он приказ. В тревоге и смущении ждали красноармейцы его оценки.
Чапаев подъехал к ним, опустив глаза, помолчал, щипля ус, и вдруг широко улыбнулся:
— Молодцы! Хорошо сдали экзамен, а лучше всех питерцы! Орлы, точно орлы! Будете летать..
— Ура! Что есть духу закричали бойцы. — Ура! Ура!
— Ох, порадовали меня! Думал ехать сегодня дальше, ан заночую у вас. Где тут ваша изба? Веди меня туда!..
…В просторной избе пол устлан соломой. Посредине, прямо на полу, сидит по-турецки Чапаев. Рядом с ним его верный ординарец Петька Исаев, вокруг народу столько, что негде яблоку упасть. Настроение у Чапаева превосходное. Поворачиваясь, он спрашивает и переспрашивает то у одного, то у другого фамилию, имя, внимательно и весело вглядывается в глаза человеку, стараясь понять его получше и запомнить.
Долго и с удовольствием рассказывал в этот незабываемый вечер о своей дивизии, о себе, о своей неудавшейся учебе в Академии Генерального штаба.
Учиться нам всем, ребята, нужно. А вам, молодежи, особенно. Война кончится — на курсы красных командиров идите, а кто пограмотней — в академию поступайте. Красной Армии командиры грамотные нужны будут… Ну, а пока и такие, как я, со смекалкой да опытом боевым, беляков тоже неплохо бьют. Бьем и будем бить! Верно?!.
— А теперь, орлята, — обратился вдруг к ним Чапаев, — споем мою любимую. И, тряхнув головой, запел:
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны…
В избе стало необыкновенно тихо, будто и не набилось в нее несколько десятков человек. Бойцы, как завороженные, не спускали с Чапаева глаз. А он продолжал выводить чистым высоким тенором:
Выплывают расписные
Стеньки Разина челны!
И тут бойцы во всю мощь молодых голосов грянули:
Выплывают расписные
Стеньки Разина челны!
Спели еще «Сижу за решеткой в темнице сырой», «Вы не вейтесь черные кудри»…
— Эх, молодые, — вдруг с грустью сказал Чапаев, — а ведь вы увидите такую светлую жизнь, до которой мне-то и не дожить! — Он требовательно произнес: — Ну, смотреть в оба! Перед беляком не дрейфить, особливо в атаке. Понятно, красные орлы с самого Питера? То-то! Ну, а кто скажет, как ночью в степи не сбиться? Ну-ка, ты… Ага, хорошо, а если звезд нету? Ну-ка!.. Молодец!
И помните, ребятки: тот в бою победит, кто победить хочет, у кого воля — во, кулак!
— Василий Иванович, пошли, я тебя спать отведу, — решительно заявил Петька. — А то они тебя вконец заговорят.
— Што я тебе, баба? «Спать отведу»! — притворно возмутился Чапаев. — Ишь ты, герой! Слыхали, на Петьку трое беляков недавно в разведке наскочили? Ну, он двоих порубал, третьего взял в плен. Важная оказалась шкура: палач! Опознали его чекисты, в Ревтрибунал передали, а Петьке браунинг подарили. Покажи орлятам браунинг, Петька! Ведь именной, с надписью. А ты, красный орел, выделывал ли такие штуки? — обратился он к Еремеичу.
