Н. Северин - Авантюристы
На Владимира Борисовича очень скоро обратили внимание. Красавицы с любопытством всматривались в него, стараясь, может быть, угадать по его лицу, по походке, по неуловимым непривычному глазу мелочам, отличающим иностранца от парижанина, к какой нации он принадлежит; хорошенькие продавщицы цветов осаждали его предложениями своего душистого товара и бойко завязывали с ним разговор, с лукавой усмешкой намекая на его одиночество и на то, что такому красивому молодому человеку некому поднести даже самый маленький букетик фиалок. Молодые франты, завидуя успеху Углова, начинали уже косо и с вызывающим видом посматривать на него, а пожилые люди приветливо заговаривали с ним и, узнав, что он — русский, рекомендовали не пропускать случая познакомиться со всеми достопримечательностями города, равного которому нет на всем земном шаре.
Один из этих общительных людей, почтенной наружности господин, объяснил ему, что они находятся в Тюильрийском саду и что величественной архитектуры дворец, который красуется в нескольких шагах от них, служит резиденцией королевской фамилии. При этом он перечислил ему всех членов этой фамилии.
Этот разговор был прерван появлением пожилой дамы, за которой следовали двое гайдуков в великолепных ливреях; все перед нею расступались с низкими поклонами. Задолго до приближения этой особы к той скамейке, на которой Углов сидел со своим новым знакомым, последний поднялся с места, должно быть, очень важной, судя по знакам уважения, которые оказывали ей. Углов последовал всеобщему примеру и так же, как и его собеседник, низко поклонился, когда дама с гайдуками поравнялась с ними. Она прошла мимо, гордо подняв голову и никого не удостаивая вниманием.
— Кто это? — спросил Владимир Борисович, когда гордячка удалилась и его собеседник занял покинутое место на скамейке рядом с ним.
Прежде чем ответить, старик оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что их не подслушивают, и, пригнувшись к уху своего слушателя, таинственным шепотом произнес: «Родная тетка маркизы де Помпадур!» — а затем, предложив ему отойти дальше, стал рассказывать про семейные тайны королевского дома, в которые он по-видимому посвящен весьма близко. После того он стал допрашивать Углова о причинах его приезда в Париж, о том, сколько времени думает он здесь оставаться, с кем он знаком, велико ли его состояние и тому подобное.
Такое любопытство показалось Углову более чем странным и, ответив то, что он всем отвечал, он поднялся с места, причем сказал, что ему надо торопиться домой, и раскланялся с новым знакомцем, который теперь казался ему далеко не таким добродушным и безвредным, каким он считал его несколько минут тому назад.
— Да вы прямо-таки напали на шпиона! — воскликнул Потанто, когда Углов рассказал ему о знакомстве, сделанном в саду. — У нас их пропасть, и надо их остерегаться, потому что им ничего не стоит вовлечь человека в беду. Эти господа вечно гонятся за раскрытием заговоров и преступлений и каждого человека подозревают если не в мошенничестве или разбое, то в укрывательстве.
Разговор происходил в маленькой, чисто прибранной гостиной в доме нового приятеля Углова, после сытного обеда, за которым его радушно угощали мадам Потанто и ее племянница, красивая девушка лет двадцати пяти. Серьезная, молчаливая и сдержанная, она представляла такой контраст парижанкам, на которых Владимир Борисович любовался в Тюильрийском саду, что по окончании обеда и ухода дам, оставивших мужчин в столовой за бутылкой вина, он заметил своему собеседнику, что Клотильда непохожа на француженку.
— Почему вы так думаете? — с живостью спросил Потанто.
— Она так сдержанна и серьезна.
— Она, бедняжка, много горя видела на своем веку, — со вздохом заметил толстяк и заговорил о другом.
Супруги Потанто уговорили Углова остаться у них.
— Можете выбрать комнату, которая вам лучше приглянется, — сказал книготорговец.
— Зачем затруднять мосье Вальдемара? — вмешалась в разговор хозяйка, — дадим комнату Мишеля, там есть все необходимое.
— Разумеется, ничего лучшего не придумаешь, — согласился ее муж и повел гостя в прекрасную комнату, окнами в небольшой тенистый садик. — Ну, вот, дай вам Бог тут счастливо и покойно проводить время, — сказал он. — Здесь наш бедный Мишель провел свою последнюю ночь в Париже и рассказывал мне о затруднениях, ожидающих его в вашем Петербурге, с вашими Воронцовыми, Шуваловыми, Олсуфьевыми и прочими недоброжелателями Франции, окружающими в настоящее время вашу императрицу. Да, не с таким чувством отправился он туда много лет тому назад, когда его вызвал маркиз де Ла Шетарди! Времена переменились… И надо опасаться, что вскоре они переменятся еще больше, — прибавил он, озабоченно покачивая головой. — Надо и то сказать, — продолжал он, — что и мы — уже не те. Вы, сударь, должны здесь больше всего остерегаться поляков. Они в силе. Король имеет важные причины заискивать у своей супруги-польки королевы Марии [16] и старается угодить ей, покровительствуя ее соотечественникам. А королева, хотя и святая женщина, но, по мнению Мишеля, ничего не понимает в выгодах Франции. Когда ваша принцесса, супруга наследника престола, хлопотала о возвращении Понятовского в Петербург, королева, говорят, очень поддержала ее в этом, а сама добродетельной слывет, — прибавил он с усмешкой. — Но, как у истой польки, интересы родины у нее на первом плане, и настоящий француженки из нее никогда не выйдет…
Пока Потанто говорил, у Углова точно завеса спала с глаз, и он начинал понимать, к кому было обращено письмо, несколько часов тому назад переданное им пану Казимиру, в его присутствии прочитанное и уничтоженное. Начинали припоминаться отрывки придворных сплетен, слышанных в Петербурге, на которые он тогда мало обращал внимания. Как живые, вставали в воображении Владимира Борисовича некрасивая немецкая фигура наследника престола с надменным лицом и обаятельный образ, полный достоинства и скорби, представший перед ним в таинственном сумраке петербургской ночи. И его сердце радостно забилось при мысли, что ему удалось доказать свою преданность цесаревне. Он заснул с этой мыслью.
Вдруг среди ночи его разбудил сдержанный говор. Углов невольно стал прислушиваться и узнал голоса своих хозяев.
— Я говорил, что ей лучше было бы не показываться; он спрашивал у меня, не иностранка ли она, Нашел, что на француженку непохожа, — говорил муж.
— Ах, ты, Боже мой! Да куда же ей деваться, когда у нее, кроме нас, никого нет во всем Париже? — возразила жена.
Что было сказано дальше, Углов не слышал: он вскочил с постели и поспешил запереть дверь, которую уходя Потанто забыл притворить и через которую все, что говорилось в спальне, было здесь слышно. Затем, смущенный нечаянно подслушанным отрывком интимного разговора, он снова улегся и заснул так крепко, что, проснувшись не следующее утро, затруднился бы сказать, во сне или наяву вставал он с постели, чтобы притворить дверь. Всю остальную ночь ему грезились поляки и бледные красавицы с задумчивыми глазами. Первые заносчиво вызывали его на бой, а вторые горько упрекали его в том, что вследствие его приезда в Париж, им негде преклонить голову, и они должны бродить без пристанища.
X
За ранним завтраком, к которому пригласили Углова, вчерашняя красавица не присутствовала. Владимир Борисович застал в столовой одних только стариков.
— Клотильда еще вчера вечером уехала домой, — заявила госпожа Потанто, заметив, что Углов оглядывается на дверь во внутренние комнаты, точно поджидая кого-то, и медлит занять место, на которое она любезно указывала ему возле себя.
— Да, у нее дома много дела, — заметил ее муж и поспешно спросил, куда Углов думает отправиться сегодня. — Париж не то, что в день, а и в год не изучишь даже поверхностно, — продолжал он, не выждав ответа на свой вопрос. — Вот мы с женой и родились здесь, и выросли, а много из достопримечательностей города не знаем, — не правда ли, моя милая? Советую вам осмотреть храм Нотр Дам, погулять в Люксембургском саду, который открыт для публики, а вечером отправиться в театр; вы увидите, как наши актеры разыгрывают комедии Мольера и трагедии Корнеля, стоит! — прибавил он с гордостью.
Но его жена была такого мнения, что прежде всего следует показать их гостю фонтаны в Версале.
— Пока вы не увидите, как бьют фонтаны в Версале, вам нельзя будет похвастать, что вы видели то, что всего замечательнее во Франции, — сказала она гостю.
— Что же, одно другому не мешает; сегодня можно отправиться в театр, а завтра кстати воскресенье, и никто не мешает нам нанять коляску и поехать в Версаль, — произнес муж.
— С условием, что я заплачу за коляску, — любезно предложил Углов.
Предложение было принято. Тотчас после завтрака Владимир Борисович заявил, что ему надо идти по делам, и, обещав не опоздать к обеду, отправился исполнять поручение пастора Даниэля.
