Георгий Гулиа - Человек из Афин
Этот молодой человек, несомненно, самолюбив и горяч, что, естественно, следует объяснить его молодостью. Но все это для Перикла не имеет решающего значения. Главное – суть разговора, принципы рассуждений, умозаключений. И, разумеется, зрелость мышления, без чего – нельзя ни шагу ступить…
Агенор сказал, правда, запальчиво:
– Ты спрашиваешь, к чему речь о вечности? Я полагал, что это ясно даже слепому.
– А может быть, я и есть слепой, – сказал Перикл, и легкая усмешка чуть оживила его усталое лицо.
– Ты не слепой! Со слепым я вряд ли решился бы разговаривать. Ты слишком умен, и с тобой нельзя юлить. Поэтому я надеюсь, что ты извинишь меня за слишком заносчивые порою слова.
– Вполне извиняю, – сказал Перикл. – В споре бывает всякое… В данном случае, Агенор, тебе остается признать несостоятельным тезис о вечности в применении к мотыльку.
– Никогда! – воскликнул Агенор, и он поднял вверх сжатые кулаки. – Никогда!
…Солнце стояло в зените, когда морской бой завершился полным разгромом варварской эскадры. Три корабля потоплено, один взят на буксир, остальные спаслись бегством в открытое море. Перикл не пожелал преследовать их, дабы не уклоняться от своего направления в Пантикапей.
Свидетелем этой блистательной битвы был и некий колх по имени Сат, прикомандированный к эскадре царем Колхиды в качестве лоцмана. Сат подивился быстроте и точности исполнения всех приказов наварха. Он сказал так:
– Воистину поражает это мастерство. Наблюдая за сражением, я все время говорил про себя: «Вот-вот случится непредвиденное и хитроумный замысел афинян провалится». Однако сноровка моряков, их великое военное умение потрясли меня. И я сказал себе: «Вот истинные, прирожденные моряки». И это сказал я, родившийся на самом берегу и сызмальства не выходивший из челна.
Это была великая похвала, ибо племя лоцмана Сата почиталось племенем бесстрашных и опытных мореходов.
Море за все время сражения ни разу не шелохнулось. Оно бесстрастно наблюдало, как люди уничтожали плоды своих трудов и истребляли себе подобных.
После битвы Перикл принес жертву Посейдону и продолжал плавание.
Недалеко от города, именуемого Нап, навстречу афинянам вышли корабли колхов, ярко убранные праздничными флагами и зелеными гирляндами.
Перикл сказал Сату, что у греков есть бог Пан. Это бог в козлином обличье, уединяющийся в лесах и наводящий ужас на людей. Он вспомнил об этом боге потому, что если прочесть его имя с конца, то получится Нап.
Сат ответил, что нап по-колхски означает – рука. Это имя можно истолковать в том смысле, что рука царя, рука царства простирается до этих пределов. Что же до бога лесов, то колхи тоже веруют в него и называют Аваа́пша. По злобе своей он не уступает Пану и тоже наводит ужас на людей. В Колхиде множество лесов, и очень многие живут в лесах. Таким образом, этот бог весьма почитаем. Так же, как бог кузни.
– Гефест? – спросил Перикл.
– По-вашему Гефест.
– И он тоже выковал женщину?
Колха развеселил этот вопрос.
– Нет, – сказал он, смеясь, – столь тонкое дело мы не можем доверить кузнецу.
Перикл сказал:
– А наш Гефест сотворил нечто, во что Афина вдохнула душу. Так появилась первая женщина. Звали ее Пандора.
Так разговаривал Перикл с колхом Сатом. Из этого можно заключить, в сколь благодушном расположении пребывал стратег после успешной битвы…
– Я ненавижу всякую тиранию, – сказал Агенор, и глаза его заблестели пуще прежнего.
– Я – тоже.
– Меня трясет при одном упоминании тиранов.
– А ты встречался с ними? Где они, эти тираны?
– Я их вижу каждодневно! Это люди, готовые стать тиранами в любое время. Они только ждут своего часа!
– Ты так думаешь?
– Я убежден в этом.
Перикл сказал:
– Если это так, то очень все это плохо.
– Про то же и говорю, – сказал Агенор, беря со стола маслины, только что принесенные Зопиром. – Я вижу их на агоре́, на Акрополе, вижу в Пеларгике и Ареопаге. И даже в Керамике.
– Как? – подивился Перикл. – Даже на кладбище?
– Да, на кладбище. Но они умерли, не успев сделаться тиранами. И теперь лежат совсем безопасные.
Перикл расхохотался. Против своей воли. Нет, этот Агенор человек любопытный. Очень своеобразный… Значит, тираны есть и на кладбище?
– Только они хорошие, – добавил Агенор.
– Хорошие тираны на кладбище?
– Да! Да!
– Очень хорошие?
– Самые лучшие! Как говорят финикияне, первый сорт!
Перикл смеялся от души. Давно так не смеялся.
– С одной стороны, это смешно, – сказал Агенор, – а с другой – очень и очень грустно. Я спрашиваю: почему люди жаждут власти над себе подобными?
– Так их сотворила природа.
– А может быть, боги?
Перикл не отрицал этого: вполне возможно, что и боги, хотя в этом есть явная несправедливость, а боги, как известно, всегда справедливы в делах. В этом их божественность, в этом их величие. Что такое бог? Это феномен, не только многоопытный, и всезнающий, и всевидящий, но и справедливейший. Вследствие того, что в мире, во всей вселенной, властвуют боги, – царит гармония первоздания. И эта красота заката, и блистательность зари, и тишина ночи, украшенной звездами, – все, все, все есть равновесие в атомах и гигантах, управляемое богами. Поэтому не очень-то убедительно приписывать человеческие недостатки изъяну божественной силы, как это делают некоторые философы. Даже Фидий в своих наипрекраснейших творениях даст порою маху в мелочи, скажем, в какой-нибудь складке одежды. Но это только по недосмотру… То же самое можно сказать и о прекрасной работе богов: огрехи бывают и здесь, но опять же – только по недосмотру…
– Как бы то ни было, – сказал Агенор, – кто бы ни создавал тиранов – я ненавижу их всею душой. Тиран, который объявляет себя тираном и плюет на всех, – это одно дело. Гораздо сложнее, когда на словах человек выдает себя за демократа, а на деле оборачивается тираном. Да еще каким!
Перикл побарабанил пальцами по столику и сказал:
– Ты имеешь в виду меня?
Молодой приверженец демократии ничуть не смутился. Он заявил твердо и решительно:
– Да!
Перикл попросил обосновать это тяжкое обвинение со всей убедительностью. Он сказал:
– Можно человека обозвать тираном. Иному это даже доставит удовольствие. Но знай, Агенор, я всю свою жизнь служил демосу, и главной целью моей была демократия… Ты как понимаешь это слово?
– А разве его можно толковать двояко?
– Увы, да!
– Демократия – это власть народа.
– Верно.
– Полная!
– Верно!
– Ничем не ограниченная.
– Верно.
– И никак не оговоренная.
– Верно.
– Значит, я понимаю демократию правильно?
– Да.
– Может, в чем-нибудь ошибаюсь?
– Нет.
Перикл сказал, что к словам Агенора ничего не прибавишь. Что определение демократии – полное. Исчерпывающее. Молодой человек был польщен. Он считал, что спор уже выигран им. Остается только одно: установить, насколько подходит к этому определению сам Перикл. Вернее, подходил. Теперь это уже история, но тем не менее очень важная история. Она пригодится для будущего.
Молодой человек спросил:
– В чем главное отличие тирана от демократа?
– Я попрошу ответить тебя самого. Ты, я вижу, очень сведущ, и знания твои немалые.
Агенор принял и эту снисходительную похвалу как должное.
– Тиран захватывает власть…
– Верно.
– Силой или хитростью…
– Верно.
– Он правит, никого не спрашивая.
– Допустим.
– Не советуясь с народом.
– Верно.
– Вопреки воле народа.
– Да.
– Долго-долго правит.
– Да, бывает и так.
– Тиран правит очень долго, – подчеркнул Агенор.
Он сжал кулаки, поставил их на колени и снова произнес, чеканя слова:
– Он правит долго-долго…
Перикл понял, куда клонит этот молодой и горячий демократ.
– Долго правит, говоришь?
– Да, очень.
– Ну что ж, ты, кажется, вплотную подошел ко мне.
– Да, – ответил самоуверенный Агенор.
…Укрепления на Самосе оказались весьма прочными[5]. Главный город того же названия находится недалеко от берега моря, против оконечности мыса Микале. По поводу этого мыса Перикл сказал изобретателю Артемону:
– Я был совсем еще юношей, когда я вместе с отцом прибыл к этому мысу. Моя мать сказала отцу: «Не отпущу с тобой Перикла. Персы зарубят его своими кривыми и широкими саблями». – «Нет, – возразил отец, – мой сын должен увидеть собственными глазами позор персов. Микале будет их конец». Моя мать сказала, и я это помню очень хорошо: «Никогда не будет конца войнам. Мой Перикл еще наглядится». Агариста, моя мать, плакала. Она причитала: «Не отпущу!» Тогда отец сказал ей: «Вот персы напали на нас. Пошли на нас тучей. Мы говорим: «Не щадите живота своего». И много погибло прекрасных юношей. А мой сын должен сидеть у материнского подола?» Я сказал: «Хочу с отцом!» Я говорил это, плача и прощаясь с матерью…
