Уилбур Смит - Троя. Падение царей
— Ну, Великий жеребец, что это означает? Геликаон Сжигатель здесь, на острове Тера. Враг моей крови и моего дома.
Мысль о том, что «Ксантос» отправился в набег, быстро промелькнула в ее в голове и так же быстро была отринута. Царь Приам был покровителем острова, и, какое бы отвращение Ифигения ни питала к его излишествам, она должна была признать, что царь умело исполняет долг покровителя, поставляя золото и войска для защиты Благословенного острова. Если неприкосновенность Теры будет нарушена, и троянцы, и микенцы пожалеют об этом. Все воюющие стороны это знали.
Нет, Геликаон, должно быть, выступает в роли посланника. Жрица не ожидала столь скорого ответа на свое посольство. Сердце ее забилось быстрее. Может, она добилась успеха, и Андромаху удастся весной заманить на Теру.
Она прижала руку к груди и расслабилась, откинувшись на спинку скамьи. Как бы ей ни хотелось поскорей выяснить, почему появился «Ксантос», у нее не было сил сойти вниз, в гавань.
Нехорошо, так как мужчины, высаживавшиеся на Благословенный остров, допускались не дальше деревянного приемного зала на покрытом черным песком берегу. Поэтому либо ей придется разрешить Сжигателю подняться к храму, либо выяснить его намерения с помощью посредников.
Допустить мужчину в храм — тем более такого подлого, как Сжигатель, — будет святотатством, но если жрица понадеется на других, не таких хитрых, как она сама, это будет чревато неправильным пониманием истинной цели его визита.
Признаться, раньше мужчины уже разгуливали по острову. Приам входил в храм сорок лет тому назад. Ифигении тогда было четырнадцать, она была тут новенькой и с любопытством смотрела на мужественного царя и его молодую царицу — женщину темной красоты и еще более темного честолюбия.
Жрица положила руку на массивное копыто Коня.
— Ты был тогда более впечатляющим, друг мой, — сказала она, вновь поражаясь искусству строителей.
Мастера из Трои и Хаттусы построили главный массив храма из песчаника — огромное прямоугольное здание с башней на одном конце. Потом умелые плотники с Крита и из Афин покрыли его дубовой обшивкой, так что на расстоянии возникала иллюзия ног, шеи и огромной головы. Египетские художники прибыли на Благословенный остров, чтобы покрыть деревянного коня побеленной штукатуркой, а потом, раскрасив, вдохнули в него жизнь. Теперь во многих местах краска облупилась, и сквозь штукатурку проглядывала деревянная обшивка, потрескавшаяся и рябая.
Однако с моря белый деревянный конь все еще выглядел величественным — массивный часовой, возвышающийся над островом.
Снова встав и подойдя к краю утеса, Ифигения увидела внизу огромную галеру с нарисованным на парусе черным конем — корабль пристал к берегу, и там повсюду сновали люди. Вскоре она обо всем узнает.
Ифигения рассердилась, когда царица Гекуба приказала отослать Андромаху в Трою. В этой девушке были сила и энергия, которые никак не следовало тратить на то, чтобы потакать мужским амбициям. Андромаха сама была в ярости. Она ворвалась в главные покои и стала спорить с Ифигенией.
Жрица с любовью улыбнулась, вспомнив это. Зеленоглазая Андромаха боялась ее, как и все остальные здешние женщины. Но сила ее духа была такова, что она могла побороть свой страх и отстаивать то, во что верила, и часто так поступала. Ифигения восхищалась тем, как твердо держалась Андромаха в тот день. Закрыв глаза, она мысленно представила себе сердитую молодую жрицу. Ее любовница Каллиопа в тревоге стояла рядом, опустив глаза.
Андромаха отказалась покинуть Теру, и Ифигения попыталась объяснить, насколько необычные сейчас обстоятельства.
— Необычные? — взорвалась Андромаха. — Ты продаешь меня за золото Приама! Что в этом необычного? Женщин продавали с тех пор, как боги были молоды. Хотя всегда продавали мужчины. Это то, чего мы научились ожидать от них. Но от тебя?
И это было больно, как кинжал, воткнутый в живот. Ифигения десятилетиями боролась за то, чтобы Тера осталась независимой от могущества царей, чтобы здесь было безопасно. Иногда это требовало непоколебимой храбрости, но часто приходилось идти на компромисс.
Вместо того, чтобы сломить Андромаху, заставить ее подчиниться, Ифигения заговорила мягко, и слова ее были полны сожаления.
— Дело не только в золоте Приама, Андромаха, но в тех возможностях, которые это золото дает. Без него не будет храма на острове Тера, не будет царских дочерей, умиротворяющих чудовище под землей. Да, было бы замечательно, если бы мы могли не обращать внимания на желания могущественных людей вроде Приама и безмятежно выполнять здесь свой долг. Однако такая свобода — лишь мечта. Ты больше не жрица Теры. Ты покинешь остров завтра.
Андромаха больше не спорила, и это показало, что два года, проведенные на Благословенном острове, сделали ее мудрей и она, наконец, начала понимать необходимость таких компромиссов.
Ифигения знала: Андромаха, вероятно, не будет выказывать подобного понимания, когда вернется на Теру весной. Она будет взбешена, обнаружив предательство. Но ее ярость ничего не значила в сравнении с потребностями Теры. Безопасность храма была жизненно важна, важнее любой жизни.
Наконец жрица услышала фырканье осликов и позвякивание уздечек, встала и подошла к краю утеса. Внизу она увидела трех наездниц верхом на осликах: они медленно поднимались по извилистой тропе от гавани. Первой ехала жрица Колея. Она повернулась и болтала с двумя другими — черноволосой девушкой, которую Ифигения не знала, и… Андромахой.
Старая жрица поднесла руку к сердцу. Андромаха уже здесь? Пересекла зимнее море, прибыв из Трои?
— Нет! — прошептала она. — Слишком рано! Еще слишком рано!
Андромаха сидела на спине маленького ослика, который медленно тащился вверх по крутой узкой тропе. Далеко внизу «Ксантос» был наполовину вытащен на берег. Люди, казавшиеся с такой высоты не крупнее насекомых, суетились вокруг корабля.
Жрица снова посмотрела на Кассандру. Когда посетившие остров люди поднимались по этой предательской тропе, они почти всегда нервно сжимали губы, сознавая, что малейшее неудачное движение пошлет их вниз, навстречу смерти. Но не Кассандра. Она, казалось, дремала, у нее был отсутствующий взгляд.
Раньше, на берегу, когда Андромаха приказала Ониакусу принести ей украшенный ларец, Кассандра ушла вместе с моряком и вернулась, неся на плече старый холщовый мешок.
— Что у тебя там? — спросила Андромаха.
— Подарок для друга, — ответила Кассандра с застенчивой улыбкой.
— А ты могла бы нести его в чем-нибудь… другом, более подходящем? Верховная жрица — грозная и сердитая женщина. Она станет высматривать любой поступок, который можно будет расценить как оскорбление или нарушение ее приказа.
— Ты ее не любишь, — сказала Кассандра.
Андромаха засмеялась, но смех ее был невеселым.
— Никто не любит Ифигению, младшая сестра. Как и ее брат Агамемнон, она холодная, суровая и бессердечная.
— Ты просто сердишься, потому что она позволила твоему отцу отослать тебя в Трою.
— Она продала меня за золото.
Неся свой мешок, Кассандра подошла к двум жрицам, посланным, чтобы их приветствовать. Андромаха знала одну из них, Колею, самую младшую дочь царя Лесбоса. Она появилась на острове в том же году, что и Андромаха. Колея, чьи темные волосы были завязаны в хвост, стала выше и стройнее, чем запомнилась Андромахе. Вторая девушка, светловолосая и веснушчатая, была примерно того же возраста, что и Кассандра, и казалась испуганной.
Геликаон подошел по песку и встал рядом с Андромахой. Она очень хорошо чувствовала тепло его тела, хоть он не прикоснулся к ней. Каждый раз, когда они разговаривали после той ночи на Миное, Андромаха слегка дрожала при звуке его голоса. Боясь, что краснеет, она опустила голову.
— Гектор и Приам считают, что от этого приглашения разит предательством, — негромко проговорил Геликаон низким от беспокойства голосом. — Они боятся, что тебя заманили на Теру по приказу Агамемнона. Но здесь и поблизости нет других кораблей, только маленький египетский торговый парусник. Я не знаю Верховную жрицу, поэтому не могу судить о ее поступках. Но ты ее знаешь.
Андромаха посмотрела в его сапфировые глаза и увидела, что они затуманились тревогой.
— Она меня не любит, — ответила она, заставив себя говорить твердо и четко, — и у нее есть свои причины желать, чтобы я была здесь. Но мы это уже обсуждали. Это может быть западней. Но она прежде всего Первая жрица Теры, а уж потом микенка. Я не верю, что она выполнила бы требование брата, если бы это нанесло ущерб Благословенному острову. Скорее всего, она хочет наказать меня, а не предать.
— За Каллиопу, ты имеешь в виду? — спросил он, показав на изукрашенный ларец в ее руках.
