Виктор Карпенко - «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть
— Вот это верно, — одобрительно крякнул в кулак Фрол Мята, — это по-нашенски! И дьявола повязал, и на стол сел княжеский рядом с отцом.
— Дубина! — ткнул в бок кулаком Фрола стоящий позади него мужик. — Это князь Александр на княжеском столе сидит, а Сын Божий на небесах сидит и на тебя, глупого, смотрит!
— Ты, умник. Сам, поди, не разумеешь. А Сын Божий-то посидит рядом с Отцом, да и на Землю сойдет Страшный Суд вершить. Что князь Александр говорит: «…придет судить живых и мертвых, и воздаст кому что положено по его делам». Я-то кожу добро выделываю, и в церковь хожу справно, а ты, надысь, опять к соседской бабе ходил…
— И что с того. Может, я ейную облагодетельствовал и мне зачтется на Страшном Суде.
— Тише, вы, — зашипела стоявшая поблизости от заспоривших мужиков дородная купчиха. — Чай, в храме Божием, а все о греховном!
— И то верно, — перекрестился Фрол. — Прости, Господи, рабов твоих грешных.
— …Приснодеву же Марию, Матерь Его Богородицу, называем истинной подобно тому, как от Той Сына, родившегося Бога, открыто исповедуем, так и Эту, родившую Того, Богородицей, без сомнения, зовем. По-божескому ведь Она — Богородица, а по-царски — Царица, а по владычному — Владычица. По Его воле и желанию Отца, того Сына Отца и Богородицы, действием Святого Духа породил без участия мужчины, неизреченно и неведомо, и недоуменно, но только для нас, земных людей, что недостижимо и непонятно даже небесным существам, то есть ангелам, херувимам и серафимам. Это одному только известно Родившемуся от Нее.
Александр остановился, строго поглядел в сторону стоявших особняком и перешептывающихся бояр и продолжил:
— …Храним мы с великим тщанием честным иконам поклонение. Храним не просто то, что видим на доске, изображенное красками, но образу честно поклоняемся, как говорят, первообразному лицу: чей образ написан, тому воздаем поклонение. Христову же Богоначертанному изображению поклоняемся как образу Божию Сына Божьего, принимая во внимание милосердное Того к нам с неба сошествие, воплощение и жизнь на земле, и на кресте страдание ради нас, грешных, и в ад сошествие, и смерти вкушение, и тридневное из мертвых Воскресение, и на небеса преславное Его Вознесение, на престоле с Отцом и Святым Духом во плоти Его сидение, и избавление нас от смерти, и всеми милостями от Него нам, людям согрешающим, благоволение. Всемудрой же премилостивой Богородицы, Матери Его, честно чтим образ Ее святой, как будто бы сами Ее умственно воображаем, честное поклонение образу Ее святому творим, за то, что Та сына Божия и Бога плотью своей нам породила, а мы, земные, к Богу присоединяемся и с ангелами вместе хотим жить. Это Она с земли на небо показала нам путь, древом жизни напитала нас, и хлебом небесным утробы наши насытила, и от смерти нас избавила, и прощение грехов нам даровала, и в рай себе жить пригласила, царство нам открыла, и все блага небесные и земные вместе с Сыном нам даровала.
— Слава тебе, Господи и пресвятой Богородицы, — прошелестело по рядам прихожан. Мужики и бабы перекрестились трижды и затихли, вслушиваясь в речь княжескую.
— …Святых же угодников мы чтим как святых Божиих угодников, так как они всему миру наставники благодати являются. Они на земле своей небесной жизнью стали ангелам сопричастники, и о нас к Богу ходатаями, и искренними молитвенниками, и христианскими заступниками от всяких зол. Мы придерживаемся честно поучений святых апостолов и святых вселенских и поместных соборов честно храним жития прочих святых отцов. Это и есть наша вера. А кто не верует, и не поклоняется образам святых, и не почитает написанных нами первообразных и честных икон, как это делают преокаянные латиняне, мы проклянем! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Князь трижды перекрестился и вышел из собора.
Владимирцы, пришедшие на вечернюю службу, еще долго стояли в храме, крестясь и шепча молитвы. Речь князя произвела на них странное впечатление: одни ничего не поняли из сказанного и только удивлялись, как долго и гладко говорил Александр; другие же, знакомые с канонами Русской православной церкви, усмотрели в речи князя его озабоченность устоями православия и угрозу со стороны католицизма.
Когда Фрол Мята наконец-то выбрался из собора, на улице стемнело. Он шел медленно, прислушиваясь к поскрипывающему под ногами снегу, и думал: «Князь грамоте обучен и потому говорит складно. Вот только Бог — он един для всех… а как же татары? У них Бога нет, но над ними он есть и все видит. Говорят, что татары пришли в наказание за грехи наши… А кто их прислал? Господь Бог?» От этаких греховных мыслей Фрола аж передернуло. Он скоро перекрестился на кресты собора Успения Пресвятой Богородицы и быстрым шагом направился к дому, где жарко натоплена печь, где гомонят дети и ждет пышнотелая, бойкая на язык жена.
7
То ли отказ Александра от католической веры, то ли огромное желание Ливонского ордена расширить свое влияние на восток, но в 1253 году немецкие рыцари вновь появились под стенами Пскова. Они пожгли посады, убили многих жителей и уже готовились штурмовать крепость, как неожиданно пришла подмога из Новгорода. И только дружина княжича Василия Александровича и отряд карел появились у Пскова, рыцари бежали. Дружинники преследовали рыцарей-грабителей и убили всех.
Приход рыцарей на русские земли был прямым нарушением договора, заключенного в 1243 году. Александр воспринял действия Ордена как личное оскорбление и уже помышлял об ответном ударе на Ригу, но магистр Ордена Андреас Стирланд лично приехал в Новгород, чтобы уладить «недоразумение». Князь Александр тоже приехал в Новгород и встретился с магистром. После длительных и трудных переговоров было заключено докончание, то есть договор, согласно которому были забыты прошлые обиды, стороны обязались торговать, кроме того, князь Александр пообещал построить в Пскове католический храм для иноземных купцов.
ВОЕВОДА ГОРОДЕЦКИЙ АНДРЕЙ РОМАНОВИЧ
1
Как стал лед на Волге, Андрей заторопился домой в Городец. Роман Федорович его не удерживал, понимая, что нет ничего дороже семьи. Навалив подарков для внуков, он проводил из Ошела санный обоз с хлебом и солью. Чтобы избежать голодной зимы, Андрей обратился к отцу за помощью. Хотя Новград Нижний был гораздо ближе, но и там голодовали. По устоявшемуся льду, покрытому тонким слоем снега, ехать было приятно. Мороз стоял небольшой, полозья скользили легко — чего еще надо для скорого возвращения домой. Но какая-то тяжесть мешала радости пути, тревога не покидала Андрея. Он готов был оставить обоз и верхом безостановочно спешить в Городец, но ответственность за людей и груз пересилили.
— Ты чего мечешься, Андрей Романович? То вперед уйдешь, то вернешься… — забеспокоился за друга и военачальника сотник Ярема Лакун. Были они одногодки, многое за последние полтора десятка лет пережили, не раз спасали друг друга от смерти и потому доверяли друг другу всецело.
— Тревожно мне. Я уж какую ночь не сплю. Сон нейдет.
— С чего бы это? Мы вроде молодцы. Вон какой обоз везем… Месяца, почитай, на два хлеба хватит. Да я к тебе не с этим: давно спросить хочу — это правда, что твой отец царю Ошела голову срубил? Мне о том его огнищанин сказывал.
— Было дело, — не без гордости за Романа Федоровича ответил Андрей. — Мне о том Мария рассказывала, она-то врать не будет. Как-никак дочь царя Волжской Булгарии!
— Да ну! — не поверил Ярема. — Это тетка Мария самого царя дочь?
— Да, и что с того? А до крещения ее звали Зора. Ее отец царь Алтынбек дал ей в приданое земли под Ошелом, да и часть земель царя Росу перешли к Роману Федоровичу. А князем-то он уж стал потом.
— Ну, дела! — не без восхищения воскликнул Ярема. — Так это все к тебе перейдет… Ну, потом, как отца не станет.
— Зачем? — усмехнулся Андрей. — Там наследники есть, двое, если ты заметил… Да и не отец он мне вовсе. Вернее, отец, но не по крови.
— Вот те раз! А кто же твой истинный отец? — не унимался Ярема.
— Был, да помер. Погиб под татарами.
— А жена твоя не царских, случаем, кровей? Имя-то какое у нее… не наше…
— Наше имя! И она наша, из-под Новугорода Низовского. Да уймись ты наконец, — с раздражением воскликнул Андрей. — Чтобы языком молоть попусту, лучше бы поехал в конец обоза да подогнал нерадивых. Вона как возы растянулись. Не дай Бог, черемисы нагрянут иль мордва белоглазая.
Сотник ускакал в конец обоза, а Андрей стал перебирать в памяти разговоры с отцом в последний день пребывания в Ошеле. Роман Федорович что-то знал, но скрывал. То тянул с обозом, а то в два дня возы были увязаны и готовы в путь. Неужто татары? Коли так, то сказался бы Роман Федорович. Хотя при прощании как-то мельком проронил: я скоро буду, я следом… Что за этим кроется? — терялся в догадках Андрей.
