Пенни Винченци - Наперекор судьбе
И хотя все, кто окружал близняшек, были очень добры и вежливы с ними, Адель чувствовала себя не столько Аделью Литтон, сколько предметом, позволяющим наилучшим образом продемонстрировать прическу и косметику. И ей это нравилось.
После парикмахерских кресел их усадили на высокие табуреты, поставив сзади белые экраны, и попросили подождать, пока Седрик объяснит ассистенту, как расположить громоздкие софиты. Сам он разглядывал сестер через объектив своего фотоаппарата.
Редактор отдела красоты заявила, что ей нужно освещение, которое давало бы очень высокий контраст.
– Седрик, это должно быть что-то вроде снимков Герти Лоренс, сделанных Полом Танкреем. Мне нужен драматизм и высокое звучание.
Седрику редакторские пожелания не понравились. Он сказал, что свет будет устанавливать по своему усмотрению. Его упрямство не понравилось редактору отдела красоты. Она так и норовила заглянуть в объектив фотокамеры, но Седрик ей этого не разрешал. Чем ближе к полудню двигалось время, тем больше напрягался фотограф. Софиты светили очень ярко. Адели становилось все жарче. Она боялась, что от пота ее лицо начнет блестеть. Бедняжка Венеция еще тяжелее переносила жару и уже дважды отпрашивалась в туалет. Нараставшее раздражение Седрика, невзирая на все его старания, выплеснулось наружу. Он накричал на парикмахера, заставив того снова поработать над локонами, а редактора отдела красоты заставил пудрить сестрам лица. Да, бедная Венеция. Только-только успела очухаться после рождения Генри и уже снова беременна…
– Так, девушки, а теперь сидите очень, очень спокойно. Выражение лица – серьезное. Пожалуйста, никаких улыбок, – сказал Седрик, нажимая кнопку спускового тросика фотокамеры. Он выпрямился и улыбнулся близняшкам. – Прекрасно, – сказал он. – Прекрасно и изысканно. Теперь прошу подготовиться ко второму снимку. Да, очень мило, вот так, а теперь…
Он сделал еще несколько снимков. Время тянулось еле-еле. Ассистент суетился возле камеры, убирая заснятые пластинки и вставляя новые. Он же без конца передвигал софиты. Парикмахер поправлял им локоны, редактор отдела красоты пудрила им носы и щеки. Седрик следил за всем этим через открытую заднюю стенку своего аппарата. Потом Венеция не выдержала. Извинившись, она сказала, что опять должна ненадолго отлучиться, сползла с табурета и удалилась в направлении гримерной. Адель чувствовала: Седрик близок к новому взрыву. Чтобы немного отвлечь фотографа, она в шутку спросила, а не поставить ли у них за спиной зеркало.
– Тогда бы мы еще раз удвоились.
– Удвоились? – переспросила редактор «Вога».
– Да. Это было бы…
– И вас бы уже стало не двое, а четверо, – сказал Седрик. – Интересный ход. Красота, усиленная отражением. Что ж, попробуем. Это подчеркнет красоту ваших причесок. Правда, не все, что мы видим глазами, в точности передается камерой. Но идея стоит усилий.
Венеция вернулась и тихо уселась на свой табурет. Склонив голову набок, Седрик всматривался в близняшек.
– У меня тут возникла идея, – извиняющимся тоном пояснила Адель. Она видела, что сестра заметно устала. – Поставить сзади нас зеркало. И тогда нас будет уже четверо.
Венеция недоуменно посмотрела на нее:
– Я что-то не понимаю. И боюсь. Нас только двое. И в этом весь смысл. Мы двойняшки, а не четверняшки.
– Увы, – усмехнулся Седрик. – Тогда бы в зеркале вас было восемь… Впрочем, если поставить два зеркала, тогда… Конечно, придется полностью переустанавливать свет. Майкл, Майкл! Идите сюда. У меня возникла новая идея. Фабрис, поправьте волосы нашим гостьям. Начните с миссис Уорвик.
* * *У Джайлза отлегло от сердца: дверь ему открыла сама Барти. Он был почти уверен, что нарвется на агрессивную Абби. На Барти был старый, изрядно поношенный свитер и длинная юбка. Лицо бледное, в глазах – никакого блеска.
– Здравствуй, – произнесла она.
– Здравствуй, Барти. Ты позволишь мне войти?
– Сомневаюсь, что тебе вообще стоило сюда приходить, – сказала она.
– Барти, прошу тебя. Я всего лишь… хочу попросить прощения.
– А разве для этого нужно было приходить?
– Нет, – смутился Джайлз. – Наверное, нет.
– Тогда зачем пришел?
Джайлз глотнул воздуха:
– Я… я невероятно виноват перед тобой. Мне даже не выразить, насколько виноват.
– Спасибо, что понимаешь.
– Пожалуйста, прости меня.
Она помолчала, потом сказала тихим, вежливым тоном:
– Сомневаюсь, что я смогу это сделать.
– Барти, ну пожалуйста… – Джайлза охватила паника. – Я понимаю, сколько ужасных гадостей я тебе наговорил. Все мои слова были мерзкими, но особенно… особенно о…
– Да. Особенно об этом.
– Но может, ты все-таки позволишь мне ненадолго войти? Барти, я вовсе не хотел тебя обидеть. Честное слово, у меня этого и в мыслях не было. Я говорил жестокие, ужасные слова, но лишь потому, что сам находился в подавленном состоянии.
– Знаю, – задумчиво ответила Барти, – но ты сказал правду. Я имею в виду не мой разговор с твоей матерью о выпуске детективных романов. Можно часами спорить, надо это было делать или нет. Но ведь ты сказал еще и о другом. И это правда. И теперь… я даже не знаю, смогу ли вообще вернуться в издательство. Особенно после того, как ты развернул передо мной всю картину.
В эту секунду Джайлз почувствовал, будто и он подхватил грипп. Он приложил руку ко лбу, стараясь успокоиться. В горле стоял ком, который он с усилием проглотил.
– Барти…
– Не надо, Джайлз. Не надо повторять, что ты имел в виду совсем не это. Имел или не имел, очень многие согласятся с тобой. Вероятно, кто-то где-то постоянно говорит то же, что и ты.
– Никто об этом не говорит. Клянусь тебе.
– Возможно, не напрямую, – вздохнула Барти. – Или не говорят тебе. Ведь ты один из Литтонов. – В ее устах эта фамилия прозвучала с насмешливо-презрительным оттенком. – Но ты сказал правду, потому-то мне сейчас так худо. Ты заставил меня увидеть то, чего я старалась не замечать. То, что я социальный эксперимент леди Селии Литтон. И какой удачный эксперимент. Какое благотворное влияние он оказал на мою жизнь. – У нее вдруг дрогнули губы. Глаза наполнились слезами. Она всхлипнула и посмотрела на него. – И каково мне сознавать себя предметом этого эксперимента?.. Джайлз, мне не хочется дальше разговаривать. Прошу тебя, уходи.
Джайлз ушел. Никогда еще он не чувствовал себя таким несчастным.
* * *– Как здорово мы все это придумали. – Адель радостно улыбалась.
Седрик держал ее за руку. Измученная Венеция уехала домой. Съемки заняли почти весь день.
– Рад, что вы придерживаетесь такого мнения, – отозвался Седрик и тоже улыбнулся.
Фотографии были сделаны и увезены редактором отдела красоты. Теперь ничто не мешало Седрику еще раз насладиться солнечным очарованием Адели. Сейчас она была такой же, как на вечеринке у Друзиллы.
– Большинство женщин, которых мне приходится фотографировать, скучают и нервничают. Вы обе проявили чудеса терпения. Зеркала – замечательная идея.
– Вы так всерьез подумали?
– Совершенно серьезно.
– Знаете, мне здесь очень понравилось. Наверное, вы чаще снимаете профессиональных фотомоделей. Вы умеете сделать так, чтобы те, кого вы фотографируете, не уставали и не падали с табуретов.
– Иногда, – сказал Седрик, вставляя сигарету в длинный черный мундштук. – Но вы бы знали, каких трудов мне стоит добиться правильного выражения лица, правильного взгляда. Наконец, найти подходящую девушку. Конечно, есть профессиональные фотомодели. Но у многих, очень у многих из них скучные, заурядные лица. Когда возможно, я предпочитаю фотографировать не их, а девушек, наделенных естественной красотой. Таких, как вы. – Фотограф снова улыбнулся. – Конечно, для больших фотосессий, где демонстрируются моды, мы стремимся пользоваться услугами профессиональных моделей.
– И где же вы их находите? На вечеринках, балах, приемах?
– Нет. Обычно они приходят к нам по рекомендациям журнальных редакторов. Редакторы их знают, постоянно видят на показах мод. Но очень часто эти девушки совсем не фотогеничны. Иногда мы приглашаем молодых актрис. С ними бывает интересно работать. Словом, приходится тратить уйму времени, прежде чем найдешь нужное лицо. И конечно, немалую роль играет умело подобранный реквизит.
– Реквизит?
– Да. Вроде сегодняшних зеркал. Нам повезло, что в моем ателье есть зеркала. Но так бывает далеко не всегда. Мне нравится заполнять мои снимки всевозможными предметами: столиками, вазами, цветами. Иногда очень к месту оказывается пепельница или лампа. Все это делает снимок интереснее. У него появляется характер. Завтра у меня опять будет съемка. Придется повозиться с волосами. Боюсь, что у той девушки они не такие роскошные, как у вас. И потом, мне нужна… статуэтка. Достаточно небольшая, но очень своеобразная. Ее я поставлю на столик, рядом с моделью. Волосы у девушки будут прямыми, сильно отличающимися от ваших. Статуэтка должна быть ее эхом. А я до сих пор так и не собрался отправиться на поиски этой штучки. С вашего позволения, я сделаю это сейчас.
