Григол Абашидзе - Долгая ночь
Монгол напевает легенды и предания, в которых превозносит предков Чингисхана, а его самого величает как высшее божество. За что они его величают? За то опять-таки, что он уничтожил и разорил множество невинных народов.
Монгольский народ не исповедует ни Моисея, ни Магомета. Но и в его действиях проявляется все тот же волчий закон. Значит, он действительно является всеобщим и обязательным для всех народов.
Для чего же появились пророки? Ради чего они отрекались от жизни, а Христос принял крестные муки? Зачем Магомет проповедовал новую веру, если человеческие действия заранее предопределены, если людям заранее уготованы вражда, убийство друг друга, господство одних над другими?
Если взаимоотношения народов непременно основаны на насилии, если счастье и благополучие одного народа сопряжено с несчастьем и разорением другого, значит, в мире вовсе нет и не может быть справедливости и добра. Значит, этот мир создан для господства сильных, а слабые рождаются для того, чтобы влачить ярмо рабов.
Одному со дня рождения уготовано быть господином, а другому рабом. Сильные наслаждаются, вкушая все блага этого мира, а слабые существуют лишь для того, чтобы мучиться и дышать.
До Давида Строителя Грузия тоже очень долго влачила жалкое существование на земле. Но в результате деятельности великих государей Грузии народ поднял голову, поднялся с колен, разогнул спину и плечи. Он узнал, что такое свобода, независимость, что такое красота и радости жизни.
Совсем недавно началась для Грузии радостная, счастливая жизнь. Неужели так быстро вертится колесо судьбы, неужели Грузия, прекрасная цветущая Грузия, должна теперь просовывать голову в рабский хомут только потому, что появилась на свете страна сильнее ее, населенная более многочисленным народом? И вот для счастья и блага этого более сильного и более многочисленного народа необходимо, чтобы начала страдать и разоряться более слабая Грузия?
Торели писал и думал. Он все глубже вникал в течение истории, ее законы, события прошлого он сопоставлял с событиями настоящего времени и путем таких сопоставлений в бессонные ночи старался разобраться в действиях темных сил, в необъяснимых законах взаимоотношений людей и народов.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Продвижение в глубину Грузии Джелал-эд-Дин поручил своему брату Киас-эд-Дину, снабдив его армией в двести тысяч умелых воинов. После Гарнисской победы к султану явились, предлагая свою службу, аргешский мелик и властитель Сурмара. Султан их войска тоже присоединил к армии Киас-эд-Дина.
Как бурный и мощный горный поток растекается по долине на тысячи ручейков, так растекалась по Грузин и эта вооруженная орда и заполнила собой всю Армению, Нижнее Картли, Кахети, Эрети и Самцхе до самых Арсианских гор. Большинство грузинских земель попало в жестокую беду.
Те страшные времена, когда господствовали в Грузии турки и арабы, грузины начали забывать. Их изнежила свободная счастливая жизнь в течение целого века, и вот снова вернулись черные дни, гораздо чернее прежних.
Войска продвигались, как саранча, как степной пожар, все уничтожая на своем пути. Хорезмийцы конями вытаптывали виноградники, саблями рубили сады. Как голодные волки, рыскали они из конца в конец.
В долинах жить стало нельзя. Деревни снимались с места. Люди бросали дома, имущество, уходили в леса и горы, ища пещеры, роя подземные жилища. Кровожадные хорезмийцы не щадили никого. Одинаково не задумываясь, рубили они и столетних стариков, и грудных младенцев. Стада, табуны, отары, пленники тянулись на юг к Адарбадагану.
Рабы-грузины наводнили невольничьи базары, и цена на рабов упала. Отборные мужчины-богатыри, виноградари и хлебопашцы едва сбывались за три-четыре динара.
До людей постепенно дошло, что за беда произошла у Гарниси. Спасшиеся от гибели и плена князья тоже стали приходить в себя. Они укреплялись в подвластных им владениях и пытались давать отпор озверевшему врагу. Ожесточившийся народ стал собираться вокруг князей. Каждый, кто только мог держать саблю, считал своим долгом сражаться с поработителями.
Небольшие отряды вооруженных грузин внезапно налетали на хорезмийцев. Не осмеливаясь вступить в бой с большими скоплениями врага, а пуще того избегая сражений на ровном открытом месте, они подкарауливали врага в тесных ущельях, где большому войску трудно развернуться и действовать. Из умелых засад они неожиданно нападали со всех сторон. Засыпали врагов заранее приготовленными камнями, рубили, не оставляя в живых и не беря в плен.
Хорезмийцы стали осторожнее даже и на равнинах, а в горы и в ущелья вовсе перестали показывать нос. За каждым деревом, за каждым камнем им мерещились грузинские мстители. Они перестали ходить на грабежи поодиночке или небольшими группами и стали совершать разорительные походы только многочисленными отрядами.
Вершители судеб Грузии находились в растерянности. После Гарнисского сражения между крупнейшими военачальниками царил раздор. Ни по одному вопросу не было единого мнения. Некоторые требовали спешно собрать большое войско и дать хорезмийцам новое сражение. Другие считали, что создать большое войско так быстро не удастся, что оборона Тбилиси заранее обречена на неудачу и что все надежды нужно возлагать на переговоры царицы с Джелал-эд-Дином.
Царица все еще была нездорова после родов. Слушая советчиков, она внутренне соглашалась то с одним, то с другим, но сама остановиться ни на чем не могла и решительного шага, который мог бы изменить обстановку и спасти страну, все не делала.
А враг не ждал. Действуя решительно, быстро и точно, он уверенно осуществлял все, что считал нужным. Джелал-эд-Дин понимал, что грузинам не следует давать больше передышки, нельзя допускать, чтобы они пришли в себя после Гарнисского боя и вторжения Киас-эд-Дина. Он шел на быстрое и окончательное покорение Грузинского царства.
Шалва Ахалцихели трезво смотрел на положение вещей. Он считал, что Джелал-эд-Дин, изгнанный из своих хорезмийских владений, не сможет быстро и прочно укорениться в Адарбадагане. Кроме того, не сегодня-завтра появятся идущие по следам султана монголы. Они ударят с тыла и заставят Джелал-эд-Дина со всем своим войском убираться из Адарбадагана и бежать куда-нибудь дальше. И победу Джелал-эд-Дина при Гарниси, и покорение им Адарбадагана Шалва считал лишь временными удачами. За кажущимся могуществом султана он видел неизбежность его гибели, и притом очень скорую.
Шалва Ахалцихели жил в плену. Жизнью он не дорожил. Уже не однажды он мог потерять ее в сражении. Но теперь ему хотелось выжить для того, чтобы хоть один раз встретиться с Иванэ Мхаргрдзели, и пусть он перед богом и перед царицей ответит Шалве, что случилось при Гарниси, почему авангард войска был брошен на произвол судьбы. Шалве хотелось жить, чтобы рассчитаться с амирспасаларом.
Не то чтобы Ахалцихели был уверен в измене Мхаргрдзели. Но если даже это была просто беззаботность, просто неосмотрительность, то в условиях войны, в осажденной крепости, на виду неприятельского войска всякая неосмотрительность сама по себе равна измене. А за измену придется отвечать. К отмщению взывали и павшие при Гарниси, и принесенные в бесславную жертву четыре тысячи месхов, отборных рыцарей Ахалцихели. К отмщению взывали сломленное могущество Грузии, ее поруганная честь, ее развеянная слава. Укрепляли Шалву в его планах мести любовь к отчизне и верность царице.
Приняв такое решение, а также считая, что дни Джелал-эд-Дина все равно сочтены, Шалва стал заботиться о сохранении своей жизни. Он решил выжить любой ценой. Поэтому и преклонил голову доблестный грузинский рыцарь перед возгордившимся своими победами султаном.
У Джелал-эд-Дина были свои виды на Шалву Ахалцихели. Султан проявил великодушие, окружил грузинского царедворца воинским почетом. Он пожаловал Шалве не только жизнь, но и земли: Маранд, Салмас, Урмию и Шушню. Ахалцихели, в свою очередь, клялся солнцем и головой в верности султану. Он имел вид человека, вполне осчастливленного Джелал-эд-Дином. Завладев столь обширными и богатыми именьями, Шалва проводил время на охоте и в пирах и вообще вел себя так, словно Грузии никогда не было на свете, а вместе с ней и семьи, и друзей, и царского двора.
Приставленные к Шалве слуги все были шпионы и соглядатаи. Они следили за каждым шагом вельможи, ловили и запоминали каждое его слово.
Подсылаемые султаном собеседники всячески преувеличивали масштабы Гарнисского поражения грузин, все время говорили об измене грузинского командования, объясняя эту измену завистью и личной враждой Мхаргрдзели к преуспевающим при дворе прямодушным и благородным братьям.
Сам Джелал-эд-Дин дважды встречался с Ахалцихели. Однажды он охотился с ним, а после охоты пригласил к своему столу. Судя по всему, султану нравился первейший грузинский рыцарь. Стрела, пущенная Шалвой, всегда находила цель, а достоинство, с которым он держался, искусство его беседы казались поистине царскими.
