Эушен Шульгин - Моление о Мирелле
— А мы были в городе, — выпалил он.
— В городе? Ну и что дальше?
— Одни!!
— Мы были в городе одни? — поддел я с издевкой.
— Именно! Я с мальчишками плюс Симонетта. Все наши: Гвидо, Марко, Луиджи, Бруно, Туллио — и Симонетта.
Для верности он загибал пальцы. Все!
Я встал на ноги.
— И куда ходили?
— Далеко, аж до пьяццо ди Верзейа!
— Аж до пьяццо ди Верзейа! — передразнил я язвительно, поворачиваясь к нему спиной.
— Смотри, что у меня для тебя есть. — Он кошкой метнулся мне в ноги и протянул красное блестящее яблоко. Я взял его и под пристальным взглядом Малыша надкусил. Вкусное и сочное.
— Мы его стырили, — успокоил Малыш.
— Стырили?
— Ага. Не только это одно, целую кучу. Туллио, оказывается, так обалденно свистит прямо из-под носа. Пока мы все шумели и устраивали цирк на лужайке, он прополз под тележками с мешком и натаскал прорву! Мы их свалили за сфинксом на аллее. Пойдем посмотрим!
Вот они все, голубчики, под красным каменным сфинксом. Стоят кружком вокруг раскрытого мешка, полного фруктов. Именинник Туллио в центре, у мешка, улыбается во всю перечумазанную моську. Ждут меня, это ясно. Моего благословения.
Я присел на корточки, чтобы поближе рассмотреть улов. Пощупал апельсины. Посмотрел на добытчиков. Важность момента давила. Ощутимо. Слишком многое решалось в эти секунды. И зависело все от меня. Как себя вести? Всего-то и нужно — принять правильное решение. В голове беспорядочно роились мысли. По крайней мере ясно: они не забыли, что просили меня быть их предводителем.
— Недурно сработано, — похвалил я. — Добыча богатая.
Собравшиеся рядом осклабились. Даже Луиджи довольно ухмыльнулся.
— А Роза струсила идти с нами, — объяснил жирный Бруно и оглянулся, ища поддержки. — Поэтому ей ничего не положено, а тебе — да.
И Туллио принялся проворно делить фрукты на семь кучек. Один апельсин остался лишним.
— Это il capo, — решил Туллио.
— Нет, — сказал я свое слово. — Это Розе.
Как я мог так лопухнуться? Как? Мы увлеклись дележкой — наконец-то стали действительно бандой! И тут — тут налетели они!
Разом высыпали со всех сторон, отрезав пути к отступлению. Сомкнули кольцо и молча не пускали нас. Выжидали. Бруно просыпал свои фрукты. Туллио безуспешно пытался рассовать их по карманам. Гвидо и Марко покидали все обратно в мешок. Луиджи отдал свои Симонетте.
— Подержи-ка, — сказал он и взял в каждую руку по камню.
Я оглянулся — пересчитать, но и так знал: их слишком много. Подавляюще… Малыш занял позицию бок о бок со мной…
Нет ли среди них Рикардо, он, помнится, мечтал о дружбе со мной… Нет, вроде нет. Кой-какие лица знакомы, других прежде не видел. Далеко ли до дома? Метров сто? Или двести? Если попытаться прорваться. Мешок бросить — и врассыпную, всем разом? Нет, не пойдет. Это чистое самоубийство. Нас перещелкают, как вшей, всю гоп-компанию. И этот идиот Луиджи так и стоит с булыжниками — тоже мне, непобедимый.
Я поплыл. Все сделалось таким чудным и милым. Прорезался сглаженный уличный шум, а вокруг меня стало так воздушно. И я понял, что вернулось — оно. Забило, заполонило меня. Острое чувство, что вот-вот взорвусь, приправленное облегчением, когда «все» ушло, вновь оставив лишь сухой, гадкий металлический привкус. Ты неуязвим, Федерико, сказал я сам себе, верно, ничто тебя не берет? Я глотнул воздуха и подошел к самому громиле.
— Где Рикардо? — спросил я, глядя ему в глаза. Он пожал плечами. — Я веду переговоры только лично с Рикардо, — заявил я авторитетно. Парень огляделся. У него были уши торчком и стрижка под горшок. А на одном боку проплешина, волосы решили там не расти. Скулы выпирают, нос коротко обрубленный и так далеко ото рта, что лицо кажется парализованным. Бесцветные глаза прилеплены почти у виска — короче, рожа выстругана на скорую руку. — Ни с какой шелупонью я переговоров не веду. Здесь главный Рикардо, с ним все и решим. Позовите его! — выпалил я.
— Вынайте фрукты! — завопил кто-то из «бешеных». Голос хриплый от постоянного ора.
— Попробуй отними, — ввязался в перепалку Луиджи, злосчастье наше.
Я крутанулся к нему.
— Молчать! — По задумке, в голосе должны были слышаться раскаты грома. Заодно я заметил, что и Симонетта уже вооружилась камнями. Гвидо высматривает себе подходящие, а Малыш и Марко перешептываются, присев на корточки.
— Бросить камни, — рыкнул я. — Камнями дерутся только трусы!
Я их сильно удивил, но камни были брошены на землю. Я снова вперил взгляд в того же парня:
— Позови Рикардо! — и с облегчением заметил его колебания. Глазки забегали. Ага, попался, обрадовался я. Тут раздался «боевой клич бешеных» — и они перешли в наступление.
Сражение не было долгим: сопротивлялись только мы с Луиджи, Малыш сунулся, но верзила, раза в два его больше, решительно пресек попытку. Остальных переловили и сложили рядком, как бабочек для гербария. Запал боя, крики — Симонетта в неистовстве кусала всех подряд. Луиджи вывертывался, как склизкий угорь, и эту худосочинку пришлось держать десятью руками и десятью коленками. Я сам бился, как зверь. Но что мы могли сделать? Через десять минут мы все перестали рыпаться под их острыми локтями, коленями: руки заломлены за спину. От ярости и бессилия я щерился и ругался.
— Проклятые, будьте прокляты, черти, — выл я.
Пока суд да дело, добычу нашу скоренько покидали в мешок. И привет. Марко и Бруно заливались на пару. Гвидо стоял молча, повернув к нам мокрое от слез лицо. Грустный Малыш поглядывал на меня украдкой, точно присматриваясь. Симонетта без кровинки в лице, зато саднят обе коленки, а одежда разодрана в клочья. Луиджи сидит, спрятав голову в колени, нос кровит, а вместо глаза — огромный красный шар с чуть заметной щелочкой. Он кашлял и харкал кровью… Туллио пропал.
У меня самого хлестала кровь из носа и болело все. Одна рука — немыслимо. Я поддерживал ее второй ладонью. И мысль одна: месть! Как отомстить?
— Рикардо! — крикнул я что было сил. — Ты жалкий трус, ты боишься сразиться в открытую! — Ответа не последовало. Были слышны уличный шум и шум дождя, окатившего парк холодной водой. Луиджи сплюнул зуб.
Я встал на ноги. Дождь барабанил по грязи и фонтанчиками брызгал на ноги. Волосы уже облепили голову. Капельки, как халцедоны, повисли под носом и в уголках глаз. Я втянул их в себя — вкус крови. Одежда набрякла, в башмаках хлюпало. Гравий бороздили бесчисленные ручейки. Я задрал голову и закрыл глаза. И вдруг мне стало смешно. Меня разбирал смех! Хоть вид у моих компаньонов был прежалостный. Я расхохотался. Баста, пошли домой чиститься!
Единогласно решили возвращаться в место постоянной дислокации вразбивку, чтоб не привлекать к себе внимания. Один, другой невзначай забредали в пансионат, но тщетны оказались эти предосторожности, равно как и безмятежность на наших лицах. Нас там уже ждали!
Как так вышло? Как удалось за какие-то пару минут высвистеть всех родителей? Все Туллио. Улизнув с поля брани, он ворвался в кухню к Лауре, задыхаясь от новостей. Через полминуты она была в курсе, через минуту, отмерив вверх-вниз все лестницы в доме, она созвала все живое на совет. Комитет по организации встречи занял свои места в холле. Один за другим каменели в дверях бойцы разбитого войска. Одного вида такого количества родичей достало, чтобы у меня из головы разом улетучились все заготовленные мной складные объяснения.
Допрос с пристрастием и криками. Только руки мелькают. В меня вцепились, впились поцелуем, подняли, тряхнули. Хлопки пощечин, вопли моих доблестных воинов. От нас исступленно добивались подробностей, едва давая вклиниться в их словесные потоки одним словечком. Без церемоний шуруют в наших на соплях держащихся ошметках одежды и грубо ковыряют наши раны. Мелькнул Луиджи, мать тащила его, точно мокрого котенка. На секунду встретился глазами с Бруно, выражение полной безнадежности в его взгляде кольнуло во мне состраданием.
Хаос.
Все в комнате тряслось, стучало и дрожало. Дождь по стеклу, зубы, ноги Малыша под банной простыней, мамин голос, стаканы на полке под зеркалом всякий раз, как отец заводился, вода в раскалившемся умывальнике.
Оценить обстановку. Что им известно? Что растрепал Туллио? Мама исследовала нас на предмет сохранности, тяжко вздыхая и отпуская замечания:
— Бог мой, ну и вид у вас!
— Что вы делали?
— Что с вами сделали!!
И мне персонально:
— Ну почему стоит мне отвернуться, как сразу такое случается?
Меня трясло, но я молчал смерил ее полным достоинства взглядом. Это же моя первая в жизни качественная драка! И Лене:
— Еще раз такое случится — я запрещу тебе играть с Фредриком и другими ребятами!
Руку разнесло. Она занемела и повисла.
