Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование
Отдохнув в паланкине, правитель перебрался на слона, высланного для него губернатором провинции Чар-Вилоят Хош Диль-ханом, и 17 января въехал в Мазари-Шариф. Встреча была торжественной. Во многих местах возвышались праздничные арки: верхушки шестов, установленных по обе стороны дороги, соединялись длинными широкими зелеными чалмами с прикрепленным к ним посредине Кораном. У таких ворот сидели муллы или дервиши, читавшие нараспев суры из священной книги.
Гремели пушечные залпы. Густой дым от выстрелов затянул всю дорогу, и из фантастического марева выплывали то слон с восседавшим на нем в плетеной корзине-хавдадже правителем, то свита, то войска. На одной из площадей у костра, желтоватое пламя которого трепетало над белой скатертью недавно выпавшего снега, два афганца с обнаженными саблями в руках плясали военный танец под музыку оркестра из бубна, двух флейт и гыжака, своеобразной скрипки.
Русской миссии был отведен дом, который она занимала на пути в Кабул. В Мазари-Шарифе ее ждал сюрприз: прибывший с письмом к Шер Али-хану есаул Булацель, адъютант генерала Кауфмана, передал членам посольства распоряжение вернуться на родину. Всем, кроме доктора Яворского, если афганский правитель будет нуждаться в его услугах.
Не успели Разгонов и его спутники прийти в себя с дороги, как их пригласили к эмиру. Он разместился во внутренних комнатах губернаторского дворца. Пройдя множество коридоров и двориков, где находилась охрана, приглашенные вошли в зал. Его обращенные на юг окна закрывались деревянными решетчатыми ставнями; в небольшие решетки-проемы были врезаны стеклянные квадраты. Снегопад сменился ясной погодой, и помещение заливали потоки солнечного света. На камине стояли бронзовые часы со светящимся циферблатом — подарок туркестанского генерал-губернатора. Камин не топился, и зал обогревался мангалом — жаровней с горячими углями.
Шер Али-хан, накинув на плечи шубу, сидел в кресле. Стулья для членов миссии стояли вдоль стен. Но выражению лица эмира можно было заключить, что он в хорошем настроении.
— Как себя чувствуют дорогие гости после нелегкого переезда? — спросил Шер Али-хан.
— Мы — люди привычные, — улыбнулся Разгонов. — К тому же нам скоро предстоит более далекое путешествие.
— Нам это известно, — сказал правитель и дал знак мирзе, который тут же удалился в соседнюю комнату. — Ярым-подшо сообщает об этом.
Члены посольства переглянулись: эмиру известно прозвище, данное Кауфману в Туркестане… Между тем горбоносый мирза с лукавыми, живыми глазами, сверкавшими из-под огромной чалмы, неслышно ступая необутыми, в одних чулках ногами, принес инкрустированную шкатулку. Затем он извлек из нее и прочел вслух послание туркестанского генерал-губернатора, написанное по-персидски: «Великий хазрет, государь император, желая помочь вашему высокостепенству в трудных обстоятельствах ваших, путем переговоров добился положительных заверений английских министров нашему послу в Лондоне о сохранении независимости Афганистана…»
Назиров перевел текст на русский язык.
«Что касается генерала Разгонова и лиц, при нем находящихся, то их необходимо теперь же отпустить. Если же ваше высокостепенство желаете иметь при себе нашего доктора Яворского, то я ничего не имею против этого; он будет полезен вам и всем вашим…»
— А вот самая последняя весть от джарнейля Кауфмана, — добавил эмир, и мирза прочел: «Министр иностранных дел князь Горчаков сообщил мне по телеграфу, что великому хазрету, государю императору, угодно было повелеть мне пригласить ваше высокостепенство в Ташкент…»
— Кажется, Аллах вспомнил о наших молитвах, — улыбнулся правитель. — Если ветры удачи начнут дуть в нашу сторону, то они разгонят обложившие нас тучи несчастий и страданий. Хотя мы лишь тогда избавимся от дьяволов опасений, когда инглизи прекратят враждебные действия и уведут войска с наших земель…
— Выходит, — произнес Разгонов, — мы можем и дальше следовать вместе с вашим высочеством.
— Так было бы лучше всего, если бы у нас опять не разболелась нога. Тысяча слов благодарности джарнейлю Кауфману за опытного табиба. Мы сегодня же воспользуемся его услугами.
Когда его соотечественники откланялись, Яворский снова осмотрел левую ногу эмира, но и на этот раз не обнаружил никаких симптомов заболевания. На всякий случай он смазал голень йодом.
Через несколько дней состоялась новая встреча правителя с Разгоновым и его спутниками. Шер Али-хан лежал на медвежьей шкуре, постеленной поверх тюфяка.
— Болит нога. Не знаю, смогу ли отправиться в Ташкент… — сказал он с грустью, едва успев обменяться приветствиями с гостями. — Урус табиб, наверное, считает меня капризным ребенком, но боль в ноге не дает покоя.
Все повернулись к Яворскому. Теперь он мог убедиться, что жалобы эмира имели основания: левая лодыжка и подколенная впадина опухли и были горячими; от прикосновения к ним больной стонал.
— Полагаю, что у вашего высочества суставной ревматизм.
Врач натер лодыжку мазью с хлороформом и поставил компресс. Чтобы ослабить болезненные ощущения, он предложил пациенту опиум, но тот категорически отказался принимать что-либо внутрь.
— Я нахожу, — добавил, подумав, доктор, — что путешествие в паланкине будет вполне спокойным для вашего высочества, а в Ташкенте несравненно больше средств лечения, чем в Мазари-Шарифе.
— Откровенно говоря, — откликнулся эмир, — не только нога нас беспокоит. Можем ли мы покинуть страну в таком положении?! Инглизи заняли Кандагар…
Находившиеся в зале везир и казий печально покачали головами.
— Вот так инглизи выполняют свои обещания, — продолжал Шер Али-хан. — Еще несколько месяцев подобного соблюдения независимости, и наши города один за другим перейдут в их руки. Если мы уедем, они займут все земли. И возвращаться будет некуда… Нет, государство в таком состоянии, что его оставить нельзя!
Когда 31 января доктор Яворский, сопровождая отъезжающих членов миссии, явился на прощальную аудиенцию, он был потрясен открывшейся перед ним сценой. Близ эмира находился ахун с помощником, который поддерживал над медным тазом обернутую в кисею ногу правителя, тогда как ахун поливал ее водой. Шер Али-хан объяснил, что утром боль в ноге возобновилась и по совету ахуна на нее уже часа три льют ледяную воду. Результат блестящий: никакой боли!
— Вашему высочеству незамедлительно следует заменить этот метод лечения растиранием больного места, а затем обернуть ногу в шерстяную ткань, — взволновался Яворский.
— Мы отказались бы от обливания водой, но оно хорошо успокаивает боль, — возразил эмир. — Мы чувствуем себя теперь лучше.
Было видно, что его бодрые слова не очень соответствовали истине. Тем не менее, крепясь, правитель сердечно попрощался с членами миссии. Вскоре Яворский и оставшийся с ним переводчик Замааи-бек с тоской махали руками вслед удалявшемуся каравану, который увозил их соотечественников, а также везира и казия, отправленных в Ташкент для переговоров.
Долго тосковать не пришлось. Ранним утром за Яворским прислали из дворца. Эмир лежал на том же месте. Обнаженную больную ногу облепили черные корки какой-то засохшей мази, состоявшей, как разъяснил ахун, из яичных белков и лепестков розы. Шер Али-хан жаловался на сильную боль. Начинаясь у колена, она спускалась вниз, до самых пальцев. По его лицу струился пот, и он с трудом подавлял стоны.
Сняв корки мази, врач почувствовал, что вплоть до колена нога холодна словно лед. Пульс не прощупывался. Все стало ясно: нарушение кровообращения. Но отчего? Тромб? Ущемление или разрыв артерии?
— Простите, что я беспокою ваше высочество, но мне нужно знать, не ушибали ли вы ногу в последние месяцы?
Вопрос не сразу дошел до эмира. Шер Али-хан, казалось, был на грани потери сознания. Наконец он отрицательно помотал головой. Так. Значит, речь идет о тромбофлебите. Безотрадное заключение… Когда же это произошло? Ведь еще три дня назад, рассуждал Яворский, не было заметно никаких изменений в кровеносных сосудах. Отчего за такой короткий срок все осложнилось и произошла закупорка вен? Правда, эмиру под шестьдесят, жизнь его не была подчинена строгому режиму, а тут еще этот тяжелейший переезд — малейшего толчка могло оказаться достаточным для возникновения тромбоза…
А вот и разгадка: вероятно, ногу не однажды часами поливали ледяной водой, чтобы «унять боль». Отсюда спазм или полный паралич сосудов. Но быть может, нарушение кровообращения носит временный характер? Врач растер ногу спиртом и завернул в шерстяное одеяло.
— Немножко легче, — прошептал правитель. — Теплее… Но боль не уменьшается…
— Не хотите ли порошок морфия? Это вас успокоит.
— Морфий? Ни в коем случае. Он сухое — горячее средство, а наш темперамент также сухой — горячий. Морфий для нас вреден!
