Ольга Рогова - Богдан Хмельницкий
Запорожцы молча, понурив головы, слушали кошевого, и, когда он кончил, это молчание длилось еще несколько секунд. Потом сразу все заговорили, зашумели, трудно было разобрать, что именно кричал народ. Молодые кричали: "Пусть Хмельницкий ведет нас на ляхов"! Но закаленные в бою, опытные казаки не так-то легко отдавались первому увлечению, хотя и они тоже были за войну. "Хорошо постоять за веру православную, отомстить панам за обиды, но у ляхов сильное войско"! – говорили они. "Нам одним не совладать, много уж погибло казацкой силы в борьбе с поляками".
Кошевой с намерением не сразу все высказал. Теперь он продолжал:
– Хмельницкий только что приехал из Крыма, он бил челом хану, и хан обещал нам помощь. Орда Тугай-бея стоит уже наготове за Сечью. Дело только за нами.
Известие о татарской помощи сразу разрешило все сомнения. Курени стали совещаться между собой и выслали своих выборных. Выборные просили слова.
– Слава и честь тебе, Богдан! – с поклоном сказали они. – Сам Бог дает тебя нам, чтобы ты вел нас против панов, и мы все, сколько нас тут есть, готовы сложить головы за святое дело.
Кошевой подозвал писаря и сказал ему:
– Принеси клейноты из скарбницы!
Писарь отправился и возвратился, неся королевскую хоругвь, дарованную Владиславом, бунчук с позолоченным шаром, позолоченную булаву с каменьями и серебряную войсковую печать.
Кошевой принял из рук писаря клейноты и, с поклоном передавая Хмельницкому, сказал:
– Славное Запорожское войско признает тебя, Богдан Хмельницкий, своим гетманом и просит тебя принять эти клейноты, знаки твоего нового звания. Богдан низко поклонился на все стороны и проговорил:
– Благодарю вас, панове запорожцы, за доверие ко мне и принимаю эти клейноты, но прошу не называть меня еще гетманом, пока я не заслужу этого звания, пока все городовые казаки не признают над собою мою власть, как их предводителя.
– Слава и честь Хмельницкому! – подобно раскату грома прогудело в толпе казаков. – Будем слушать тебя во всем, будем служить тебе до последнего издыхания!..
Рада кончилась. Все направились в церковь. Священник в полном облачении уже ожидал их; он отслужил литургию и благодарственный молебен и благословил запорожское войско на святое дело.
– А теперь, панове, – пригласил кошевой, – просим милости моего хлеба-соли откушать.
Богдан и войсковые старшины отправились к кошевому на обед, а курени выкатили бочки с горилкой, чтобы попраздновать перед походом. В походе пить горилку строго воспрещалось.
Вечером снова раздался бой котлов, и запорожцы снова собрались на площадь.
– Панове запорожцы, – объявил кошевой, – мы решили с Хмельницким, что всем идти с ним незачем: достаточно татар и восьми тысяч запорожцев. В Украине пристанут к нашему войску еще городовые казаки. Остальные же разойдитесь до господы и будьте наготове явиться по первому требованию. Теперь Богдан уже имел власть над всем войском запорожцев. Он как будто вырос, приказания отдавал не торопясь, толково, готовился к походу умело и уверенно.
Ой взяв свою миленьку За рученьку биленьку Повив и в комирочку…
Ивашко Довгун в это время был занят своими делами. Он устраивал Катрю с Олешкой в их новом помещении и целыми днями пропадал на острове.
– Кажись, совсем свихнулся хлопец, – махнул на него рукой Богдан.
Как-то вечером Ивашко вернулся домой сильно возбужденный и на вопрос Хмельницкого отрывисто проговорил:
– С Никитой Кустарем поссорился!
– С каким Никитой? – переспросил Богдан.
– Да тоже с запорожцем, мы с ним давно не в ладах. Еще мальчишками дрались, когда верхние курени выходили на нижние. Он мне всюду и во всем старается шкоду учинить: то потраву устроит, то землю оттянет; все я ему прощал, а уж на этот раз не спущу, хотя бы до самого кошевого дойти пришлось, уж быть Никитке битым.
– Что же он тебе сделал? – спросил Богдан.
– То и сделал, что вздумал своих волов на моем лугу пасти, да еще там, где Катря, на островке. Прочуял он, видно, что я часто на тот островок езжу; который день за мной, как кошка за мышью, крадется. Сегодня утром подъезжаю к острову, а он уж тут как тут со своими волами. Я его гнать, не идет… Что тут делать? По счастью Олешка, видно, подслушала наш разговор, – ни она, ни Катря не показались. Постоял, постоял я…
И уехал с острова. Нарочно пальцем не тронул, буду на него суду жаловаться, на счет потравы у нас строго… Пусть его хоть раз проучат.
Хмельницкий попробовал было отговаривать Ивашка, но тот и слушать не хотел.
На другой день рано утром Довгун отправился в паланку, так назывался окружной суд, помещавшийся на границе самой Сечи и ведавший дела запорожцев, живших вне куреней. Этих паланок было несколько. Ивашко отправился в свою, к которой принадлежал его участок. Он изложил свое дело паланковому судье и дождался, пока послали за обидчиком. Никита Кустарь явился с калачем, также как и Ивашко. Скромно положил он его на стол перед судьей и остановился в почтительной позе. Это был ловкий, видный казак с рыжим чубом и длинными рыжими усами, с рысьими глазками и немного рябоватым лицом.
– Жалуется на тебя казака Ивашко Довгун, – начал судья, что ты на его лугу пас своих волов. Что ты на это скажешь?
– Доложу вам, пане добродзею, – отвечал Никита, что я точно пас своих волов на лугу на островке, а что этот луг Ивашкин, я не знал.
– Я ему говорил, пан судья, – вмешался Довгун, – что этот луг мой, а он все-таки остался пасти волов.
– Смею вам доложить, пане добродзею, – невозмутимо возразил Никита, –что Ивашко приехал на остров, накричал что-то, накричал, а толком ничего не сказал.
Судья старался помирить их.
– Заплати ему за потраву! – уговаривал он Никиту.
– Смилуйтесь, пан судья, за что же я буду платить, когда я не знал, что луг чужой.
– Прости ему эту потраву! – обратился судья к Довгуну.
– Ну, уж нет, пан судья, я ему много прощал, а на этот раз надо его и поучить.
Судья развел руками.
– Если уж вы оба такие упрямые, то я для вас ничего сделать не могу. Идите в Сечь, там вас рассудят.
Оба казака сели на лошадей и поскакали в Сечь.
– В чей же курень мы сперва пойдем? – спросил Никита, когда они запаслись хлебом-солью и въехали в ворота крепости.
– Пойдем, брат, в мой курень! – отвечал Довгун.
– Ну, хорошо, пойдем, пожалуй, и в твой, – согласился Никита. – Здорово, батько! – сказали казаки атаману, входя в курень. – Здоровы будьте, панове молодцы! – отвечал атаман. – Садитесь, гости будете.
– Нет, батько, некогда нам сидеть, у нас к тебе дело.
– Ну так говорите, в чем ваше дело.
Ивашко рассказал обо всем, что случилось, не забыв упомянуть и о суде в паланке.
Атаман внимательно его выслушал и обратился к Никите.
– Какого ты куреня, братец?
– Переяславского, – ответил тот.
– Гей, хлопцы! – крикнул атаман своих слуг. – Подите, попросите ко мне атамана Переяславского куреня.
Минут через десять пришел атаман. Выслушав обе стороны, атаманы начали советоваться друг с другом и затем обратились к тяжущимся.
– Вы уже судились, братцы, в паланке?
– Судились! – отвечали они с поклоном.
– Отчего же вы не помирились? Ты, Никита, учинил потраву, ты и должен заплатить. Ты, Ивашко, должен ему простить и не иметь на него никакой обиды.
– Не заплачу я ему ничего! – упорствовал Никита. – Он меня тоже обидел, и вором, и разбойников назвал, а я чем же виноват, я не знал, что луг чужой.
Наконец, атаманам надоели уговоры. Они вместе с казаками отправились к войсковому судье. Казаки опять запаслись хлебом-солью. Сперва вошли атаманы, поклонились, поздоровались с судьей. Затем вошли и казаки.
– Кланяемся вам, пане добродзею, хлебом и солью.
– Спасибо, панове молодцы, за хлеб и за соль! – отвечал судья и, обращаясь к атаманам продолжал:
– А какое у этих казаков дело?
Ивашкин атаман подробно изложил дело. Судья внимательно выслушал и обратился к Никите.
– Ты, братец, я вижу упрям. Судили вас и паланка, и атаманы, да и я присуждаю тоже; ты со всех сторон виноват и должен удовлетворить обиженного… Согласен, что ли?
– Нет, пане добродзею!
Судья даже вскочил с места.
– Ну, уж и казаки же у вас, панове атаманы, – ведите их к кошевому, там им будет конечный суд и расправа. А вы, братцы, забирайте с собой ваш хлеб-соль, мне его не нужно.
– Да ни, добродзею! Мы себе опять купим на базаре.
– Забирайте, забирайте! – строго крикнул на них судья и сунул им калачи в руки. – Не держите атаманов, да и меня не задерживайте: у меня не одно ваше дело.
Делать нечего, отправились к кошевому. Опять пошли поклоны, хлеб-соль, допросы и расспросы, опять все дело было подробно рассказано. Кошевой помолчал немного, подумал и потом обратился к Никите.
– Ну, так как же, братец, думаешь рассчитаться с этим казаком? Решала вас и паланка, и атаманы, и судья войсковой, дошло дело и до меня. Я признаю, что дело ваше решено справедливо, ты во всем один виноват: забрался с волами на чужой луг, волы траву поели, казак тебя гнал, ты не пошел, значит, надо тебе за потраву платить. Что же ты мне скажешь? –Согласен ли ты удовлетворить обиженного?
