Ольга Рогова - Богдан Хмельницкий
– Мамка, мамка!.. – могла только выговорить Катря: – Ивашко! Богдан…
Казаки!..
Богдан, между тем, упрашивал мурзу Али благосклонно принять казацкие подарки: прекрасного коня, саблю с дорогой рукоятью и серебряную сбрую. Али отнекивался, но видимо был доволен подарками и, наконец, приняв их, спросил: – Чем могу я служить брату моему?
– Великий господин, – проговорил Богдан, – окажи милость твою, помоги нам увидеть светлые очи ханского величества…
– Наш высокий повелитель не совсем здоров, он теперь никого не принимает, – отвечал Али, впрочем, я постараюсь. Сколько времени вы уже ждете?
– Да завтра будет неделя.
– Хорошо, сегодня я буду у хана, а на завтра ждите приема, – важно сказал мурза, отпуская гостей.
Али был любимец хана и зачастую значил при дворе более, чем сам великий визирь. Богдан был уверен, что ходатайство Али принесет желанный успех. Действительно, на другое утро явились послы от мурзы с приказанием в полдень быть во дворце.
– Мурза Али встретит тебя там и проводит к хану; он просил только не забыть захватить с собой подарки для высокого повелителя и для слуг его, –прибавил посол.
Катря, между тем не знала на что ей решиться: первой ее мыслью было побежать к послам, открыться им, но это было рискованно, в доме зорко следили за слугами и сейчас бы донесли об этом мурзе; ждать случая, но, ведь, казаки могли уехать… Катрю даже в холод бросило от этого предположения. Однако, судьба сама о ней позаботилась: мурза назначил ее в числе слуг, сопровождавших ее во дворец.
Там, на широком ханском дворе, перед затейливыми дверями, служившими входом в святилище, недоступное взорам простых смертных, мурза Али со своей свитой встретил Богдана, окруженного казаками. Молодцевато посматривал Ивашко на татар; ему и в голову не приходило, что у одного из молодых татарчат, несших опахало, сердце бьется, как птичка в клетке, при взгляде на его рослую коренастую фигуру. У казаков взяли их подарки и понесли впереди всей процессии; наконец, у самого входа в приемную залу их заставили снять обувь и только тогда отворили перед ними двери.
Зала вся блестела золотом и дорогими тканями. В глубине ее возвышался трон хана с мягкими шелковыми подушками, и на нем восседал Ислам-Гирей, весь закутанный в парчу и атлас, покрытый с головы до пят драгоценными украшениями. Над ним держали причудливое опахало громадных размеров, а кругом трона стояло множество слуг в богатых одеждах. По стенам тоже лежали подушки, и на них восседали знатные мурзы, окруженные свитами. Великий визирь стоял по правую руку у трона, ожидая приказаний своего повелителя. Мурза подвел Богдана к трону и, опустившись на колени, проговорил:
– Высокий повелитель правоверных! Казацкий начальник Богданко Хмель желает быть приятным твоим светлым очам и просит твое ханское величество благосклонно принять от него подарки.
Ислам-Гирей милостиво глянул на Богдана.
– Принимаем подарки твои, казак Хмель, – проговорил он, – и радуемся, что видим тебя в добром здоровье. За каким делом пожаловал к нам в Бахчисарай? Или очень у нас понравилось, так соскучился?
– Не могу пожаловаться, всемилостивейший хан, чтобы мне у тебя худо жилось, – отвечал Богдан по-турецки, – теперь же есть у меня до тебя и дело.
– Уж не хочешь ли ты испросить нашего согласия на войну с нашими подданными? Мы тут кое-что слыхали про ваши замыслы.
– Светлейший хан, – смело проговорил Хмельницкий, – если мы, казаки, и были до сей поры врагами вашими, то только потому, что мы люди подневольные, от нас требуют этого ляхи. Вот, не соизволишь ли почитать королевскую грамоту, что мы получили от Владислава, – прибавил он, передавая грамоту придворному толмачу.
Тот прочитал ее про себя и стал медленно, фраза за фразой, переводить содержание ее на турецкий язык. Хан внимательно слушал, и время от времени брови его нетерпеливо хмурились.
– Да, эти ляхи предательский народ, – заметил он, когда чтение кончилось. – Они обещали платить нам дань и не заплатили еще ни гроша.
– Они ни во что считают твое ханское могущество, – поспешил вставить Богдан, – да еще и нас подучают идти войной против тебя.
– Чего же ты хочешь? – спросил хан милостиво.
– Знай, грозный повелитель, что мы тяготимся польским игом и решились теперь его свергнуть; вся Украина готова идти на ляхов. Выбирай же теперь одно из двух: либо оставайся дружен с ляхами, либо окажи нам помощь против этих изменников, которые втайне замышляют на тебя козни. Если ты нам поможешь, мы на век клянемся быть с тобой в дружбе и не помыслим воевать с тобой.
Хан подозрительно посмотрел на Богдана и с усмешкой проговорил:
– Чудно это, казак Хмель, с чего вдруг у вас такая любовь к нам взялась? Знаю я, вы воины храбрые и дружбе вашей мы были бы рады, только сегодня я тебе еще не могу дать ответа, поживи у нас, я посоветуюсь со своими верными помощниками и слугами, тогда и дам тебе знать о своем решении.
Аудиенция на этом пока и кончилась.
Хан отпустил Богдана, кивнул ему на прощание головою, и казаки вышли из залы. На пороге Ивашко очутился бок о бок с Катрей, которая теперь, в качестве слуги, нарочно толклась у двери, нетерпеливо посматривая на медленно подвигавшихся к выходу казаков.
– Ивашко! – проговорила она вполголоса над самым ухом казака.
Если бы гром грянул с неба, если бы молнии разразились над самой головой Ивашка, наверное, он бы не так оторопел, как при звуке этого голоса и при взгляде в темные глаза припавшего к его уху татарченка.
– С нами крестная сила! – едва выговорил он, бледнея и подымая руку, чтобы сотворить крестное знамение.
Катря схватила его за руку.
– Я не оборотень, – шептала она, – молчи только, не выдай меня, сегодня вечером я прибегу к вам.
Приложив палец к губам, сверкнув на него еще раз глазами, она тихо скользнула мимо, чтобы примкнуть к остальной свите мурзы Али.
– Что ты стоишь, братику? – смеясь толкал Ивашку под бок Тимош, –чего ты там шептался с татарченком?
Ивашко провел рукой по лбу, точно пробудился от долгого сна. Он хотел было что-то сказать, но одумался и промолчал. Мысль, что это была Катря, а не оборотень, как-то не уживалась в его голове. "А ну, как это все мне погрезилось?" думал он: "Еще на смех подымут, буду лучше молчать: до вечера недалеко".
Однако ему пришлось увидать Катрю раньше вечера. Только что успели они вернуться из дворца домой, как прискакал к ним гонец от мурзы Али с приглашением немедленно пожаловать для переговоров. Не переодеваясь, вскочили они на коней и отправились.
Мурза принял Богдана ласково, усадил его подле себя, пригласил сеть и прочих казаков и начал:
– Тотчас после того, как вы ушли из дворца, у нас был совет, хан передал вашу просьбу, но прибавил, что боится измены со стороны казаков. Он думает, не подослан ли ты, Хмель, к нам нарочно от короля. Что, как вы выманите татар в поле, да и наведете на польское войско?
Говоря это, мурза пытливо посматривал на Хмельницкого, наблюдая, какое действие произведут его слова.
Хмельницкий гордо поднял голову и отвечал:
– Я не обманщик и не изменник! Все, что говорил хану, истинная правда, а если хан мне не верит, то я могу присягнуть ему.
– Не поверит хан присяге, – сомнительно покачивая головой, сказал Али, – поляки тоже присягали, что будут платить дань, а вот не платят же. – Ну, так я оставлю хану в заложники моего сына, – решительно проговорил Богдан, – слышишь, Тимош, останешься здесь, в заложниках?
– Как прикажешь, отец, – отозвался Тимош, – отчего же и не остаться. Дело наше чистое, мы не обманщики, не предатели… Однако, жаль, что не придется мне за родину постоять…
– Вон какого богатыря себе вырастил! – с удовольствием посматривая на Тимоша, проговорил мурза, – славный вояка!..
– Успеет еще навоеваться, – сказал Богдан, – войны с панами на всех хватит…
– Так я передам хану о том, что ты готов присягнуть и оставить заложником сына?
– Готов, – подтвердил Хмельницкий.
Пошли шли переговоры Ивашко незаметно скользнул в дверь: он увидел в другой комнате знакомое лицо, пристально смотревшее на него из толпы слуг. – Гей, хлопец! – сказала Катря по-татарски, когда Ивашко приблизился, – мы с тобой, кажется, виделись, когда я был еще у гяуров? Не пойдешь ли ко мне? Мать тебе тоже будет рада.
Она вязла Ивашку за руку и увела его.
Это никому не показалось странным, все знали, что татарченок долго жил с урусами, значит, у него могли быть и знакомства с казаками.
Уходя от мурзы, Богдан хватился Ивашка, но татары сказали ему, что казак нашел старого знакомого и пошел к нему в гости.
– Мы позовем его, это тут недалеко… – предложил кто-то.
– Не надо, – отвечал Богдан, – пусть его, сам отыщется.
Через несколько часов Ивашко, действительно, как вихрь ворвался к Богдану, позабыв свою обычную сдержанность.
