Наталья Павлищева - Екатерина Медичи. Любовница собственного мужа
Екатерина даже помотала головой:
– Нет, этого не может быть!
– Почему? Ведь Диане вы вовсе не нужны. А Его Величество поручил ей вынудить дофина посещать вашу постель… Ой, простите, мадам.
Альфонсина сказала то, чего никогда не сказала бы сгоряча. Она понимала, какой это удар для Екатерины, но молчать больше не могла. Но дофинесса, кажется, не обиделась, она слишком разумна для таких вещей. Молодая женщина задумалась. На душе было не просто тошно, а невыносимо тошно, хотелось завыть. Король поручил Диане загнать ее супруга в спальню, та вроде и подчинилась, но принялась поить Генриха какой-то дрянью, чтобы у него не было детей.
– И что теперь делать?
– Не знаю, думайте, мадам.
Она думала. Обвинить Диану не в чем, доказать, что та поила любовника чем-то, невозможно. Получалось, что Екатерина просто загнана в угол. Не родить ребенка неминуемо означало развод, но средство от Дианы напрочь лишало ее возможности сделать это. А развод – это возвращение домой и монастырь. Но Екатерина уже так полюбила Францию, двор, короля Франциска и самого Генриха. Что делать?!
И снова она не спала всю ночь, снова думала и думала. Утром Екатерина позвала к себе Альфонсину.
– Мне нужен любовник! Но не Джельсомино, а такой, от которого могут родиться дети. Вы меня поняли?
– Да! – с радостью согласилась та. – Я все сделаю, мадам!
Никто не удивлялся тому, что дофинесса ходит к своим соотечественникам аптекарям Руджери. Они готовили для Екатерины духи и различные средства для ухода за кожей лица и тела. Братья Руджери славились своими снадобьями, к тому же Екатерина имела возможность поговорить на родном языке.
Поэтому, когда она отправилась к Руджери в очередной раз, никто даже не обратил внимания, это не Диана де Пуатье, каждый шаг которой приметен.
Космо Руджери встретил свою соотечественницу, как всегда, радушно:
– Мадам, прошу вас. Есть новое мыло, новые духи и новый человек.
Это был их с Альфонсиной секрет, не говорить же супруге дофина открыто, что они нашли весьма похожего на ее мужа любовника!
– Позвольте представить вам, мадам, Габриэля Тьерри…
Екатерина с трудом проглотила комок, вставший в горле. Перед ней стояла копия ее Генриха, только в более молодом варианте. Таким, только куда более хмурым, был супруг несколько лет назад, пока не начал вести разгульную жизнь с дурацкими развлечениями вместе с пажами…
Габриэль почтительно поцеловал руку дофинессы:
– Мадам, я восхищаюсь вашим умением держаться в седле…
– Мы знакомы?
– Конечно, нет, я видел вас только издали.
Чтобы хоть как-то скрыть смущение, Екатерина усмехнулась:
– Мое умение держаться в седле – единственное, чем можно восхищаться?
– Конечно, нет, но я не знаю других ваших качеств… Если бы вы позволили мне прикоснуться к вашей судьбе ближе…
Екатерина хотела возмутиться и не могла, хотела оттолкнуть руку молодого человека, приглашающего ее пройти к креслу, и оказалась не в состоянии. Выручил Космо:
– Мадам, Габриэль так давно просил представить его вам! Он большой любитель чтения и еще много чего, может, вы найдете для влюбленного бедолаги хоть маленькое местечко в своей жизни?
Екатерина ужаснулась: представить молодого человека ко двору, но как?! Габриэль, видно, почувствовал ее сомнения:
– Мадам, я не стремлюсь занять место подле вас при дворе и вообще выйти в свет, для меня достаточно общения с вами хотя бы раз в неделю здесь. Остальное время я буду вспоминать о наших беседах и ждать следующих…
Глаза молодого человека смотрели лукаво и… призывно! Чувствуя, что теряет над собой контроль, Екатерина с трудом кивнула. Руджери быстро нашел повод, чтобы удалиться и оставить Екатерину с молодым человеком наедине.
Бедную женщину просто трясло, она прекрасно понимала, для чего была устроена эта встреча, и теперь размышляла над тем, как поскорее ее прекратить и попросить Руджери больше такого не делать. В более дурацком положении она никогда не бывала, это даже хуже, если бы Диана и Генрих принялись заниматься любовью рядом с ней на супружеской кровати!
Но Габриэль не предпринимал никаких шагов для сближения, он разговаривал почтительно без малейших намеков на близость или попыток откровенно ее заинтересовать. Постепенно Екатерина, сама не заметив как, включилась в беседу. Приятно было поговорить по-итальянски, да еще и о тех местах, где она выросла.
Немного погодя Космо Руджери, приложив ухо к двери, с удовлетворением услышал веселый смех дофинессы. Габриэлю удалось разговорить зажатую придворным этикетом и необходимостью следить за каждым своим словом и взглядом Екатерину. Она не помнила, сколько времени провела в легкой беседе с молодым человеком, но Руджери решил, что для первого раза достаточно. Когда он вошел в комнату, Екатерина словно вернулась с небес на землю, ее лицо сразу стало почти печальным.
Целуя руку дофинессе, Габриэль тихо попросил:
– Мадам, вы позволите увидеть вас снова, но не издали в королевской свите, а вот так, в простой беседе?
– Возможно…
– Я буду с нетерпением ждать.
Генрих снова появился в спальне, чтобы по приказу своей любовницы исполнить супружеский долг перед женой. Глядя на красавца мужа, Екатерина вдруг испугалась, как бы в пылу страсти не назвать его чужим именем, а потому старалась держать себя в руках и на сей раз не теряла головы, как обычно, не просила, чтобы остался еще…
Дофин с изумлением понял, что жена не виснет на его шее, не липнет к нему и даже не сгорает от страсти, как всегда. Это задело супруга, и он был куда более горяч, чем обычно. Его поведение в свою очередь приятно удивило Екатерину. Получалось, что нужно было давно послушать еще Марию Сальвиати и перестать обожать Генриха, тогда он скорее заметил бы саму Екатерину. Генрих не ушел до самого утра, но женщина постаралась не заснуть, чтобы нечаянно не произнести имя Габриэля.
Она снова, как в первую ночь, лежала, рассматривая в полумраке любимое лицо и… сравнивая! У меня нет тебя, но есть другой… Только знать об этом тебе никак нельзя. Никому нельзя. И о той жизни, что уже зародилась благодаря так похожему на тебя внешне человеку. Только внешне, Генрих. Да, ты красив по-прежнему, но твое сердце принадлежит Диане, а вот сердце Габриэля – мне! И это равноценный обмен. Пусть у Габриэля нет и никогда не будет короны, но у него есть душа, для Габриэля важна я сама, он видит мои руки, мои глаза, чувствует биение моего сердца. Но ты не узнаешь об этом, это моя тайна. Габриэль – моя тайна, которая делает меня счастливой, хотя выгляжу я по-прежнему униженной невниманием мужа, вернее, его вниманием к другой.
На следующий день Диана с напряженным вниманием вгляделась в лицо Екатерины:
– Что-то вы неважно выглядите, милочка. Плохо спали?
– Нет, спала прекрасно, правда, недолго…
Чуть лукавая улыбка объяснила, почему недолго…
Диана напряглась, с дофинессой явно что-то произошло, несмотря на синяки под глазами, у нее вид счастливой женщины! Для себя Диана решила, что шиш соперница получит мужа в постель в ближайшие дни. Вот тогда посмотрим, как ты запоешь!
Но в ее глазах сквозило беспокойство:
– Вам нужно больше времени проводить на воздухе.
– Благодарю вас, мадам, за совет, но я еще молода, чтобы соблюдать щадящий режим. Для того чтобы выглядеть прекрасно, мне пока достаточно просто выспаться. Но со временем я, несомненно, воспользуюсь вашим советом.
Улыбнулась ласково и благодарно, но Диану просто передернуло. Иногда ей казалось, что эта девчонка вовсе не такая наивная, какой старается выглядеть, она способна произнести самые простые фразы так, что они становятся пощечиной, а возразить нечем.
Но удержать Генриха не удалось, он тоже почувствовал изменения в поведении жены, та не висла на его шее, не пыталась удержать или даже заманить его в спальню, не заглядывала в глаза. А когда он все же остался, не слишком старалась удовлетворить его, скорее получала удовольствие сама. Это было так необычно, что следующие три ночи Генрих провел в супружеской постели, пока Диана не решила, что он уже достаточно развлекал Екатерину.
Но брошенный Генрихом вскользь вопрос, не завела ли супруга любовника, быстро заставил Екатерину прийти в себя. Нельзя, чтобы у кого-то возникло хотя бы малейшее подозрение. Можно быть счастливой, но ни к чему, чтобы кто-то догадался, откуда это счастье. Она изумилась (хорошо, что в спальне почти темно!):
– Любовник?! Я столько раз твердила вам, Генрих, что люблю только вас… Мне кажется, сомневаться в моей верности просто оскорбительно…
Она заплакала, потому что обиделась, но не на подозрения мужа, а на то, что пока твердила про свою любовь, была не нужна, а как только изменила, так заинтересовался. Но теперь она стала другой и уже не могла обожать Генриха так же безоглядно, как делала это раньше! Екатерине было очень обидно, что, любящая, обожавшая, она была не нужна, а вот предавшая – стала интересна. Слезы лились и лились из глаз, Генрих, конечно, принял их за обиду из-за недоверия и стал успокаивать, что ему и в голову не приходило ее ни в чем подозревать.
