Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1
Нина кивнула. Такое объяснение было ей вполне понятно – ногами ее, правда, пока не били (не слишком это было принято даже среди шпаны), но видеть подобное развитие драк ей доводилось.
– У нападающего получается и еще одно преимущество, – продолжал Речницкий. – Продвинулись немцы вперед за счет внезапности, и вот, приходится эвакуировать заводы, чтобы они не достались врагу. А пока их размонтируют, погрузят, перевезут, соберут на новом месте – заводы оружие или боеприпасы фронту дать не могут.
– Так когда же мы немцев побьем? – не выдержала дочка и снова задала этот вопрос.
– Во-первых, когда оправимся от внезапных ударов, приведем себя в порядок, справимся с растерянностью и малодушием перед лицом первых неудач, – начал перечислять отец. – Во-вторых, когда снова заработают эвакуированные заводы. И, в-третьих, когда научимся воевать не хуже немца.
– А разве Красная Армия хуже немецкой? – удивилась Нина.
– Сама же видишь, кто кого пока бьет, – ответил Яков. – Да погляди на бойцов, которых мы готовим, – разве умеют они как следует воевать? Стрелять из винтовки еле-еле научились – и на фронт… – он задумался и замолчал.
Девочка еще не могла в полной мере оценить – хорошо подготовлены красноармейцы или не очень, но словам отца она привыкла верить. И поэтому с удвоенным вниманием старалась вникать во все тонкости воинского дела, которые были доступны девятилетней девчонке. Если уж драться с фашистами, то как следует!
Лишь один раз выдержка отца была поколеблена. В конце января пришло сообщение о том, что Анна ранена под Москвой и лежит в госпитале. Когда один из командиров, вернувшихся из поездки в Ташкент, привез с собой письмо, лицо Якова при взгляде на листок бумаги перекосила мгновенная судорога, а костяшки пальцев на сжатых до боли кулаках побелели. Нина еще не очень хорошо представляла себе, что это такое – валяться в госпитале с тяжелым ранением. Главное, что мама была жива, а остальное образуется.
Это известие еще больше укрепило в ней желание бить фашистов, и каждый день пребывания в военных лагерях девочка пыталась провести с пользой для себя. Папа был рядом с ней, и она старалась во всем брать с него пример, неизменно сопровождая его во всех делах. Она стремилась разобраться даже в премудростях штабной работы, то и дело приставая к Якову с расспросами, что означают те или иные значки на картах и почему синие и красные стрелы тянутся именно сюда, а не туда.
3. Тыловые будни
Все хорошее имеет свойство кончаться, вот и для Нины наступил конец совместной с папой жизни в лагерях. Сразу после дня Красной Армии Яков Францевич увозит ее в Ташкент, а сам начинает готовиться к проверке дивизии комиссией Военного Совета САВО. Давно ожидаемый им момент, наконец, подошел: в случае успешного прохождения проверки всю дивизию должны были направить в действующую армию.
Почти сразу после возвращения Нины в Ташкент домой привезли и мать. Анна Коновалова была тяжело ранена в декабрьских боях под Москвой – у нее был поврежден осколком позвоночник. Больше двух месяцев провела она по госпиталям, выжила и даже могла немного двигаться, но большего врачи сделать уже не могли.
Только Анна сдаваться не привыкла. Не сломило ее и тяжелое увечье. Знакомый мастер изготовил для нее деревянное инвалидное кресло на велосипедных колесах. Невзрачное, не очень удобное, тяжелое, но позволяющее передвигаться самостоятельно. Положив на сиденье подушку – иначе нахождение в кресле быстро превращалось в пытку – она его быстро освоила. Не обращая внимания на боль, которая через несколько часов пребывания в кресле становилась невыносимой и от которой Аня порой теряла сознание, она, сцепив зубы, занялась любимым делом. При дефиците квалифицированных строителей ее без разговоров поставили заниматься возведением цехов для эвакуированного в Ташкент «Ростсельмаша».
Такая нагрузка для изувеченного организма оказалась на грани физических возможностей, Елизавета Климовна приходила в ужас, видя в каком состоянии дочь возвращается с работы, однако другого выхода они не видели. Помимо неуемного характера, к работе Анну понукала и нарастающая проблема голода – командирская пенсия инвалида войны в условиях карточного снабжения и многократного роста рыночных цен имела очень малое значение. Специальных фондов для снабжения инвалидов войны не выделялось. А на производстве была возможность пользоваться столовой для инженерно-технического персонала, куда поступали продукты из подсобного хозяйства завода.
Времени и сил на воспитание Нины у нее почти совсем не оставалось, но не случайно считается, что лучший способ – это принцип «делай как я». Девочке было с кого брать пример, было кем гордиться и, чего уж там, кем хвастаться перед ровесниками и знакомыми. Но ответственность теперь она ощутила нешуточную. Желание немедленно попасть на фронт, сражаться с фашистами, не исчезло, но отступило куда-то на второй план перед необходимостью стать помощницей и поддержкой для искалеченной мамы.
Ташкент давно перешел на военный лад. Уже с 26 июня 1941 года были введены обязательные сверхурочные работы, рабочий день для всех взрослых увеличился до 13 часов, при шестидневной рабочей неделе, отменялись отпуска. В декабре все работающие на военном производстве объявлялись мобилизованными и были закреплены за предприятиями. Самовольный уход с производства карался заключением на срок от 5 до 8 лет. Была введена карточная система. На рабочие карточки разных категорий давали от 800 до 500 граммов хлеба в сутки, служащим – 450–400, иждивенцам – 300 граммов. На карточки полагались и мясо, и жиры, и крупа, и много чего еще, но, в отличие от хлеба, который выдавали регулярно, остальные продукты можно было получить далеко не всегда и не по обещанной норме. Иждивенцы вообще получали практически только хлеб. Немалое число жителей, не работавших на производстве и не нашедших места на службе, оказалось под угрозой голода. Труднее всего приходилось детям и пожилым, а уж людям со слабым здоровьем иждивенческая карточка даже выживания не гарантировала…
Вот в эту реальность и окунулась Нина в мартовском Ташкенте 1942 года. Карточки, прикрепление к магазину, где нужно выстаивать очередь за пайкой хлеба, эвакуированные, большинство из которых голодает, и к тому же они вынуждены тесниться по несколько человек в выделенных им комнатах, беженцы – а ими вообще никто не занимается… Этим бедолагам остается лишь два способа выжить – найти работу или воровать. Впрочем, второй способ крайне рискован: хотя милиции на улицах стало совсем немного, но попробуй укради что-нибудь, а особенно – на базаре! Если там заметят вора, весь базар оглашается криками «Вайдот! Вайдот!», в руках у узбеков появляются острейшей заточки пчаки с клинками, отливающими темной синевой, и пошла потеха! Счастье ему, если ноги успеют унести вора куда подальше, а если нет… Будет труп с перерезанным горлом и не будет свидетелей.
Горе тому, кто потерял карточки или стал жертвой воров, промышляющих в очередях. Нет, это еще не голодная смерть – если есть много денег, если еще осталось, что продать или обменять, если могут поддержать родственники или друзья, то выкарабкаться можно. Но человеку одинокому, не имеющему такой поддержки, не позавидуешь.
Вещи… Каждая вещь теперь имеет другую цену. И до войны не слишком изобильная, торговля промтоварами вовсе прекратилась. На промтовары с апреля тоже введены карточки, но по ним почти ничего не выдают. Большая часть скудных фондов распределяется по специальным ордерам, поступая на военные заводы для поощрения передовиков, ну, и по записочкам для начальства. Поэтому если у вас есть неплохие вещи, радуйтесь: не придется ходить в обносках и в опорках, а при случае можно выменять на рис, на хлеб, на сухофрукты (ибо сахар редок, только из-под полы, и неимоверно дорог).
И все-таки жизнь продолжается. Большинство ухитряется как-то протянуть на свои карточки. Детей немножко подкармливают в школе. Конечно, «затируху» из небольшого количества муки особо сытной не назовешь, но, похлебав горяченького, все же чувствуешь, что голод на какое-то время отступает. В заводских столовых кормят, конечно, малость получше. Фронту нужно оружие, и рабочий должен быть, по крайней мере, в состоянии выдержать смену у станка.
А дети… Дети есть дети. И во время войны – тоже. Постоянное желание что-нибудь съесть не заставляет их оставить свои шумные игры в школе, на улицах, во дворах. Играют же они, разумеется, в войну.
На улице Кафанова самой приметной фигурой в этих играх стала… Вот и не угадали! Вовсе не заводная Нинка Коновалова по кличке «Гюрза», а уже знакомая вам белая хрюшка Фатька. Своей компании Фатька давала то, чего не было у других стаек ребят, тоже игравших в войну, – наша хавронья изображала танк. Танк из нее получился, надо сказать, отменный, обладающий мощной пробивной силой. Любо-дорого было смотреть, как Фатька, окруженная кучкой ребятишек, с визгом несется «в наступление», сопровождаемая громким лаем Джека, подпрыгивающего вокруг нее, смешно размахивая своими длинными висячими ушами.
