Борис Алмазов - Святой Илья из Мурома
Сильно изменилась его повадка. Так стоял и так говорил он, будто не пленник, а посол державы могучей. Видать, разглядел он своим единственным глазом среди толпы, окружавшей Владимира, союзников, а стало быть, и заступников. И в подтверждение своей догадки услышал он нарастающие и всё громче звучащие речи.
— Что ж он, как пленник, повязанный стоит? Это рыцарь, нами знаемый и повсюду славный... Его нужно в терем звать да принимать в дружество.
— Пущай связанный стоит! — кусая губы и нервно вцепившись в перила тонкими пальцами, перстнями унизанными, сказал князь. — Пущай стоит, разбойник! Он державу мою зорил, людей полонял...
Но уже теснились к Владимиру хазары, что-то шептали на ухо — видать, объясняли, что надобно с Соловым дружество водить.
— Невелика мудрость врагов наживать, — доносилось до Ильи, — надобно врагов в друзей обращать.
— Он все дороги перекрыл татями да разбойниками своими, — пристукнул кулачком, притопнул ногой князь.
— Вот и ладно... — плыл шёпот. — Он места тамошние ведает, воев имеет, и все ему подвластны, а что боятся людишки тамошние — тебе это, князь, на руку!
И понял Илья то, что старцы говорили: «Князь — голова, а вот это — шея его... Куда шея поворотит — туда и голова глядит...» Вот они и поворачивают, а у князя силы нет, чтобы по-своему сделать... Али он не ведает, что николи Соловый служить ему не будет, а хазары-иудеи хитростные своего данщика выгораживают, кто им служит и дале служить станет?
Жадно всматривался Илья в капризное лицо князя. И видел: про князя можно что угодно сказать: и сластолюбец, и гневлив, может, и на сечу не горазд, но что глуп — никому бы в голову не пришло.
Встретился князь глазами с Ильёй, и понял богатырь: ищет он выхода, и слобонить Солового ему резона нет.
«Он же разбойник!» — подумал и глазами показал на Солового Илья.
«Знаю, — немо ответил князь. — Но видишь, что делается. И дружина, и послы хазарские — за него».
А голоса за Одихмантьева сына уже звучали всё громче, всё увереннее:
— Освободить, в дружину звать! Огнищанином делать!
А кто-то уж вякнул:
— Воеводою муромским!
Уже и хазары-тюрки языками защёлкали, мол, нехорошо такого знаемого воина во дворе, с верёвкой на шее, держать. И варяги начали прихохатывать да на шутку всё переводить, дескать, кто из нас не разбойничал — это как посмотреть...
Византийцы стояли отдельной невеликой кучкой и глядели более с любопытством, как на игру занятную в тавлеи, следили, какой ход князь сделает, что предпримет. Славяне смотрели на Солового по-волчьи. Это их родичей он по лесам имал... Скрипели зубами и беловолосые воины мери, что в лесах муромских с Соловым соседствовали. Но они, как понял Илья, более на него самого злобились: зачем он в Киев стольный разбойника приволок — его тут, не ровен час, боярином сделают.
Князь Владимир кусал губы, не видел выхода, и молчание его затягивалось. И он опасался, что присутствующие увидят его слабость перед дружиной и прочими. «Нужно, чтобы Соловей говорил! Нужно, чтобы он наболтал побольше, а там речи его как угодно повернуть можно».
— Сказывают, ты свистишь по-соловьему. рычишь по-звериному? — не то смехом, не то всерьёз сказал Владимир.
И многоопытный, немолодой Одихмантьевич понял, что князь норовит всё на пустую забаву свести.
Он свистнет, гридни посмеются — так всё и уйдёт, как вода в песок. Ему же нужно показать, что не князь тут хозяин и не боится он (вождь народа лесного, про кого легенды ходят, что и в птицу он превращается, и крылья у него совиные бесшумные) внебрачного сына рабыни.
— А ну-ко покажи нам своё умение! — смеясь, сказал князь, стараясь уйти от серьёзного разговора.
Но непрост был Одихмантьевич.
— Не ты меня пленил, не тебе мне и приказывать, — сказал он как можно спокойнее.
Его слова вызвали одобрительный гул. Особенно развеселились варяги.
«Сейчас князя по плечам станут похлопывать!» — подумал Илья.
А Соловый посмотрел на Илью весело: дескать, видал, как по-другому поворачивается, но напоролся на тяжкий взгляд Ильи.
— Свисти! — пророкотал Илья. — Свисти, собачий сын! Как тогда на болоте свистел!
— Дурак ты! — прошептал Соловый и сплюнул под ноги Илье. — Дурак.
— Ан нет, — ответил Илья.
Он понял, о чём это Соловый-разбойник: мол, в дружину хочешь, а князь тебя не возьмёт. Он меня, вождя народа лесного, боярином сделает, а уж тебя я возьму. Я тебе цену знаю! И сейчас тебя, дурака неотёсанного, я возвысил! А вслух Соловый сказал:
— Я в дороге притомился! Подайте мне чару вина самолучшего, а уж тогда я вам свистну.
— Как слуге приказывает! — прошептал кто-то из славян.
А Илья, даром что в стольном городе не жил, во пиру не сиживал, понял, что ежели поднесут чару — стало быть, Соловый из пленника в гостя превращается. Но уже торопился кто-то из оруженосцев хазарских, бежал по ступеням крутым, расплёскивая темно-алое вино византийское из чаши серебряной.
* * *
Глянул Илья на князя и прочёл в глазах его полную растерянность.
Соловый выдул весь кубок, наплескав себе на грудь и обмочив рыжую свою бороду. Красное вино пятнами пошло по холщовой рубахе.
«Будто кровь», — пронеслось в голове у Ильи. Соловый отёрся рукавом.
«Ну вот, — подумал богатырь, — сейчас он силу свою будет показывать. Постарается князя осрамить и унизить».
Понимание предстоящего прочёл он в княжеском взгляде. И сам так на Владимира глянул, что тот успокоился.
«Не бойсь! — говорил его взгляд. — Я служить тебе пришёл!»
И глянул Владимир на Илью с надеждой, как мальчонка на воина сильного, на брата старшего.
А Соловый уже набрал полную грудь воздуха и засвистел тем страшным, переливчатым, родовым своим посвистом, что заставлял коней сшибаться с мостов и гатей. Сверлящий уши свист этот поднял тучи галок с тёмных крыш, забились у коновязей кони, забрехали по всей округе собаки...
Захохотали довольные варяги. И понял Илья, что эту минуту упускать нельзя. Засапожным ножом, что более на короткий меч смахивал, сунул он Одихмантьевичу в мягкое подреберье. Икнул, оборвавши свист, разбойник и, повернув удивлённое лицо к Илье, стал медленно оседать на землю.
— Полно тебе, разбойник, детишков пугать да сиротить! Полно тебе и жёнок вдовами делать, — сказал Илья и, поворотившись к остолбеневшей толпе, стоявшей на гульбище и на крыльце, спокойно пояснил: — Разбойнику смерть по чину — собачья!
Крик и гам были ему ответом!
— Что он натворил! Убил Соловья! Он же нас в войну втравил! Надо с Соловым дружиться, а он убил!
Илья смотрел на суетню и беготню княжеских гостей, и тошно ему сделалось. Он вынул нож из тела Одихмантьевича. Пальцем огромной своей руки прикрыл его единственный остекленевший глаз, удивлённо глядящий в небо...
— Взять деревенщину! — услышал он окрепший и набравший власть голос Владимира. — Закопать в погребе! За кровь, на дворе княжеском пролитую, пущай издохнет с голоду, согниёт заживо! Такова ему казнь!
Тут Владимир-князь стая молодца выспрашивать:
«Ты скажи-тко, ты откулешный, дородный добрый молодец,
Тобе как-то молодца да именем зовут,
Величают у детого по отчеству?»
Говорил-то старыя казак да Илья Муромец:
«Есть я с славного из города из Муромля,
Из того села да с Карачарова,
Есть я старыя казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович!»
Говорит ему Владимир таковы слова:
«Ай же ты, старыя казак да Илья Муромец!
Да и давно ли ты повыехал из Муромля
И которою дороженькой ты ехал в стольный Киев-град?»
Говорил Илья он таковы слова:
«Ай ты, славныя Владимир стольнокиевский!
Я стоял заутреню христовскую во Муромле,
А и к обеденке поспеть хотел я в стольный Киев-град,
То моя дорожка призамешкалась;
А я ехал-тo дорожкой прямоезжею,
Прямоезжею дороженькой я ехал мимо-то Чернигов-град.
Ехал мимо эту грязь да мимо чёрную,
Мимо славну реченьку Смородину,
Мимо славную берёзу-ту покляпую,
Мимо славный ехал Леванидов крест».
Говорил ему Владимир таковы слова:
«Ай же, мужичищо-деревенщина!
Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
Во глазах, мужик, да насмехаешься!
Как у славного города Чернигова
Нагнано тут силы много-множество,
То пехотою никто да не прохаживал,
И па добром коне никто да не проезживал,
Туды серый зверь да не прорыскивал,
Птица чёрный ворон не пролётывал;
А у той ли-то у грязи-то у черноей,
Да у славной у речки у Смородины,
А и у той ли у берёзы у покляпые,
У того креста у Леванидова
Соловей сидит разбойник Одихмантьев сын;
То как свищет Соловей да по-соловьему,
Как кричит злодей-разбойник по-звериному,
То все травушки-муравы уплетаются,
А лазуревы цветки прочь отсыпаются,
Темны лесушки к земли вси приклоняются,
А что есть людей, то вси мертво лежат».
Говорил ему Илья да таковы слова:
«Ты, Владимир-князь да стольнокиевский!
Соловей-разбойник на твоей дворе,
Ему выбито ведь право око со косицею,
И он к стремени булатному прикованный».
Глава 9
