Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары графа де Рошфора
Чтобы ободрить его, они позволили ему позавтракать и выпить немного вина. Это произвело нужный эффект, мы сели на лошадей и отправились в Нормандию. Хотя этот человек, на мой взгляд, должен был думать только о своем деле, мы не сумели помешать ему остановиться на целый день в Манте, где он нашел хорошее вино, закупил около сотни бутылок, и весь этот груз должен был ехать вместе с нами.
Опасаясь, что граф д'Аркур узнает о нашем движении, мы решили приехать ночью, а посему пустились в путь только на следующий день. Наконец мы добрались до земель д'Аркура. Граф узнал о нашем приезде, но решил, что приехал один Депланш со своими слугами, и устроил ему засаду. Когда мы проезжали вдоль длинной изгороди, нас встретили двумя ружейными выстрелами, и одна из пуль пробила головку луки моего седла. Я сумел повернуть лошадь и бросился на того, кто стрелял, пока он не успел перезарядить ружье. Если бы я захотел, я бы мог убить его, но я удовлетворился тем, что избил его прикладом ружья. Он узнал меня и стал просить прощения из уважения к своему хозяину, с которым мы были знакомы.
— Твой хозяин, — сказал ему я, — повинен в том, что я так обошелся с тобой, но я тебя отпущу, если ты пообещаешь мне передать ему это.
Он не мог мне отказать и, избегая Депланша и его офицеров, погнавшихся за остальными, прибыл в замок графа д'Аркура. Он был в таком неприглядном виде, избитый и оборванный, что можно было сразу понять, что с ним случилось. Вернувшись, Депланш и его друзья выразили свое недовольство тем, что я отпустил этого человека. Они считали, что надо было передать его в руки правосудия, но я, думая лишь о своей личной мести, был очень доволен тем, что я сделал. И действительно, граф д'Аркур был взбешен тем, что произошло, и, собрав своих друзей, решил напасть на дом Депланша, остававшийся без всякой защиты. Это не могло пройти незамеченным, а мы в ответ обратились к графу де Креки Берньёллю, который был с ним в плохих отношениях, и предложили ему свои услуги в борьбе против маркиза де Сурдака, с которым тот вел давнюю войну. Они воевали по-настоящему, и порой с каждой стороны выступало по полторы тысячи человек и происходили настоящие сражения. Однако разница между этой милицией и регулярными войсками была столь существенна, что в тот день, когда граф де Креки Берньёлль пошел в атаку, маркизу де Сурдаку было достаточно одного выстрела из фальконета[66] со стены замка дю Нёбур, чтобы все так называемые солдаты обратились в бегство. Потом каждый говорил, что это, испугавшись, понесла его лошадь, а так как всем было одинаково стыдно, все делали вид, что верят в это. Поучаствовав, таким образом, в войне с маркизом де Сурдаком, я отправился на земли графа д'Аркура и убил там двух или трех куропаток. Его слуга примчался, чтобы попросить меня уехать, говоря, что его хозяин уже вернулся в Париж, но я был уверен, что это неправда.
* * *Я счел, что уже достаточно сделал для демонстрации своей злопамятности, тем более что Депланш должен был вернуться в армию, а я был вынужден сопровождать его до Парижа, так как он боялся ехать один. Приехав, я явился ко двору, где господин кардинал спросил меня, откуда я прибыл, и у меня возникло впечатление, что он знал, что произошло. Тем не менее я не решился сказать ему правду, опасаясь, что он сделает мне строгий выговор или даже еще хуже. Но я был очень удивлен, когда вместо ярости, к которой я готовился, он сказал, что я все правильно сделал, что он меня за это уважает, что Фолльвилль-ле-Санс, местный дворянин, находившийся у него на службе, все ему рассказал, что мне нечего бояться, напротив, я могу рассчитывать на его протекцию. Я поблагодарил его за доброту и спросил, что мне теперь делать. Пока я был в тюрьме, он отдал другому мою роту. Он сказал, что мне не стоит беспокоиться, что я должен служить ему. Он каждый год ездил на границу, сопровождая короля, который уже стал вполне взрослым и стал уже показывать признаки того, кем он потом стал. Действительно, он уже обожал войну, но ему пока тяжело было сидеть в седле целый день под дождем и под солнцем.
Так как я проводил больше времени при дворе, чем на войне, я не возмущался тем командованием, которое мне дал господин кардинал. Я очень привязался к нему. При этом находилось немало людей, которые старались представить все так, будто я играю некую злую роль, и среди них могу отметить д'Артаньяна и Бемо, которых раздражало то, что они всю жизнь крутились возле Его Преосвященства, не получая повышения.
Действительно, они представляли собой весьма ничтожные фигуры, достойные жалости и не знавшие порой, где взять денег на обед. Они мечтали об отставке, но так как они были гасконцами и не могли предпринять столь далекое путешествие без денег, они все время искали способ их раздобыть. Они нашли всего десять пистолей, один из них умер командиром первой роты королевских мушкетеров, а другой имеет сегодня не более трех миллионов состояния. Как бы то ни было, все, что они могли сказать, не могло меня оттолкнуть, и я сопровождал Его Преосвященство в его поездке с королем к границе.
Граф д'Аркур был в отъезде, и я передал ему через одного из своих друзей, что, если он недоволен, ему надо лишь сказать об этом, на что он мне ответил, что я сам не знаю, что творю, но как-нибудь он соберется и научит меня. Это была бравада, над которой я лишь посмеялся, и многие другие люди посмеялись вместе со мной. Однако мои друзья посоветовали мне быть осторожным, но я не поверил им, считая, что граф не способен на низость. Но те, кому я излагал свои мысли, мне говорили, что тот, кто хотел меня погубить, когда я был в тюрьме, может это сделать и когда я на свободе. Как бы то ни было, я был уверен, что если он и попытается отомстить мне, то это не будет сделано низкими способами, о которых меня предупреждали. Действительно, никто не мог показать мне какие-нибудь подготовленные тайные засады, хотя через несколько дней со мной произошло одно происшествие, но там у меня было время успеть выхватить шпагу, и если со мной обошлись дурно, то это явно было больше похоже на случайность, чем на подготовленное убийство. Был при дворе один дворянин из Нормандии, которого звали Броте. Он был человеком храбрым, но с таким самомнением, что оно затмевало все те хорошие качества, которыми он обладал. Он получил наследство от маркиза де Броте, своего близкого родственника, который тоже был высокого мнения о себе, утверждая, что убил в бою двадцать пять испанцев, одного за другим. Но граф де Гробендон, губернатор Буа-ле-Дюка[67], лишь посмеялся над этим заявлением и ответил, что было бы неплохо подтвердить эти слова, а для этого следовало бы взять с собой двадцать четыре француза и встретиться в открытом бою против двадцати пяти испанцев. Броте был шокирован таким ответом, однако, спросив разрешения у принца Оранского, в войсках которого он служил, пошел на назначенный поединок, но сражался так неудачно, что был убит вместе с двадцатью двумя своими товарищами. Два оставшихся в живых попросили пощады и были доставлены в Буа-ле-Дюк, где Гробендон велел их убить, и это завершило его безоговорочную победу. При этом он сказал, что все сражавшиеся предварительно договорились драться до последней капли крови, а эти двое не сдержали обещания, а посему совершенно справедливо было за это наказаны.
Как бы то ни было, Броте только и говорил об этом бое своего родственника, говорил на каждом углу, чтобы показать всем, что члены его семейства преисполнены отвагой, добавляя при этом, что если бы люди Гробендона имели дело лично с ним, то они бы так просто не отделались.
Я слышал от него эту сказку несколько раз, и это заставляло хохотать всю роту. Однако меня мой жизненный опыт научил, что не нужно смеяться над глупостями других, так что я был единственным, кто сохранял хладнокровие, не желая вступать в какие-либо конфликты. К сожалению, мне все же пришлось взять шпагу в руки, причем совершенно неожиданно и не по моей воле. Соображения чести не позволяли мне раскрыть Броте глаза, но тут явно было что-то другое. Он был явно настроен против меня, и тогда я сказал ему, что лучше будет не вынимать шпаги, что меня не в чем обвинить, и дело тут не в трусости, так как я уже не раз доказал свою храбрость в иных обстоятельствах. Говоря это, я держался от него на расстоянии, чтобы не начинать бой, но он проигнорировал мои объяснения, фурией бросился вперед и ранил меня в бок. Я не почувствовал крови, но очень разозлился и, решив отомстить, нанес ему удар шпагой в бедро. Но и он тут же ответил мне, снова ранив меня, после чего я упал, а он меня обезоружил.
Я подозревал, и мне об этом говорили, что он действовал по поручению графа д'Аркура, и мои подозрения лишь усилились тем, что произошло на следующий день. Мне сказали, что он передал мою шпагу графу, и они, чтобы отпраздновать победу, устроили такое пиршество, что все, кто там присутствовал, вернулись домой в плачевном состоянии. При этом граф д'Аркур уже имел дурную репутацию, третируя свою жену, не имея к этому никаких веских аргументов. Действительно, он не жил жизнью высокопоставленного человека, а проводил время как обычный дебошир, и это было главной причиной его дурного обращения со своей женой, причем говорили даже, что он бьет ее. Не знаю, правда ли это, но он был братом герцога д'Эрбёфа, известного тем, что он вообще погубил свою жену дурным обращением. Однако фактом является то, что эта дама была богатой наследницей, не могла больше выносить его нрав и решила уйти в религию, где она и находится по сей день.
