Николай Задорнов - Симода
Удар по глазам вышиб столбы искр. «Это уж начинается что-то ужасное, не просто наказание...» – мелькнуло в мозгу парня, и он стал терять сознание, и самые жестокие удары, казалось ему, начали слабеть и глохнуть, словно Сабуро умирал. Потом привели в чувство чьи-то руки, и потом его били снова...
А Ябадоо в это время угощает эбису? Там маленькая Сайо...
Потом, лежа у себя в лачуге, приведенный в чувство матерью, Сабуро все вспоминал... Для Ябадоо суть важна. И формально все правильно. Был донос. Нужно показательное взыскание. Никто не знал про тайную продажу рыбы. Считалось, что наказывали за измену.
Когда раны стали заживать и бледнеть синяки, нанесенные ему лучшими товарищами, он подумал, что не надо больше никого жалеть и ничего бояться. Теперь он будет копить серебро смелей. Он должен выбиться из этой нищеты и спасти мать от позора. Он раздобудет много серебра любыми средствами... Ну, если не он, то его дети или правнуки должны стать сильней и богаче Ябадоо...
Только бы зажили эти постыдные, ужасные ссадины. Он и сам так же бил других прежде и только сейчас почувствовал, что это означает.
Дом Молодежи – такое место, где бьют. А кто бьет – неизвестно. Мстить некому. Бьют, а при встрече виду не подадут. Все товарищи ему любезно улыбнутся, когда он выйдет на работу. Вот так поддерживается дисциплина рыбаков при береговой охране Ябадоо! Страшно, больно, и стыдно, и обидно. Только мать терпит, старается для сына. Она спокойна и утешает его, говорит, что бывает еще хуже. Она собирается в храм – благодарить, что сын остался жив, и попросит послать ему выздоровления. Поставит угощенье на красный алтарь.
Теперь разваливается родовая сила князей. Они беднеют. Князь Мидзуно, бывая в Хэда, очень ласков с Ота. Ота не боится его, он щедро платит князю. Князь становится содержанкой Ота. Времена меняются. Сабуро еще задавит самурая Ябадоо или потомки Сабуро согнут и унизят, разорят потомков страшного Ябадоо. Сабуро избит, изломан, опозорен. Но он мечтает, что его потомки возьмут власть над деревней в свои руки. Они будут возить рыбу на собственных судах в город, который построится на берегу залива Эдо по американскому образу. У Сабуро есть сметка, память, крепкие руки, сейчас изгрызенные, изорванные. И он еще создаст рыботорговую фирму.
Ябадоо, как слышала мать, получил награду за правильные указания рыбакам. Деничиро, чиновник бакуфу, очень хвалил его и написал в Эдо, как наказывали рыбаков за малейшее внимание к эбису. Вся Хэда насторожена, вооружена до зубов, как крепость.
– Но кто, кроме рыбаков, опасней, по-вашему, для Японии? – спрашивал вечером Деничиро, сидя у Ябадоо. Деничиро – столичная штучка. /
Самурай пожевал зубами. Он знал, что два ученых молодых человека схвачены в Симода. Они просили Перри взять их в Америку, там хотели учиться. Ябадоо слышал, что в Японии существовали всегда какие-то просветители, рангаку их называют. Издревле их уничтожали. И появлялись новые, и даже заводили школы, учили молодежь.
Поэтому Ябадоо ответил, что, без сомнения, самые вредные люди должны подвергаться наказаниям. Из угодливости он хотел бы сказать, что надо запретить общение с западными людьми. Но он знал, что Деничиро ведь не рыбак, его не обманешь... Сам Ябадоо тоже обучался всему западному и уже многому научился. Теперь у одного эбису начала обучаться всему западному Сайо.
Это возможно только благодаря правильной политике правительства и благодаря запретам, которые касаются одних, но не касаются умных людей!
– А кто эти люди, что стремятся убежать в Америку? Они японцы?
– Да, настоящие японцы, – ответил Деничиро.
Они бегут из Японии не для того, чтобы предавать своих японцев, а чтобы учиться во всех странах, все узнать и скорей привезти знания в Японию, чтобы сделать свой парод, а не чужой, сведущим, умелым и счастливым. Накахама Мандзиро жил четырнадцать лет в Америке. Но разве он продал Японию? Нет, он не продал ее Америке. Он остался японцем, как и пятеро вернувшихся из России японцев.
«Откуда все это знает Уэкава-сан? – подумал Ябадоо. – За такие разговоры, однако, его тоже могли наказать...»
Ябадоо сказал, что сакэ, которое сейчас разливает, крепче американской водки. Деревенский самурай знал, что когда политические дела неясны и спорны, совершенно не решены, а единство обязательно, то лучше всего поговорить про сакэ. Утешительно, приятно и не беспокойно... И про хорошие вещи...
Деничиро был замечательно красив, у него, как замечал Ябадоо, умные глаза, и оп строен, как сын даймио.
Глава 13
«ПЬЮЩИЕ ВОДУ»
Знакомство Букреева с Пьющими Воду началось с воды. Вася заприметил, что щупленькая и сутулая девушка ходит с детьми в лачугу неподалеку от ущелья Усигахора. Они прошли раз и другой, пронося охапками дудки сухой травы.
Матрос зашел в лачугу и попросил попить воды. Ему дали хорошей, ключевой воды из сломанного кувшинчика. Вася выпил, вытер губы и осмотрелся.
В лачуге без дела сидели лохматый японец с грязным лицом и дети, тощие и, как показалось Васе, все больные. Отец их невелик ростом и щупл. Девушка и девчонка лет десяти помогали матери у очага. Варили чистую воду.
Вася сам в детстве подолгу голодал, его бивали и свои, и чужие, на службе заезжали в рыло не так, как дома, а со всем умением и старанием. Душа матроса стала черства к чужим страданиям. И все же потянуло его в эту лачугу не из простого любопытства. Такой нищеты и он не ожидал увидеть. Дети, страшные, больные и голодные, с грязными лицами, пьют горячую воду вместо супа и ничего не едят.
На другой день, в отлив, Вася опять видел, как их мать ползает по громадным камням на косе под соснами и скребет какой-то щепкой. Дочь прошла, неся что-то в тряпке. Вася остановил девушку и попросил показать, что несет. Она развязала узелок. В нем оказались водоросли, мокрые и похожие на навоз. Матрос дал ей пресную лепешку и кусочек сахару, который достал для него Витул, адмиральский постельничий.
Девушка сильно покраснела и спрятала сахар. Даже удивительно – в этом мертвенно-бескровном лице появилось столько крови. Она поклонилась и пошла домой. Зашла за уступ скалы, спряталась в расщелину, попробовала сахар и съела, а хлеб унесла в семью.
Переводчики уже объясняли матросам, что семью живущих под скалой бедняков называют Пьющие Воду. Они не имеют земли и не сеют риса, а потому вечно голодны. Когда в море шторм, они не могут набрать на берегу водорослей. Они топят очаг сухой травой и варят чистую воду. Кроме права пить воду, у них нет никаких прав. Им запрещено брать валежник в лесу, чтобы все видели, какая страшная судьба у ленивых. Словом, это были, как бы напоказ и на страх всем, погибающие семьи, которые уже не приносили выгод и пользы и не платили даже князю и труд их был никому не нужен. Их лишь терпели, и это было милосердием, и они были обречены на медленную гибель.
Вася подумал, что и сам он в своей крестьянской бедности в своем роде тоже был Пьющим Воду, и у его матери каждое рождение ребенка не было радостью. Букреевых терпели, называли ни к чему не способными лодырями... А во флоте Василий хотя и бит по роже и луплен по спине, и ему заткнут рот, и запрещено думать, но он герой и лихой марсовый, бегает по вантам и реям, как кошка, бесстрашен на высоте и вообще храбр и стреляет хорошо. Если такой народ выморить, чтобы не было ленивых, то кто же будет в солдатах и матросах у царя? Также и японец, сидит без дела и проклят всеми. А дай ему дело – и он еще себя покажет.
Кличка Пьющие Воду Васе понравилась. Он заметил, что у девушки острые колени, руки без мускулов и тонкие икры.
В другой раз Вася принес лепешек и хлеба. Дети кинулись к нему. Японец сидел с безразличным видом, когда матрос погладил его детей по вшивым и косматым головкам. Отец показал на двух мальчиков и провел себя по шее, показывая, что будет этих детей скоро душить. Букреев похолодел от ужаса, надеясь втайне, что, может, не то понял, но японец жалко улыбнулся и показал на рот, что есть им нечего, и еще раз объяснил жестами, что придется душить своих детей. Тут же была его жена, дочери и все дети. Слушали как бы с безразличным видом. Дети, видно, не понимали.
– Плохо дело, брат! – сказал Вася.
Японец еще раз показал на детей, что убьет их скоро, и опять улыбнулся вежливо.
– Чем же убьешь? Как?
Японец показал пальцы. Он достал из угла тяжелую дубину и показал в сторону моря. Потом показал на голову, как бы изображая шапку бонзы, и сложил руки в знак того, что будет молиться.
«Смеется, а не шутит!» – подумал матрос и решил убраться отсюда поскорей.
Вечером в лагере, после молитвы, он решился подойти к адмиралу.
– Евфимий Васильевич, дозвольте к вам обратиться.
Путятин знал про себя, что в вечном, неоплатном долгу у Букреева. При высадке в Миасима адмирал упал с баркаса. Тонул и прощался с жизнью, когда Василий схватил его за волосы и спас.
