Луи Бриньон - "Розарий"
Та подтвердила его слова.
— Отсюда я и исходил в своих рассуждениях. Всё просто. Идём с конца в начало. Каждый ряд из десяти бусинок указывает на одну малую в самом начале. Иными словами говоря, вначале следуют пятьдесят малых бусинок или «Пять Вселенских Соборов» которые указывают путь к четырём главным тайнам. Затем большая бусинка. Она указывает на переход, или правильнее будет сказать на место, где он должен свершиться, как и в молитве на Розарии. Затем четыре малые бусинки, которые как мы уже говорили, составляют четыре главные тайны. И они же ведут к последнему предмету в Розарии — кресту. Крест — символ христианства. В нашем случае вполне понятно, что именно он олицетворяет главную тайну. Подведём итог, — деловито продолжал рассуждать Боуд, с каждым разом поражая профессоров всё больше и больше. — Двигаемся согласно последовательности Розария. «Пять Вселенских соборов» то есть пятьдесят малых бусинок указывают на четыре малых. Большая бусинка указывает на переход. Четыре малых указывают на крест. Крест олицетворяет главную тайну. Феодорит разработал удивительную по своей простоте схему поисков. Что же касается найденных надписей, — сосредоточенно продолжал делиться своими соображениями, Боуд, — все эти надписи, которые мы находили, обретут полный смысл, когда поиски вплотную приблизятся к раскрытию «четырёх главных тайн». И все они, по моему глубокому убеждению, находятся в одном месте и ведут в конечном итоге к чему- то. К чему? Я пока не знаю. Мы и не узнаем, пока не найдём «это». Если есть вопросы, задавайте.
— Как ты догадался, что ключ находится в кувшине? — Боуду стало понятно, что профессор Коэл задаст именно этот вопрос.
— Это было нетрудно Энн. Я уже в самом начале предполагал, что наш путь коснётся апостола Иоанна. Ведь по сути все эти предсказания о конце света, исходят именно от него. Но потом само это слово, которое мы нашли в месте, где скончался Иоанн Златоуст. Если ты помнишь, — продолжал рассказывать Боуд, — это слово было связано с четырьмя животными. Каждое из них олицетворяло апостола. Я даже рассуждать не стал о том, кого именно они касались. Это становилось совершенно очевидным. Потом рассказ Ольги о «Первом Вселенском Соборе». Ведь по сути именно кувшин явился главным событием Собора. Услышав про него, я понял, как именно Феодорит обозначил дальнейший путь. Он поместил отгадку в кувшин. А сам кувшин поместил в пещеру Иоанна. Эти действия стали мне вполне понятны. Как и то, что кувшин был вылеплен по заказу Феодорита. Иначе бы он просто не смог поместить в него пятую часть тайны. Я только не знал, что именно найду в кувшине и сохранился ли он вообще. А сама мысль о предмете появилась раньше. И тому имелись серьёзные основания. Ведь по сути, — продолжал Боуд, — разгадав значение пятидесяти малых бусинок, мы подошли к большой, то есть переходу. Отсюда простой вывод. Мы подошли к разгадыванию первой из четырёх главных тайн. По этой причине, я и вернулся к первой найденной нами надписи. Если вы помните, она начинается со слов «Когда венок спадёт с головы Богоматери, откроется лестница. Спустись по ней, и ты попадёшь в первое подземелье». Здесь наверняка идёт речь о неком механизме, с помощью которого этот венок и должен спасть. Учитывая это обстоятельство, я и делал выводы по поводу предмета.
— И где находится этот «механизм»? — поинтересовалась Александрова.
— Понятия не имею, — откровенно признался Боуд, — но я надеюсь, что Энн ответит на этот вопрос.
— Я? — переспросила поражённая профессор Коэл. — С чего ты взял, что я смогу ответить на этот вопрос?
— Энн, тебе всего лишь надо перевести то, что написано здесь, — ответил Боуд передавая ей ключ найденный в кувшине. Профессор Коэл с откровенным удивлением приняла ключ. Некоторое время она разглядывала его. Ключ изобиловал разного рода резьбой. Ко всему прочему, на нём были выбиты буквы. Профессор Коэл обратила внимание Боуда и Александровой, что буквы имеются с двух сторон. Буквы были слишком маленькие. Боуд передал Коэл свою лупу, чтобы она могла прочитать надпись. Наконец. Возникло молчание. Боуд и Александрова следили за каждым её движением. После долгого молчания, раздался голос профессора Коэл:
— На этой стороне написано только одно слово. Вот дословный перевод. «В смерти». Сейчас посмотрю на другой стороне… — возникла пауза после которой снова раздался голос профессора Коэл:
— На второй стороне написано два слова. Вот дословный перевод. «Обрети жизнь». — Она подняла голову и с откровенным недоумением подвела итог: — Получается такая надпись. «В смерти обрети жизнь».
— И больше ничего? — не поверил Боуд. Он тут же попросил её ещё раз всё посмотреть и добавил, что такого попросту не может быть.
— Это всё, Джеймс! — выразительно ответила профессор Коэл, протягивая ключ обратно. Боуд с совершенно растерянным видом принял его обратно.
— Вы ожидали другого? — по его виду догадалась Александрова.
Боуд, молча, кивнул.
— Я надеялся, что надпись, и укажет на место, где начинаются «четыре главные тайны».
— А может быть так и есть? — предположила Александрова.
— Думаю, вы правы, — после недолгого молчания согласился с ней Боуд, — однако это совсем не те слова, на которые я рассчитывал. Скажу больше, я вообще не представляю, что они могут значить. Мне придётся заново переосмыслить все наши поиски. Возможно, я где- то совершил ошибку и всё не так, как мне кажется.
— Вы найдёте выход, Джеймс. Я уверена в этом! — Александрова решила поддержать Боуда. И сделала это, так как умела. Боуд поблагодарил её кивком головы.
— Что же нам делать? — подала голос профессор Коэл. — Времени совсем не остается, Джеймс.
— Понятия не имею, Энн. Мне необходимо обо всём хорошенько подумать. Сейчас я не готов. Что- либо сказать по этому поводу.
Разговор прервался по причине внезапного появления в кабинете…Савьеры. Он выглядел, мягко говоря, обеспокоенным. Ворвавшись в кабинет, Савьера с ходу заговорил, отчаянно жестикулируя при этом руками:
— Шеф, что нам делать? Эту нечисть ни одна наша пуля не берёт. Мы всех ребят угробим если будем за ними гоняться. Во Франции вовремя появились эти…опричники, ну вы знаете с горящими собачьими мордами. Классные ребята. Жизнь нам спасли, а я так и не смог их отблагодарить. Кстати, я там видел князя Евстаса. С ним ещё такой красивый орёл прилетел. Представляете шеф, у этого орла целых две головы. И сила какая. Схватил демона своими когтями и заклевал насмерть. Я сам видел. И ребята видели. Евстас тоже нам помог, а мост разрушился. Это не наша вина. Эти с крысиными мордами…демоны я хотел сказать, начали бросать на мост огромные камни, вот он и сломался. Хорошо людей успели спасти. А полицейские даже не хотели, чтобы мы им помогали. Не будь нас. Всех бы людей там сожрали или в пропасть скинули. А они даже спасибо нам не сказали. Но я не в обиде на них шеф. Главное все живы и здоровы. Правда среди этих с горящими головами не все остались в живых. Часть из них угробили эти с крысиными мордами. Мы им не могли помочь. Наши пули вообще для них ничего. Не действуют. Так что нам делать дальше, шеф?
Закончив свою речь, Савьера устремил выжидательный взгляд на Боуда. Тот смотрел на него очень странно.
— Савьера, — после довольно долгого молчания ответил Боуд, — в жизни мне приходилось отгадывать много всяких загадок. Я всегда и всё понимаю. Но когда начинаешь говорить ты, у меня создаётся впечатление, что я никогда не пойму что именно ты хотел сказать. Поэтому сделай одолжение, иди к своей жене и расскажи всё ей. Алисия, я надеюсь тебя понимает лучше чем я. А она пусть придёт и перескажет мне. И больше никогда не врывайся в мой кабинет, — предостерёг его Боуд.
— Шеф, вы никогда со мной не говорите. Только гоните, — насупившись сказал Савьера.
— Ты ещё здесь Савьера?
— Ухожу, ухожу, — пробормотал под нос, покидая кабинет, Савьера.
Боуд бросил хмурый взгляд на женщин. Обе улыбались.
— У меня весь поток мыслей оборвался, — пожаловался им Боуд. — у Савьеры просто дар — сбивать людей с толку!
Глава 32
Круг сужается
Океанские волны высотой в многоэтажный дом, одна за другой обрушивались на город, превращая сотни домов в груду обломков. Разбушевавшаяся стихия сносила всё на своём пути. В эти мгновения не было силы способной противостоять этому мощному и смертельному натиску. Жители успели к тому времени покинуть город. Тысячи автомобилей медленно двигались по горной дороге, отдаляясь от мест подвергшихся ударам стихии. Многие останавливались и выходили из машин. Отсюда, с высокой точки, было хорошо видно всё. Город, а вернее его руины, лежали как на ладони. Даже находясь далеко от берега океана, люди испытывали подлинный ужас, наблюдая за разрушительной волной, сметавшей здания как карточные домики. От ударов стихии деревья валились сотнями. Все лини передач были разрушены. Единственное желание, которое испытывал каждый человек, наблюдавший зрелище — это уехать. Уехать как можно дальше, туда, где бы они могли находиться в безопасности. Цунами настолько владела умами людей, что они не заметили новой опасности. С вершины горы, под постоянным давлением ливня, стали сбегать грязевые ручейки. Раз за разом они пересекали серпантин, скатываясь всё ниже, к самому дну ущелья, над котором и был проложен перевал. По мере того, как грязевые потоки усиливались, стали раздаваться обеспокоенные голоса полицейских. Они жестами и окриками пытались ускорить движение автотранспорта, убрать его в безопасную зону. Беспокойство нарастало по мере того, как усиливались потоки. Местами стали возникать заторы. Полицейские метались по дороге, пытаясь ускорить движение, но оно лишь замедлялось. Никто из тех кто двигался по дороге, не заметил в суматохе, как на вершине горы появился всадник. Евстас неспроста пришёл сюда. Он знал, что эти люди обречены на погибель и хотел спасти их. Застыв как изваяние на крае вершины, он устремил взор вниз. В то время, как он зорко следил за всем происходящим на дороге, позади него раздался негромкий голос:
