Ярослав Васильев - Дорога без возврата
Всё вышло совсем иначе. Воевода дал сигнал, полесцы помчались навстречу шляхтичам… Только вместо встречной сшибки конный вал ударил в спину правому флангу пехоты и разметал ставку воеводы: золото маркграфа Леопольда оказалось сильнее ненависти к давнему врагу. В замешательстве драгоценные секунды были потеряны, и рыцари прорвали центр строя, а кнехты начали смыкать окружение. Опытные воины, не раз бившиеся на границе, не растерялись. Бросив тех, кого не могли спасти, они сгруппировались вокруг уцелевшего левого фланга и ощетинившееся копьями каре начало отступление. Ещё немного – и хотя бы остатки армии вырвутся из ловушки. Внезапно на холмах показался новый отряд: яркие знамёна и разноцветные одежды, сияющие пики и алебарды… Швейцарская пехота! Неизвестный предатель провёл непонятно откуда взявшийся отряд горцев-наёмников тайными тропами в тыл! Всё, что оставалось древлянам – продать свои жизни как можно дороже. Но силы были неравны, древлян засыпали стрелами, а отчаянные попытки вырваться раз за разом натыкались на плотную стену швейцарской пехоты. К ночи всё было кончено. Лишь победители ходили по полю, искали своих раненых и добивали чужих. Из древлян не спасся никто, дорога на восток была свободна…
Гонец с плохими вестями примчался на рассвете, когда Александр собрал воевод обсудить штурм Борович-городка, где укрылся Хотим Медведь с остатками мятежников. Ильмень-город не смог прислать ополчение в помощь Великому князю: в море заметили драккары, готовые к набегу. Кто-то знал о мятеже и предупредил северных ярлов, и теперь викинги только и ждали, пока войско уйдёт из города. Александр вместе с воеводами в ответ на новость только выругался от души. Увы, ильменский посадник выходил со всех сторон прав. Вместе с Псковом ильменцы были щитом от вторжения язычников. А если викинги сожгут Ильмень, то Псков границу не удержит, и весь север зальёт кровью. Но едва князь закончил ругаться, к нему подвели нового гонца. Рубаха и свита у парня оказались заляпаны грязью, под глазами легли чёрные тени усталости от долгой скачки. Увидев правителя, гонец кинулся к нему:
– Беда, князь! Карантанцы напали! – парень вдруг пошатнулся и ухватился за плечо сопровождавшего его гридня, чтобы не упасть. Было видно, что держится гонец на одной воле.
– Горячего вина! – крикнул князь. – Выпей, – лично подал он чашу, – и рассказывай, – сердце вдруг тревожно сжалось: Ирина осталась в Киеве. А укрепления повреждены, столицу же маркграф Леопольд наверняка осадит. Устоит ли Киев ещё раз, пока князь спешит на помощь?
После вина гонец порозовел, чуть пришёл в себя и поведал подробности. Враг перешёл границу севернее, чем ожидали – со стороны гнесинов, а не через Валахию. Судьба войска воеводы Богодана неизвестна, Смоленск пал, Шикша и Полоцк в осаде. Когда вестник уезжал, до столицы враг ещё не добрался, но ждали его под стенами Киева со дня на день.
– Князь, медлить негоже… – обратился один из воевод.
Александр ощерился в кривой ухмылке: после разгрома под столицей он пообещал вогнать бунтовщиков живьём под землю. Но терять время на штурм Борович-городка теперь нельзя. Вот только Медведи об этом не знают…
– Пусть объявят! Если город в течение дня выдаст зачинщиков мятежа, то я обещаю прощение всем, кто только выполнял приказ. Если же откажут… Через седьмицу здесь будет пепелище, на котором люди побоятся селиться до скончания веков!
Город принял условия. И всего через пятнадцать дней Александр смотрел, как на широком поле засыпанных снегом остатков посада, топча свежий утренний снег, из походных колонн разворачивались войска. Князь подхватил с земли пригоршню белого пушистого снега, смял в руке холодный комочек, глубоко вдохнул морозного воздуха. И вдруг подумал, что отсюда, с холма, люди кажутся ненастоящими. Яркий блеск полуденного солнца слепил глаза, съедал цвета и делал предметы внизу какими-то неживыми. Отчего сходство с серебряными солдатиками тонкой византийской работы, которых в детстве подарил Александру отец, становилось ещё сильнее. Вот только боль и смерти грядущего сражения будут настоящими. Если бы там было только войско маркграфа… Но даже издалека заметны вставшие отдельным лагерем солдаты в двухцветных штанах и роскошно отделанных камзолах, украшенных всюду буфами, разрезами и нашитыми пёстрыми лентами. Проклятые швейцарцы! Про которых не зря говорят – нет швейцарцев, нет победы.
Размышления прервал гонец, примчавшийся от войска: оказывается, в стан маркграфа несколько дней назад приехал посланец патриарха, и теперь легат под угрозой отлучения от церкви и интердикта на обе стороны настаивает на том, чтобы князь и маркграф сначала попытались договориться. Мол, худой мир лучше доброй ссоры. Александр в ответ только усмехнулся: добро. Хорошо бы переговоры затянуть подольше, тогда к нему успеет подойти ополчение рифейских мастеровых, а может и ильменцы. После этого ещё посмотрим, кто сильнее – швейцарец или древлянин!
Они встретились на поле между укреплёнными лагерями – два отряда человек по десять, в схожих зимних плащах, и легат патриарха, в белом плаще с большим красным крестом. Обе группы спешились, предводители вышли вперёд. Между ними судьёй встал священник, вдруг напомнивший князю ворону, прилетевшую поживиться падалью. Даже чёрные волосы и чёрные одежды под плащом отдавали сизым. И, словно продолжая мысли, внезапно переменился ветер и принёс откуда-то запах гари.
– Войдя ко второй половине жизни своей и предвидя уже закат своего греховного существования, в сединах подобно этой земле, в ожидании, когда припаду к стопам Господа нашего, – сухим каркающим голосом начал легат, – обещаюсь, буде спросят меня о делах, каковым выпало ныне мне свидетелем быть, повествовать только о доподлинно виденном и достоверно слышанном, без упования проницать сокрытый смысл событий, и дабы лишь передать события сии. Все мы дети Господа нашего, и как отцу многие печали, если ссорятся чада его, так и Отцу небесному тяжело, если забывают сказанное Сыном его в Нагорной проповеди: «Вы слышали, что сказано: „око за око и зуб за зуб“. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два». Поэтому, прежде чем лишать жизни ближнего своего, пусть каждый из вас скажет, что на сердце у него и попытается решить дело миром.
– Пока жгут наши веси, пока… Богом вручено хранить мне землю мою. И как заповедовал первый из князей земли нашей, кто с мечом к нам придёт, от меча пусть и погибнет, – первым высказался Александр, мысленно считая: три дня, переговоры надо затянуть самое большее на три дня.
В ответ маркграф Леопольд начал длинную речь об обиде, причинённой его купцам. И что сам он не возьмёт себе ни одной медной монеты… Вот только его расходы, включая найм швейцарцев и выплаты родственникам обиженных, должны быть возмещены. Едва прозвучала сумма, которую должны будет отдать каждый город и каждая весь «с дыма25», Александр не выдержал:
– А не рановато ли кабальный договор выдвигать начал? У нас говорят, пока белку не стрелил, шкуркой не торгуй.
В ответ прозвучали холодные слова церковника:
– Как пастырь несёт ответственность за стадо, так и овцы принимают болезнь пастуха своего. Митрополит Древлянский Гумберт уличён был в чёрном колдовстве, но братьям Доминика его не передали. И потому со смертью отступника его грех перешёл на страну.
Александр заиграл желваками: хорошо хоть крыса римская не догадывается, что пытал Гумберта лично князь вместе с Глебом. И за убитого отца… И слишком много погань могла рассказать посторонним. Вот только если бы знать, как его на этом словят… Выдал бы с отрезанным языком и переломанными руками чёрным братьям, а там пусть что хотят, то и делают.
Тем временем представитель патриарха продолжил:
– Требования маркграфа Леопольда и забота о ближнем праведны. Потому, дабы избежать кровопролития, вы примете их. Под угрозой отлучения страны.
Слова прозвучали. Александр сжал рукоять меча так, что побелели пальцы… И пусть после встречи на заснеженном поле переговоры длились целых две седьмицы, итог остался прежним. Из-за Рима князь проиграл войну без единого сражения. Вдвойне горько было говорить об этом ополчению из Рифейских гор и особенно дружине Ильмень-города. Северяне, разгромив в кровопролитном сражении десант с драккаров, без роздыха кинулись на помощь столице. И оказалось, что жертва напрасна… Хотя и не совсем: едва в свите молодого князя появились суровые кузнецы Рифеи и жилистые ильменцы, аппетиты Леопольда и патриаршего посланника поубавились. Александру даже удалось договориться, что половину виры за Рифею и Ильмень-город внесёт патриарх, а оставшуюся часть княжеская казна. И на долю в княжеских богатствах маркграф не претендует, ведь князь за мифических разбойников не ответчик… Вот только за это чёрные братья ордена Доминика получат право выискивать уличённых в колдовстве по всему княжеству, князь отдаст патриарху право инвеституры26. А города и веси всё равно будут обязаны выплатить грабительскую дань.
