Валериан Светлов - При дворе Тишайшего. Авантюристка
Старики с недоумением посмотрели на молодого человека, а его отец махнул рукой и, усмехнувшись, промолвил:
— Ну, что же я говорил? Что может он сказать толкового? Совсем с пути сбился молодец!
Леон вспыхнул, хотел резко возразить отцу, но вовремя удержался и только до крови закусил губы.
За него неожиданно вступилась царевна.
— Князь Леон прав, — тихо проговорила она. — Я тоже думаю, что давно следовало сделать подарки кое-кому из бояр.
— Подкуп бояр? — Это опасный шаг! — проговорил кто-то осторожный…
— Да и кого подкупать? — спросил Джавахов.
— Милославского лучше всего, — ответил Леон. — Он принимает подарки и пользуется большим влиянием при царе.
— Ой уж мне этот советник! — покачал головой Вахтанг Джавахов. — Введет он нас в беду!
— Мое дело сказать, а ваше принять или отвергнуть совет, — задетый за живое, ответил Леон.
Старики стали совещаться, а князь Вахтанг подошел к сыну и сурово спросил его:
— Где твой кинжал?
— Ведь я уже сказал тебе, отец!
— Ты солгал и должен сказать мне теперь правду. Сейчас говори! Слышишь? Я хочу знать!
Старый князь был страшен в гневе, и сын совсем растерялся, зная, что последует, когда отец узнает, что кинжал потерян.
Но между отцом и сыном вдруг встал царевич.
— Не сердись, князь Вахтанг, — проговорил мальчик. — Леон не виноват! Хочешь, я тебе скажу, что сталось с его кинжалом? Но только отойдем в сторону, а то они мешают своими разговорами!
Царевич отвел старика в противоположный угол комнаты и там подробно рассказал о случае с Леоном.
Мальчик говорил горячо и старался выгородить своего наставника перед отцом, а когда кончил, то, заглядывая под насупленные седые брови в глаза князю, спросил:
— Ты видишь, Леон ни в чем не виноват, не правда ли?
— Так зачем же он скрыл от меня потерю кинжала! — угрюмо спросил старик.
— Леон боится тебя, князь Вахтанг!
— Боится, значит, знает, что совершил нехорошее дело.
— Что же худого он сделал, князь?
— Разве он отомстил обидчику, осмелившемуся оскорбить Джавахова? — сверкнув глазами, спросил князь.
— Но он поразил его кинжалом! — произнес царевич.
— Хорош удар!.. — презрительно возразил Вахтанг. — Враг остался жив!
— Он не убийца! — гордо повторил мальчик слова своего наставника.
Старый грузин холодно посмотрел на царевича.
— Это тебя Леон научил? — проговорил он. — Хорошему же он тебя учит! Ты не будешь уметь держать оружие в руках с такими понятиями. Нас учили за обиду убивать, — с горечью произнес Вахтанг. — А вас, юношей грузинских, скоро будут безнаказанно бить по лицу!
Лицо царевича перекосилось, глаза засверкали, как у молодого львенка, и он схватился за свой кинжал.
— Потише, потише, мальчик! — остановил его князь, положив свою сильную, загрубелую в боях руку на его плечо. — Ты еще молод, чтобы грозить старику!
— Да счастье твое, что ты старик, а то я показал бы тебе, что оскорбления не остаются у нас безнаказанными, — надменно произнес царевич.
Эта вспышка очень понравилась старому князю.
— Ну, ладно, — спокойнее проговорил он. — Так помоги вот сыну вернуть наш старый дедовский кинжал!
— Я сам верну его, — вмешался Леон, недовольный тем, что отец дает ему в компаньоны мальчика.
— Что ж ты до сих пор не взял его?
— Некогда было, — хмуро ответил Леон.
Царевич стал проситься взять и его на поиски.
— Возьми его, — произнес старик Джавахов, — он славный будет воин.
— Да на что он мне? — уклонился Леон. — Если понадобится, возьму.
В это время кончилось совещание совета. Приближенные царевны решили попытаться одарить боярина Милославского и через его сестру действовать в пользу Грузии.
— Кто повезет подарки? — спросил князь Зичианов.
— Ну, хотя бы ты, князь, — предложили ему.
— Нет, меня увольте! — возразил он, кланяясь. — Устал я и стар для этого тонкого дела, лучше просите князя Орбелиани.
— Я сделаю, что мне прикажет моя царевна, — почтительно склоняясь в ее сторону, ответил Орбелиани.
— Я прошу тебя, князь! — скромно опуская глаза, ответила польщенная Елена Леонтьевна.
Порешив на этом, грузины стали расходиться. Все поочередно подходили к царевне и низко кланялись ей. Она сидела, не шевелясь, потупившись; возле нее стоял царевич и важно отвечал наклонением головы на поклоны князей.
XX. Ворожея Марфуша
Внешний вид избушки ворожеи Марфуши нисколько не изменился с тех пор, как в ней была несколько лет тому назад боярыня Елена Дмитриевна. Внутри она была все так же грязна и неуютна, и по-старому сидела над котелком с варящимися в нем какими-то травами Марфуша.
Годы точно не коснулись ее худощавого, цыганского типа лица; на нем так же светились энергией и силой мрачные темные глаза, пытливо высматривавшие из-за нависших над лбом всклоченных черных как смоль волос. Только вокруг рта лежала складка не то презрения ко всему окружающему, не то затаенного горя…
Помешав травы, она встала, подошла к маленькому слюдовому оконцу и посмотрела на улицу. Было темно, хоть глаз выколи. Кругом было пустынно и глухо; только слабое журчание ручейка доносилось откуда-то неподалеку.
— Никто больше не придет, поздно… Да и время не для волшебства… — проговорила Марфуша, и странная усмешка тронула ее бледные губы. — Вишь, Вербная неделя; они ее чтут и ворожить не станут… Верующие ведь! Много ли сегодня наработала?..
С этими словами она задернула оконце платком и пошла к маленькому сундучку, стоявшему рядом, в чуланчике. Вытащив его на середину избы, она присела на корточки и замысловатым ключиком отперла свою сокровищницу, на дне которой оказались горки золота и медной монеты.
Глаза ворожеи потускнели, подернувшись точно слезой.
— Сколько бед натворило это золото, — прошептала ворожея. — И все-таки мне еще мало! Этого не хватит, чтобы сделать счастливой мою Танечку! Ах, Таня, Таня, ради тебя терплю я муки, души загубила — и свою, и людские, а тело мое слабое ежеминутно адова огня трепещет! Матушка, матушка, — вскрикнула она, — .завета твоего не исполнила!
Большой черный кот— непременная принадлежность каждой чародейки того времени — ласково мурлыча, потерся о ее колена.
Ворожея погладила его по мягкой спинке.
— Бедные мы с тобою, Клубок! Когда-то страда наша кончится?
Кот поднял голову и пошевелил ушами.
— Что, Клубок, или идет кто-либо?
И действительно, возле избы послышались голоса и проклятия…
Ворожея быстро убрала сундучок и боязливо стала прислушиваться. Поздние гости говорили на незнакомом ей языке, а один из голосов был детский. Но скоро ворожея услышала и настоящую русскую брань.
— Чтобы черти тобой подавились, хрычовка некрещеная! Дома, что ль, тебя нет? Князь Леон, подожди маленько! Ежели нет ее, лешихи, всю избу разнесу! — И тот же голос тихо спросил: — Что, царевич, испугался?
— Я? Вовсе нет! — ответил детский голос, видимо, бодрясь.
— Не надо было так поздно, ведь ничего не видно, — проговорил сильный мужской голос.
— Я-то знаю ее чертову избу… — кричал русский, и Марфуша узнала в нем молодого стрельца Прова Степановича. — Да ответишь ли ты, сучья печень? — заорал он во все горло.
— Может, ее и в самом деле нет? — спросил Леон.
— Должна пронюхать, дьяволицына дочь, что мы золота ей кучи навезли!
— Только ты ей не говори, кто мы, — посоветовал Леон, когда под напором стрельца дверь заскрипела.
— Кто там, что надо? — сонным и хриплым голосом спросила наконец Марфуша.
— Открывай, рачье пузо!
— Да ты не больно ори, а сказывай, что надо?
— На то ты и ведьма, чтобы знать, зачем к тебе люди ходят! Разве не почуяла запаха денег?
Ворожея постаралась хрипло рассмеяться и отворила дверь, после чего стала рассматривать пришельцев. Она имела довольно много дел с боярами и боярынями, часто толкалась и в теремах, чтобы тотчас же по осанке узнать в пришедших знатных людей.
«Какого царства князья?» — думала она и старалась вспомнить, где видела таких чернооких, смуглых красавцев, как этот мальчик и его спутник.
Леон и царевич были в русских шубах и шапках, не желая открывать ворожее своего звания. Но их жгучие глаза и гибкие движения скоро навели старуху на мысль, что это могут быть только грузины, которыми она всегда при встрече на улицах любовалась.
«Грузинской царевны, должно быть, сын и его дядька», — подумала она и проговорила вслух:
— Садитесь, бояре!
— Что за варево мастерила? — спросил Дубнов. — Верно, зелье какое? По чью душу?
— Ты разве, боярин, за допросом пришел?
