Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий
— Плевать хотел царевич на все эти сплетни, — вдруг сказал он.
— Что? Что? — переспросил, опешив, Чалаби.
— Слишком много зодчий Наджмеддин сделал для государства, да и, кроме того, послал на войну единственного своего сына. Что еще можно от него требовать? Смотрите, господин Чалаби, как бы вам не навредить самому себе, наговаривая на достойных людей.
Ахмад Чалаби не мог прийти в себя от изумления, он был расстроен холодным приемом устада и тем, что Кавам так внезапно изменился к нему, верному своему Чалаби. Если Ибрагим Султан уже выехал из Герата в Шираз, то ведь здесь остался Байсункур-мирза. Можно пожаловаться в крайнем случае и ему, решил Чалаби себе в утешение.
Глава XIV
Светлый праздник навруз[16]
И подножие горы Кухисиёх в северной части Герата и холмистые степи, и берег ручья густо покрыты зеленью, словно волшебный оазис. Река Герируд, вобрав в себя сотни малых и больших горных речушек, причудливо вьется между горами Кухисаф и Кухисиёх и по густо-зеленым долинам устремляется дальше к Мургабу и Джейхуну. Но путь ей преграждают бескрайние пустыни. А когда она в буйном беге своем уносится южнее города Фарахруд-Хушруда, то и тут подстерегает ее беда — алчно пьют ее светлые воды не знающие влаги, иссушенные солнцем земли. В дни торжественного праздника навруза лишь подножия гор щедро окутаны свежей зеленью и жители Герата отправляются туда встретить светлый праздник весны, весело собирая алые тюльпаны, маки, целебный ревень. Да и не только жители Герата. Сюда, в эту цветущую долину, устремляются жители городов Гургана, Калаинава, Караха. Особенно хороши в такие дни горные цепи за Кухисиёхом, тянутся они до самых хребтов Банди Туркестана. И на берега Бало Мургаба и Оби Кайсара, что довольно далеки от Герата, тоже стекается народ на этот прекрасный весенний праздник. И с берегов южного Намаксарского озера спешили люди к подножию Кухисиёха.
Устад Кавам явился в дом Наджмеддина Бухари неожиданно. У ворот его встретил Зульфикар. Он даже растерялся, увидев «столь уважаемого гражданина Герата», но, опомнившись, проворно подбежал к устаду и помог ему сойти с коня.
— Мир и благоденствие дому сему, — проговорил устад Кавам.
— Пожалуйста, проходите, — вежливо пригласил Зульфикар.
— Бисмилло…[17]
Они вошли во внешний двор. Кавам впереди, Зульфикар за ним, ведя лошадь под уздцы.
Завидев устада Кавама, выскочили из своих комнат Гаввас и Заврак. Они приветливо встретили его, тепло поздоровались и проводили в приемную для гостей — большую комнату, великолепно и со вкусом отделанную ганчем и резьбой, окна которой выходили на солнечную сторону двора. Заврак побежал сообщить зодчему о прибытии гостя. Наджмеддин Бухари поспешно вышел во внешний двор, даже не успев обуться.
— Добро пожаловать, — приветствовал он Кавама.
— Благоденствия вам! Вот соскучился, решил проведать. Нам, старикам, следует держаться друг друга, быть друг другу опорой, — начал устад Кавам, и голос его прозвучал на редкость добродушно, и не было слышно в нем обычного спесивого высокомерия. Теперь он казался совсем другим — искренним, добрым. А слова его о том, что «нам, старикам, следует держаться друг друга, быть друг другу опорой», означали, как догадался Наджмеддин Бухари, что Кавам намекает на то, что не следует, мол, особенно уповать на поддержку государя и царевичей. Пришло время, когда человек отдыхает душой лишь в окружении друзей, товарищей по ремеслу. С приближением смерти старые друзья становятся особенно дороги, а что толку от вельмож, ведь они-то не станут близкими в тяжкие твои дни.
Вот совсем недавно скончался их сверстник каллиграф Абдураззак Машхади, и это была большая и горестная утрата для них обоих.
Кавам раскрыл ладони для молитвы: «Ступила нога, да не ступит горе!»
— Благоденствия вам!
— Все ли здоровы в вашем доме?
— Благодарение богу.
Ученики поднялись и начали накрывать на стол. Заврак бегом бросился во внутренний двор, где Масума-бека уже раскладывала сладости на огромном подносе.
И до Бадии дошла весть о прибытии гостя. Но только одна она во всем доме не утратила обычного спокойствия и, живая по натуре, даже двигалась как-то особенно неторопливо. Услыхав ржание лошадей, она направилась в конюшню, бросив на ходу Зульфикару:
— Один пожаловал?
— Да, один.
В конюшне Бадия сразу подошла к коню брата по кличке «Зеленый голубь», благородный конь не выносил присутствия других лошадей рядом с собой, и поэтому Бадия, отвязав поводья, отвела его в дальний угол и привязала его там.
— Я ведь и сам мог это сделать, госпожа, — сказал Зульфикар.
— Ну что вы, я ведь оберегаю вас, уважаемый Шаши, — она нежно потрепала ладонью холку коня. — Вы нужны моему отцу. Отец считает вас самым способным своим учеником.
Бадия улыбнулась. А Зульфикар так и не понял, шутит ли она или говорит всерьез. Но так или иначе улыбка эта была прекрасна. Зульфикар смутился.
— Я хотел сказать, что такие дела можно…
— А я хотела сказать, что Зеленый голубь признает только меня и брата. Не вздумайте приближаться к нему, — чего доброго, покалечит. Вы посмотрите, он ведь и на коня-то не похож.
Бадия снова погладила Зеленого голубя по холке и подошла к Зульфикару. И снова улыбалась, пристально глядя на него.
— Ступайте прислуживайте гостю. — И, быстро повернувшись, она вышла из конюшни.
Зульфикар лишь успел увидеть взметнувшиеся косы, спадающие до колен. А вдруг устад Кавам приехал говорить о свадьбе? Конечно, никакой свадьбы быть не может, пока брат Бадии не вернется из похода, но почему бы им и не побеседовать об этом.
Зульфикару стало не по себе. Неужели Бадия станет женой этого надутого Худододбека? Неужели лучший виноград достанется собаке? Ничего не поделаешь, деньги, богатство, всеобщий почет… Чего с ними только не достигнешь! Эй, бухарец, зря ты предавался радужным надеждам! Эти взгляды, улыбки, эти бесценные сладкие мгновения встреч — все это так, пустяки! Все это не для тебя. Всем этим завладеет губастый Худододбек, у которого и дела-то только что азартная игра да бой козлов. И этой красоте суждено исчезнуть в его объятиях.
Неужто так и будет? Все в этом мире шиворот-навыворот. И эта властная, умная, ловкая и проворная Бадия Станет женой Худододбека? Все на свете изменить можно, говаривал зодчий, только нельзя изменить нрав человека. И эта свободная белая голубка, радостно порхающая в небе, будет томиться в клетке Худододбека?
Зульфикар в раздумье постоял еще немного и побрел к товарищам. Они уже подали на стол сласти и еду и удалились в свои комнаты, боясь помешать беседе стариков.
— Вот что я хочу вам сказать, — начал Кавам, — Мавляна Джафар Табризи и Ходжа Юсуф Андугани высказали пожелание выехать вместе с семьями к подножию Кухисиёха рвать тюльпаны и ревень. Там, дорогой мой, мы и отпразднуем навруз, тем более что сейчас все мы пребываем в отменном настроении духа. Только они просят, чтобы вы были, так сказать, главой этого увеселения. Ведь праздник совпал с лучшими осенними днями, и это тоже большая радость. Если вы согласитесь, то мы вместе с семьями на арбах отправимся в долину Кухисиёха. Ну, каково ваше мнение на сей счет?
— Если вы предлагаете такую прогулку, мы с удовольствием примем в пей участие, — улыбнулся в ответ зодчий. — Наши желания совпадают полностью.
— Однажды, — сказал устад Кавам, любивший начинать разговор издалека, — мудрого Пифагора какой-то святой привел в ткацкую мастерскую. И Пифагор там услышал некую мелодию. Это пела крученая нитка. И уже после Пифагор услышал в степи другую мелодию, это пели кости давно умершей черепахи. Повсюду он слышал мелодии и создавал свою музыку. И музыка его вдыхала жизнь в человеческую душу и тело. Так вот, Ходжа Юсуф Андугани тоже хочет вдохнуть в наши души жизнь…
— Мудрые слова, — подхватил зодчий.
Ох и любил устад Кавам, когда восхищались его «мудростью».
— Я давно не слышал пения господина Юсуфа Андугани, — добавил хозяин. — И послушать его будет для меня удовольствием, радостью.
— Байсункур-мирза тоже собирается на этих днях на прогулку. Созерцание тюльпанов очищает душу, а корень ревеня благотворно действует на плоть человеческую. Так гласит «Канон медицинской науки».
— На какой день намечена прогулка?
— Если мы отправимся в четверг утром, то сможем вернуться в пятницу к вечеру. Ну, а если все пройдет удачно, проведем там и пятницу. Лучше всего ехать к Шураку, через Карах. Там особенно много тюльпанов и ревеня.
— Говорят, что мавляна Андугани написал новую мелодию? Как это отрадно. Я ведь слыхал почти все его сочинения, и, конечно, они не сравнимы ни с чем на свете.
