Бернард Корнуэлл - Саксонские Хроники
– Кто это? – вопросил Ивар.
– Благословенный святой Себастьян, – ответил через переводчика сидевший перед алтарем король Эдмунд.
Ивар, не сводя угрюмых глаз с картины, пожелал услышать историю целиком, и Эдмунд рассказал, как благословенный святой Себастьян, римский воин, отказался отречься от своей веры, и тогда император приказал расстрелять его из луков.
– Но он остался жив! – с восторгом продолжал Эдмунд. – Он выжил, потому что Господь защитил его, Господь всемилостивый!
– Остался жив? – с недоверием уточнил Ивар.
– И тогда император приказал до смерти забить его дубинами, – завершил рассказ переводчик.
– Значит, он все-таки умер?
– Он отправился на небеса, – заявил король Эдмунд, – значит, остался жив.
Убба влез в разговор, желая, чтобы ему объяснили, что же происходит на небесах, и Эдмунд живо обрисовал их прелести. Но Убба с отвращением плюнул, поняв, что небеса – это Валгалла, лишенная всех увеселений.
– И христиане мечтают попасть на такие небеса? – с недоверием спросил он.
– Конечно, – сказал переводчик.
Убба презрительно хмыкнул.
С ним и его братьями явилось столько датских воинов, что они даже не смогли втиснуться в церковь, а вся свита Эдмунда состояла из двух священников и шести монахов. Все слушали, как Ивар объявляет свое решение. Король Эдмунд останется жить, будет править Восточной Англией, но в главной крепости останется датский гарнизон. Датчанам дадут любые земли, которые им понравятся, за исключением королевских угодий. Эдмунд обязуется предоставлять датской армии лошадей, снабжать деньгами и провиантом, а королевское войско (то, что от него осталось) должно подчиняться приказам датчан. У Эдмунда нет сыновей, зато у его оставшихся в живых вассалов – есть, и эти сыновья станут заложниками, чтобы жители Восточной Англии соблюдали условия, предложенные Иваром.
– А если я отвечу "нет"? – спросил Эдмунд.
Ивар удивился.
– Тогда мы все равно заберем земли.
Король посовещался со своими священниками и монахами. Эдмунд был высоким, тощим и лысым, как яйцо, хотя ему было не больше тридцати лет, с выпученными глазами, поджатыми губами и вечно нахмуренным лбом. Благодаря своему белому балахону он и сам походил на священника.
– А что будет с Божьей церковью? – наконец спросил он Ивара.
– А что с ней такое?
– Ваши люди разбили алтари, убили слуг Господа, осквернили Его образы и украли Его драгоценности!
Король по-настоящему рассердился: вцепившись одной рукой в подлокотник своего кресла, другой он размахивал в такт своим обвинениям.
– Твой Бог не может сам о себе позаботиться? – поинтересовался Убба.
– Наш Бог – могущественный Бог, – заявил Эдмунд, – создатель мира, но он позволяет существовать злу, чтобы испытать нас!
– Аминь, – пробормотал один из священников, пока переводчик передавал Ивару слова короля.
– Он привел сюда вас, язычников с севера! – сказал, словно выплюнул, король. – Иеремия предсказывал это!
– Иеремия? – на этот раз Ивар растерялся.
У одного из монахов имелась книга – первая, которую я увидел за многие годы, – и он открыл кожаную обложку, перевернул негнущиеся страницы и передал книгу королю. Тот вынул из кармана маленькую указку из слоновой кости, чтобы водить ею по нужным словам.
– Quia malum ego, – пророкотал он, водя светлой указкой по строкам, – adduco ab aquilone et contritionem magnam!
Тут он замолчал и сверкнул на Ивара глазами. Некоторые датчане, потрясенные неистовостью слов короля, хоть и не поняли ни единого, стали прикасаться к своим амулетам. Священники Эдмунда глядели на нас с укором. В стрельчатое окно влетел воробей и присел на секунду на перекладину высокого распятия, стоящего на алтаре.
На мрачном лице Ивара ничего не отразилось, и наконец до переводчика, который был одним из священников Эдмунда, дошло, что страстные слова короля не имеют для нас ни малейшего смысла.
– "Ибо приведу я зло с севера, – перевел он, – и с ним погибель".
– Так сказано в книге! – яростно произнес Эдмунд, возвращая том монаху.
– Можешь оставить себе свою церковь, – небрежно произнес Ивар.
– Этого мало, – заявил Эдмунд и встал, чтобы придать внушительности своим словам. – Я буду править этими землями, я буду терпеть ваше присутствие, коли так суждено, я буду давать вам лошадей, еду, деньги и заложников – но только если вы, все до единого, преклоните колени перед Богом. Вы должны креститься!
Эти слова не перевел ни датский переводчик, ни переводчик короля, и в итоге Убба вопросительно взглянул на меня.
– Надо будет встать в бочку с водой, – сказал я, вспомнив, как Беокка крестил меня после гибели брата, – а потом тебя еще польют водой сверху.
– Они хотят меня помыть? – поразился Убба.
Я пожал плечами.
– Так они обычно делают, господин.
– Вы станете христианами! – сказал Эдмунд, раздраженно взглянув на меня. – Креститься можно и в реке, мальчик. Не обязательно в бочке.
– Они хотят помыть вас в реке, – пояснил я Шару и Уббе, и датчане захохотали.
Ивар задумался. Постоять несколько минут в реке было не так уж сложно, особенно если потом он сможет быстро вернуться в Нортумбрию и выяснить, что там произошло.
– Я смогу поклоняться Одину после этого омовения? – спросил он.
– Конечно нет! – сердито заявил Эдмунд. – Есть только один Бог!
– Богов много, – возразил Ивар, – много! Это знают все!
– Есть только один Бог, и вы обязаны ему служить.
– Но побеждаем мы, – терпеливо, словно ребенку, втолковывал Ивар, – значит, наши боги сильнее вашего.
Король содрогнулся, услышав такое богохульство.
– Ваши боги – ложные, – сказал он, – они порождение дьявола, они зло, которое приводит тьму в этот мир, а наш Бог велик, всемогущ и светел.
– Докажи, – предложил Ивар.
После этого повисла тишина. Король, его священники и монахи уставились на Ивара в явном замешательстве.
– Докажи, – повторил Ивар, и датчане зашумели, поддерживая его идею.
Король Эдмунд заморгал, явно растеряв свой пыл, затем его осенило, и он указал на кожаное полотнище, изображающее святого Себастьяна в виде мишени для лучников.
– Наш Бог спас святого Себастьяна от стрел! – сказал Эдмунд. – Разве этого доказательства недостаточно?
– Но он все равно умер, – заметил Ивар.
– Только потому, что на то была воля Божья.
Ивар обдумал это утверждение.
– Значит, твой Бог защитит тебя от моих стрел? – поинтересовался он.
– Да, если на то будет Его воля.
– Так давай попробуем, – предложил Ивар. – Мы будем в тебя стрелять, и если ты останешься жив, мы помоемся в реке.
Эдмунд уставился на датчанина, гадая, не шутит ли он, а когда понял, что Ивар говорит серьезно, заволновался. Король разинул рот, но снова закрыл его, ничего не сказав. Тут один из монахов что-то забормотал, должно быть, пытаясь убедить короля, что Бог посылает ему испытание ради укрепления церкви, что свершится чудо – и тогда датчане станут христианами и все мы сделаемся друзьями, а закончим тем, что вместе будем распевать на небесах. Короля его доводы не вполне убедили (если, конечно, монах толковал именно об этом), но датчанам уже хотелось увидеть чудо, и теперь у Эдмунда не осталось выбора.
Несколько человек оттеснили монахов и священников, кто-то отправился за луками и стрелами.
Король, угодивший в ловушку собственной веры, встал на колени перед алтарем и молился так горячо, как едва ли когда-нибудь молился человек. Датчане посмеивались. Я был в восторге. Наверное, я надеялся увидеть чудо, не потому, что был христианином, а просто мне этого хотелось. Беокка часто рассказывал мне о чудесах, подчеркивая, что они – истинные доказательства превосходства христианства, но я ни разу не видел ни одного. Никто в Беббанбурге не ходил по воде, там не вылечился ни один прокаженный, и сияющие ангелы не парили в ночном небе... Но сейчас, наверное, я увижу силу Бога, о которой постоянно толковал мне Беокка.
Брида же просто хотела посмотреть, как умрет Эдмунд.
– Готов? – спросил Ивар у короля.
Эдмунд поглядел на своих монахов и священников, и мне стало любопытно, не захочет ли король предложить кому-нибудь из них заменить его в испытании божественной силы. Потом он нахмурился и поглядел на Ивара.
– Я принимаю твое предложение, – провозгласил он.
– Насчет того, что мы в тебя стреляем?
– Насчет того, что я останусь здесь королем.
– Но ты же сначала хотел меня помыть.
– Мы можем обойтись и без этого, – заявил Эдмунд.
– Нет. Ты заявил, что твой бог всемогущ, что он единственный, и я хочу получить доказательства. Если ты прав, мы все помоемся в реке. Идет?
