Бернард Корнуэлл - Саксонские Хроники
Я отпрыгнул вправо, затем влево, но он был проворен, как хорек, и преградил мне путь. Я понимал, что загнан в угол, он тоже понимал это и улыбался.
– Я сделаю все быстро, – сказал он, – обещаю.
И тут Веланда ударил по шлему кусок черепицы. Он не был ранен, но от неожиданности отшатнулся и стал озираться по сторонам. Второй кусок попал ему в живот, третий – в плечо, и Брида закричала с крыши:
– Назад, через дом!
Я побежал. Меч просвистел в каком-то дюйме от меня, я подлетел к двери, промчался по колеснице, запряженной рыбиной, нырнул во вторую дверь, в третью, увидел открытое окно и выскочил в него. Брида спрыгнула с крыши, и мы с ней понеслись к недалекому лесу.
Веланд гнался за нами, но остановился, когда мы скрылись под деревьями.
Тогда он повернул на юг и ушел. Он сбежал, потому что знал, что с ним сделает Рагнар... А я, увидев Рагнара, почему-то заплакал. Почему? Не знаю, наверное потому, что получил доказательства: Беббанбург потерян, мой милый дом занят врагом, у которого сейчас, возможно, уже родился сын.
Брида получила браслет, и Рагнар дал всем понять, что, если кто-нибудь ее тронет, он лично располосует обидчика колуном. Обратно она ехала на коне Веланда.
А на следующий день пришли враги.
* * *Равн плыл с нами, и я снова стал его глазами, описывая, как армия Восточной Англии строится на невысоком клочке сухой земли к югу от нашего лагеря.
– Сколько знамен? – спросил он.
– Двадцать три, – ответил я, сосчитав.
– Что на них нарисовано?
– В основном кресты, – сказал я, – и какие-то святые.
– Жалкий человек, король Эдмунд, – заметил Равн. – Как-то раз он пытался сделать меня христианином.
Старик хмыкнул, вспомнив об этом.
Мы сидели на носу одного из причаливших к берегу судов: Равн – на стуле, мы с Бридой – у его ног, а мерсийские близнецы, Кеолнот и Кеолберт, пристроились чуть поодаль. Они были взятыми в заложники сыновьями епископа Этельбрида из Снотенгахама: хотя отец их приветствовал приход датской армии, человек делается более искренним в своих чувствах, если его сыновей берут в заложники. Так сказал Равн.
Заложников из Мерсии и Нортумбрии было около дюжины – все сыновья знатных людей, и всем им грозила смерть, если бы их отцы попытались предпринять что-нибудь против датчан. В армии находились и простые англичане, воины, – если бы не язык, они не отличались бы от датчан. Большинство из них были либо преступниками, либо людьми без хозяев, и все – отчаянными бойцами, как раз такими, каких не хватало англичанам, чтобы дать отпор врагу. А теперь эти люди сражались на стороне датчан против короля Эдмунда.
– К тому же король – дурак, – насмешливо добавил Равн.
– Почему? – спросил я.
– Он позволил нам зимовать у себя, до того как мы захватили Эофервик, – пояснил Равн. – А мы взамен пообещали не убивать его священников.
Старик негромко засмеялся.
– Что может быть глупее. Если бы от их бога была хоть какая-то польза, мы бы и так не смогли их убить.
– А почему он позволил вам там зимовать?
– Потому что так было легче, чем с нами сражаться, – пояснил Равн.
Он говорил по-английски, потому что дети, кроме меня, не знали датского, хотя Брида очень быстро все схватывала. У нее был ум, как у лисички, быстрый и изворотливый.
Равн улыбнулся.
– Глупый король Эдмунд думал, что весной мы уйдем и больше не вернемся, но вот мы здесь.
– Он не должен был так поступать! – заявил один из близнецов.
Я не отличал их друг от друга, но оба раздражали меня своим патриотизмом, хотя отец их и переметнулся к врагам. Им было десять лет, и они вечно упрекали меня за любовь к датчанам.
– Конечно не должен, – согласился Равн.
– Он должен был на вас напасть! – сказал Кеолнот... или Кеолберт.
– И тогда потерпел бы поражение, – ответил Равн. – Мы жили в обнесенном стенами лагере. А он платил деньги, чтобы мы не беспокоили его.
– Я как-то раз видела короля Эдмунда, – ввернула Брида.
– Где, девочка? – спросил Равн.
– Он приезжал в монастырь молиться, – ответила она, – и пердел, опускаясь на колени.
– Без сомнения, бог оценил его подношение, – надменно произнес Равн и нахмурился, потому что близнецы тут же принялись издавать соответствующие звуки.
– А римляне были христианами? – спросил я, вспомнив, как восхитила меня римская ферма.
– Не всегда, – ответил Равн. – Когда-то у них были собственные боги, но римляне отреклись от них, стали христианами и после того уже не знали ничего, кроме поражений. Где сейчас наши воины?
– Все еще идут, – объяснил я.
Убба собирался разбить лагерь и вынудить Эдмунда атаковать на вытянутом перешейке, чтобы уничтожить его армию под нашей короткой земляной насыпью. Но вместо этого англичане выстроились южнее предательской низменности, приглашая перейти в наступление нас.
Уббе и хотелось так поступить. Он заставил Сторри бросить палочки с рунами, и ходили слухи, будто руны дали двусмысленный ответ, поэтому Убба осторожничал. Он был могучим воином, но всегда медлил перед битвой. Однако руны не предсказали полного провала, и он повел армию туда, где она теперь и стояла, – на клочок суши, откуда к невысокому холму вели две дороги. Знамя Уббы, знаменитый ворон на треугольном полотнище, виднелось между двух дорог, каждую из которых защищал мощный клин англичан. Какую бы дорогу ни выбрал Убба, горстке наших воинов пришлось бы сражаться с целой толпой, и, должно быть, Убба засомневался, потому что медлил с решением.
Я описал все это Равну.
– Негоже терять людей, даже если в результате мы победим, – проговорил старик.
– Но если мы убьем много их воинов? – спросил я.
– У них много людей, у нас – мало. Если мы убьем тысячу их воинов, завтра у них будет новая тысяча, а если мы потеряем сотню, нам придется ждать прибытия кораблей, чтобы заменить погибших.
– Новые корабли придут, – сказала Брида.
– Не думаю, что они явятся в нынешнем году, – возразил Равн.
– Да нет, они уже идут! – Брида махнула рукой, и я увидел четыре судна, пробирающиеся через лабиринт низких островков и бухточек.
– Говори, – нетерпеливо потребовал Равн.
– Четыре корабля, – сказал я, – движутся с запада.
– С запада? Не с востока?
– С запада, – подтвердил я. Это означало, что они идут не с моря, а с одной из четырех рек, впадающих в Гевэск.
– Носы? – продолжал Равн.
– На носах нет драконов, – сказал я, – просто деревянные шесты.
– Весла?
– Десять с каждого борта, а может, одиннадцать. Но там больше людей, чем весел.
– Английские корабли! – воскликнул Равн изумленно, потому что у англичан почти не было судов, кроме небольших рыбацких лоханок и нескольких похожих на бочонки торговых кораблей.
Но эти четыре были военными, длинными и изящными, как и суда датчан. И они шли вперед через путаницу шхер, чтобы атаковать стоящий у берега флот Уббы. Я увидел дым, поднимающийся с палубы первого судна, и понял, что там есть жаровня – значит, они хотели сжечь корабли датчан и таким образом поймать Уббу в ловушку.
Но Убба тоже увидел суда, и датская армия немедленно устремилась назад, в лагерь. Головной английский корабль начал обстреливать зажигательными стрелами ближайшее судно датчан, на борту которого были часовые, но, поскольку охранять драккары обычно оставляли больных и раненых, те не могли защититься от атаки с воды.
– Мальчики! – проорал один из часовых.
– Бегите, – велел нам Равн, – бегите!
Брида, которая считала, что она ничем не хуже мальчишек, побежала вместе со мной и близнецами. Мы спрыгнули на берег и помчались по кромке воды к датскому кораблю, над которым сгущался дым. Теперь уже с двух английских судов летели горящие стрелы, а два оставшихся пытались пройти вперед, чтобы добраться до остальных датских кораблей.
Наша работа заключалась в том, чтобы тушить огонь, пока часовые метали копья в англичан. Я нагребал щитом песок и засыпал им огонь. Английские корабли были уже близко, и я видел, что они построены из свежего сырого дерева. Рядом со мной упало копье, я схватил его и метнул обратно, но слишком слабо: оно ударилось о весло и плюхнулось в воду. Близнецы даже не пытались тушить огонь, и я ударил одного из них, пригрозив как следует поколотить, если они не примутся за работу. Однако спасать корабль было уже поздно: он пылал со всех сторон, поэтому мы побежали к следующему.
Два десятка горящих стрел воткнулись в его скамьи, еще одна угодила в свернутый парус, и двое из мальчиков-заложников упали мертвыми у кромки воды.
Головной английский корабль уже подошел к берегу, на его носу столпились люди с копьями, топорами и мечами.
