Эммануил Флисфиш - Кантонисты
Всю процедуру помню как сегодня. Была лютая зима. Мою правую руку положили в корыто с ледяной водой. После некоторого времени рука была настолько заморожена, что я перестал чувствовать ее. Ловким ударом ножа мой палец оказался почти безболезненно отделенным от руки. Мне наложили повязку, и я считался спасенным. В самый короткий промежуток времени подобная операция была произведена над ста с лишком мальчиками, что, по-видимому, обратило внимание начальства, которое ревностно принялось разыскивать несчастных малышей, совершивших тяжкое преступление помимо своей воли и не по собственной вине. Около шести детей все-таки не избегли своей участи и были отданы в кантонисты. Меня же тайком перевезли в Киевскую губернию к дяде, где я, из-за плохого ухода, возился со своим пальцем около года, пока рана не зажила окончательно».
Вот бесхитростный рассказ о том, как родная мать, доведенная от отчаяния, решилась изувечить сына.
— Осудит ли кто простую женщину, — заканчивает свои воспоминания д-р Вайсенберг, — решившуюся на тяжкий подвиг подавления в себе чувства материнской жалости к своему ребенку? Не имели разве еврейские матери право жертвовать одним пальцем руки своих детей, чтобы избавить их от нечеловеческих пыток в кантонистской школе и 25 лет в казармах?
Евреи не возмущались открыто, не бунтовали, но уклонение их от воинской повинности с годами принимало все более массовый характер. Об этом свидетельствуют официальные данные. Например, в одной только Волынской губернии по набору 1833 года скрылось 355 человек. В последующие годы число скрывшихся растет с каждым годом. При наборе 1846 года скрылось 1562 человека, а два года спустя — в 1848 году — 1875 человек.
В своем отчете за 1850 год Волынский губернатор доносил министерству внутренних дел, что при каждом рекрутском наборе встречаются неимоверные трудности в исполнении этой повинности со стороны евреев. «Кроме неисчислимых способов членовреждения, — читаем мы в этом отчете, — укрывательство всех без исключения годных к службе евреев до того сделалось обыкновенным, что в некоторых обществах, особенно в пограничных местах, кроме неспособных к военной службе по летам и телесным недостаткам, во время набора нет налицо ни одного еврея, годного к отдаче в рекруты. Казенная палата по окончании каждого набора препровождает в губернское правление списки беглецов. Эти списки передаются городским и земским полициям, но из огромного числа скрывшихся полиция находит в год не более 10 или 15 беглецов. Одни бегают за границу, другие скрываются в смежных губерниях, где обнаружение их, доставка и содержание требуют больших усилий и чрезвычайных издержек. В замедлении к сдаче еврейских рекрутов еще способствуют избранные для сего еврейскими обществами поверенные. Эти служащие после значительных издержек для обществ заявляют, что скрывшихся очередных они не отыскали. На самом деле поверенные охраняют зажиточные семейства от рекрутства. Богатые жертвуют кагалам значительные деньги, платят за укрывательство, подкупают поверенных и даже, если нужно, — присяжных заседателей. Таким образом, повинность эта с евреев, даже при усердном действии полиции, при самом строгом наблюдении губернского начальства, никогда не исполняется бездоимочно, падая сверх того преимущественно на бедные и малорабочие семейства и весьма часто и на одиночек».
Не надо думать, что членовредительство, побеги, укрывательство и разные другие уловки оставались безнаказанными. Законодательство вело ожесточенную борьбу с уклонением от рекрутской повинности. Рекрутский устав предусматривал следующие наказания:
Если способный к военной службе мальчик или юноша из очередного семейства скрылся во время набора, то беглец после его поимки сдавался без зачета. Не дожидаясь поимки, кагал, к которому принадлежал беглец, обязан был в течение трех дней представить другого рекрута. Евреи, способствовавшие побегу или укрывшие рекрута хотя бы на самое короткое время, отдавались в солдаты без зачета обществу.
Если наказанные были неспособны к военной службе, то ссылались в Сибирь на поселение или на каторжные работы, в зависимости от своей виновности. Кроме личного взыскания с самих виновных, отвечал также и кагал, в котором укрывался беглец: с кагала взыскивали тысячу рублей за каждого обнаруженного в нем беглеца. Поймавший беглеца или доносивший на укрывавших его, получал денежное вознаграждение. Если кто-либо калечил себя, то его, несмотря на физическое повреждение, все равно забирали.
Борьба с членовредительством и побегами не ограничивалась этими мерами. Наказания становились все суровее в течение всего царствования Николая I.
В 1837 году Государственный совет ввел в рекрутский устав следующую статью: «Если кто в очередном еврейском семействе сделает себе повреждение для избежания военной службы, то он при любых обстоятельствах обращается в рекруты, несмотря на повреждения, а с его семейства, в наказание за неудержание его от членовредительства, берется еще другой рекрут, преимущественно малолетний; семейству же засчитывается только один рекрут».
В том же 1837 году последовал указ, направленный против злоупотреблений при найме охотника-рекрута. Причиной указа послужило следующее обстоятельство. Один еврей получил разрешение начальства представить наемного «охотника» для отбывания воинской повинности вместо его малолетнего сына. Он представил под чужим именем еврея, австрийского подданного, с тем, чтобы после прохождения комиссии отозвать наемника и дать ему возможность убежать в Австрию. Ясно, что подданный чужой страны был внесен в катальную «очередную книгу» незаконным путем. Подлог обнаружился, следствие установило причастность полиции, особенно полицмейстера к явному потворству.
Николай I повелел передать виновных военному суду, а членов кагала отдать в рекруты без зачета. Еврейским обществам повсеместно было объявлено, что если в дальнейшем они допустят подобные злоупотребления, то их лишат права нанимать «охотников». Указом от 1838 года определялось наказание за подстрекательство к уклонению от военной службы. Еврей, подговоривший другого еврея к побегу или способствовавший ему в побеге, сам отдавался в рекруты без суда, по распоряжению губернского правления, если в этом были неоспоримые доказательства. Если виновный неспособен был к военной службе, он подлежал ссылке на поселение в Сибирь или на каторжные работы, согласно судебному постановлению.
По указу 1840 года за увозимых за границу малолетних рекрутов с виновных кагалов взималось за каждого увозимого мальчика по два рекрута.
Однако решительный указ, установивший более жестокие меры с целью пресечения укрывательства от рекрутской повинности, появился 22 октября 1851 года.
Этот указ установил следующие наказания:
1) Если из еврейских семейств, из коих следовало брать рекрутов, все годные к службе лица скрылись, то брать рекрутов в этом же участке из семейств, не стоящих на очереди. Всех же беглецов, как только они будут пойманы или сами явятся, когда бы то ни было, отдавать немедленно в рекруты.
2) Если пойманный беглец окажется негодным ни к какой военной службе, он ссылается в исправительные арестантские роты и по отбытии наказания не возвращается к своему обществу, но отсылается в Сибирь или иные отдаленные места.
3) Ссылаются в исправительные арестантские роты и те, кто, состоя на рекрутской очереди, отлучились из своих кагалов и по объявлении рекрутского набора не возвращались домой, даже если срок годности их паспортов не истек.
4) Если поверенные и вообще лица начальствующие в еврейских кагалах, через выдачу паспорта на отлучку способствовали состоящему на очереди скрыться от службы, а равно и в том случае, если в течение недели со дня поимки или явки беглеца не представят его к сдаче в рекруты, сами отдаются в рекруты без зачета; при неспособности же их к военной службе, отдаются в исправительные арестантские роты на срок от 10 до 12 лет. Еврейское общество, в котором укрывался беглец, штрафуется в 300 рублей.
5) Всякий, поймавший еврея, скрывавшегося от рекрутской очереди и обличавший укрывавших его, получает денежное вознаграждение.
Такова подробная регламентация тех мер, которые применялись в борьбе с евреями при уклонении их от николаевской рекрутчины.
«ОХОТНИКИ». ВОСПОМИНАНИЯ Н.С. ЛЕСКОВА.
Очередное семейство, в котором был способный к военной службе рекрут, имело право нанять за себя другого, так называемого «охотника», который за денежное вознаграждение заменял очередника. «Охотником» мог быть еврей из другого семейства, но ни в коем случае христианин. Состоятельные люди, в которых совесть не совсем заглохла, не желая злоупотреблять своим привилегированным положением в кагале и выгораживать своего сына за счет беззащитных бедняков, находили за деньги замену своим сыновьям. Достать наемника было чрезвычайно трудно, но не потому, что нельзя было найти людей, готовых продать себя. Таким было все равно, где влачить жалкое существование. Трудности заключались в том, что закон разрешал выставлять наемника только при следующих условиях: «охотник» должен принадлежать к еврейскому обществу того же уезда, что и тот, кого он подменяет; семейство «охотника» должно доказать, что оно исполнило свою очередь или имеет другого способного рекрута для исполнения своей очереди; «охотник» должен представить письменное подтверждение, что он действительно идет в наемники по доброй воле.
