Михаил Волконский - Жанна де Ламотт
– Орест Беспалов! – засмеялся Борянский. – Знаю его!.. Так это он оказался способным на такую штуку?
– Между прочим, – обернулся к нему Белый, – этот Орест был доверен тебе, а ты не сумел его обезвредить!
– Невозможно! – с искренним удивлением и возможно даже с долей восхищения проговорил Борянский, – пьет он, доложу я вам, как губка, и ничего не действует на него. Я думал, он совсем доведен до должной нормы, и вдруг узнаю, что он встал, как встрепанный, и ушел!
– Да, этот Орест оказался опаснее чем можно было ожидать! – сказал Люсли и поправил свои очки, впрочем не столько для того, чтобы они держались лучше, а как бы убедиться в том, что они у него еще на носу. – Факт в том, – докончил он, – что дуком дель Асидо был послан к Николаеву присяжный стряпчий, и Николаев не смог найти расписку отца дука.
– Все это хорошо! – сказал Красный, учтиво и мягко оглядывая присутствующих, – но насколько я понял, дело тут касается только счетов дука дель Асидо с господином Николаевым, и благодаря действительно удачно завершенному маневру дук дель Асидо может получить деньги с Николаева. Но я желал бы знать, какая же прибыль будет от этого нам, то есть обществу восстановления прав обездоленных?
– На это вам ответит, – сказал Белый, – сама жена дука Иосифа дель Асидо, князя Сан-Мартино! – И он показал на Жанну.
Та удивленно посмотрела на него, как бы недоумевая, так ли расслышала она.
Но Белый кивком головы показал ей: «Да говори все что знаешь!»
– Я должна все сказать? – все-таки переспросила Жанна.
– Да! – подтвердил ей Белый.
– Я только что убедилась, – сказала Жанна, – что Белый и дук дель Асидо, князь Сан-Мартино, брат моего мужа – одно и то же лицо.
Все переглянулись между собой и затем вопросительно посмотрели на Белого, как бы желая узнать как им понимать слова княгини.
– Я и дук дель Асидо – мы вполне отвечаем друг за друга! – как бы поясняя, но на самом деле затемняя дело, несколько уклончиво проговорил Белый. – Во всяком случае, я ручаюсь вам за дука как за самого себя!
«Хитрый человек!» – подумала Жанна, невольно все более и более преклоняясь перед тем, по-видимому, гением интриги, который руководил этим делом. В эту минуту она пожалела, что у нее не было такого руководителя, как он, во время той истории с ожерельем королевы.
– Я так и думал, – заговорил опять Люсли, – что дук для нас свой!.. И тут относительно него не может быть сомнения! Но неприятно вот что: придется получать с Николаева по расписке судом, а эти русские суды тянут дело годами и придется ждать долгое время, прежде чем Николаев вернет деньги по расписке.
– Против этого зла будут приняты все меры! – успокоительно проговорил Белый. – Николаев вернет деньги так скоро, как ни один суд не заставит его это сделать. Стоит только пустить в ход небольшой рычаг, который имеет общеизвестное название…
– И это название? – спросила Жанна, стараясь как можно милее улыбнуться Белому.
– Психология! – ответил тот.
29. Второе и третье дело
– Наше второе дело, – продолжал Белый, – состоит в том, что маркиза Елизавета де Турневиль, спасаясь из Парижа, передала на хранение кардиналу Аджиери молитвенник. В последнем заключается указание места, где маркизой был спрятан клад, который она не могла везти с собой… В прошлое заседание я говорил вам, что мы намеревались благодаря случаю купить этот молитвенник, но это нам не удалось, В сущности жалеть об этом нечего, потому что когда будет нужно, так или иначе нам всегда можно будет получить молитвенник. Но пока это преждевременно, потому что с одним молитвенником мы все равно ничего бы не смогли сделать. Дело в том, что в этом молитвеннике подчеркнуты буквы на разных страницах. В комбинации этих букв и заключается указание на место, где спрятан клад. Но для того чтобы найти эту комбинацию, нужно иметь в руках ключ, так что без этого ключа молитвенник сам по себе ничего не значит и по нему одному ничего нельзя найти точно так же, как и по одному ключу. Это было сделано вот почему: клад спрятала маркиза Елизавета Турневиль не одна, а вместе со своим братом. Деньги и вещи, которые они прятали, принадлежали им обоим и впоследствии должны были быть разделены ими самими или их потомством, когда появится возможность достать этот клад. Маркиза и ее брат друг другу верили безусловно и не сомневались, что ни один в случае возможности не станет доставать этого клада без другого. Но они не знали, как гарантировать себя от того, чтобы кто-нибудь из их потомства не воспользовался этим кладом, не поделившись с остальными в случае, если им самим нельзя будет вернуться во Францию до своей смерти. Поэтому по совету одного аббата они и устроили так, что место этого клада обозначено подчеркнутыми вразбивку буквами в молитвеннике, который остался у маркизы, а ключ к комбинации этих букв должен был храниться в медальоне у брата маркизы или у его потомства. Таким образом, потомки маркизы и ее брата могли достать клад и поделить на соответствующие доли только в том случае, если бы сошлись при этом вместе, то есть разобрали при помощи ключа, находившегося у одних, комбинацию букв в молитвеннике, который был у других. Так им посоветовал аббат, так они и сделали, но не сообщили при этом аббату ни слова про ключ или подчеркнутые буквы в молитвеннике.
– А от этого аббата, – сказал Красный, – вероятно и известно нашему обществу о существовании этого клада?
– Конечно! – спокойно заметил Белый. – Этим аббатом в то самое время был я сам, и потому мне хорошо известна вся эта история. Нам было известно, что маркиза Елизавета поручила свой молитвенник кардиналу Аджиери, имея предчувствие, что с нею самой что-то должно случиться; предчувствие не обмануло ее, и ее предосторожность оказалась нелишней. Во время переезда маркизы де Турневиль на корабле в Англию случилась буря; корабль в течение двенадцати часов кидало по узкому Ла-Маншу, и наконец он разбился, и маркиза погибла, а с ней вместе погиб бы и молитвенник, если бы не та предусмотрительность маркизы. К тому же ее брат тоже вскорости погиб, будучи убитым на большой дороге одной из шаек, бродивших по Франции во время революции. Оставшийся после него медальон с ключом, насколько нам известно, достался его дочери, а дочь эта, по имеющимся у нас данным, должна теперь находиться в России. Маркиза де Турневиль по рождению была полькой, семья которой приехала во Францию вместе с Марией Лещинской, женой Людовика. Фамилия ее была Косунская, и ее брат, граф Косунский погиб во Франции, но семью свою успел отправить в Россию. Помимо клада, спрятанного в Париже, у Косунских есть поместье в Польше, и они достаточно богаты, чтобы жить здесь, в Петербурге. Дочь графа, графиня Лидия, принята в Петербургском обществе.
– Так это – она? – вставила свое слово и Жанна. – Она была мне представлена на празднике у графа Прозоровского!
– Да, это она! – сказал Белый, – но, к сожалению, неизвестно, сохранился ли у нее медальон, или нет.
– О, поручите это мне, и я разузнаю это дело немедленно! – предложила Жанна.
– Нет! – остановил ее Белый. – Вам будет поручено третье дело, о котором сейчас я скажу несколько слов. О медальоне же графини я постараюсь сам, потому что тут замешана старая кормилица, которая должна знать в чем дело, и, вероятно, так крепко хранит тайну, что выдаст ее разве только на исповеди, как истая католичка.
– Ну, а что это за третье дело? – поинтересовалась Жанна, жаждавшая деятельности, влияния и в сущности интриг, к которым от природы чувствовала неодолимое влечение.
– Третье дело, – улыбнулся ей Белый, – касается той истории, о которой вы рассказывали в саду, когда я заснул под ваш рассказ…
– Я рассказывала о Кончини-Галигай, – сказала Жанна.
– Вот именно! – подтвердил Белый. – Имение и состояние Кончини были конфискованы и переданы маркизу де Линю, но свои бриллианты Элеонора Кончини успела спрятать, и вот, чтобы открыть место, где они находятся, нужно большое искусство, и это сложное дело я поручаю вам, княгиня! – Обернулся он снова к Жанне.
Та расцвела довольной и сияющей улыбкой, в высшей степени польщенная таким доверием.
– Хорошо, – сказала она, – но ведь это слишком трудно!
– Потому-то я вам и поручаю это дело, что оно трудно!
– Мне все-таки нужны хоть какие-то данные…
– Они будут вам даны. Дети Элеоноры, как вам известно, умерли, и бриллианты к ним не попали. Единственный родственник Кончини, брат Элеоноры Турский епископ умер, тоже не подозревая о них. Словом, вся семья исчезла с лица земли, и после нее остались спрятанные бриллианты, которые вот уже двести лет блуждают по свету…
– Блуждают по свету? – переспросила Жанна, слушавшая с особым вниманием слова Белого. – Я думала, что они где-нибудь закопаны в подвале или замурованы в стене и лежат нетронутыми на одном месте, а если они блуждают, то, так как сами они двигаться не могут, поэтому находятся в чьих-нибудь руках, и этот «кто-нибудь», очевидно, сторожит их?
