Федор Шахмагонов - Твой час настал!
Тут и явился посланец этих сил из Стародуба. Шуйский не так-то был доступен для тех, кто хотел предстать пред царские очи. Под Тулой на Косой горе, раскинут царский шатер,что остался от Бориса Годунова. Шатер из китайского шелка, расписанный башнями и стрельницами на подобие кремлевских стен. В шатре — царские покои, просторная трапезная для царских пиров. Шуйский по своей скаредности пиров не устраивал, превратил трапезную в Думную палату. В Думную палату доставили Стародубца.
Шуйский редко улыбался, а смех его услыхать, редко кому доводилось. Услышав от Стародубца, что он явился посланцем царя Дмитрия, Шуйский рассмеялся рассыпчатым смешком.
— Еще один! Не тот ли, коего призывал Ивашка Болотников, да никак дозваться не может?
— Из какой норы этот вор вылез? — поинтересовался поинтересовался князь Мстиславский.
Стародубец извлек из-за пазухи грамоту и поротянул Шуйскому.
— Чину не знаешь! — остановил его князь Андрей Голицын и выхватил из его рук грамоту.
Князь Мстиславский осудительно потряс бородой и сказал:
— Должно быть юродивый. Не собрался ли в страдальцы?
Стародубец тут же ответил:
Это ты, боярин, юродивый! Служишь цареубийце изменнику!
Бояре повскакали с мест. Иные схватились за сабли. Шуйский остановил их порыв.
— Не поспешайте! Не дайте ему пострадать за неправду, потому как правды он не знает. Ведомо ли тебе, сын боярский, что твой новоявленный Дмитрий в Стародубе не единственный? В Астрахани объявился царевич Август. Слыхал о таком? Не слыхал и ладно. Есть еще царевич Иван Иваныч, будто бы старший сын царя Ивана Васильевича, что обманом от смерти спасся, когда царь Иван Васильевич замахнулся на него своим железным посохом. Есть еще царевич Петрушка, будто бы сын царя Бориса Годунова. Бродят по Дону и по Волге царевичи Федор, Клементий, Савелий, Василий. Гаврило и Мартын. Вон сколько царевичей набралось. За всех и голову класть? Не того ли стоит и твой Дмитрий?
— Истинно говорю, что в Стародубе объявился царь Дмитрий. Казачий атаман Заруцкий его перед всем людством признал и поклонился. Чтите царскую грамоту, там все сказано.
Андрей Голицын передал грамоту дьяку. Дьяк встал перед Шуйским и начал читать. Бояре посмеивались, но вскорости смешок пресекся. Голицын заметил:
— Не простой человек писал. И Шаховского при них нет. В Туле сидит в осаде.
Шуйский поманил к себе дьяка и взля у него из рук грамоту. Пробежал ее глазами с начала и до конца, головй покачал.
— Чисто писано. Похоже на грамоты Расстриги, но рука не его. Не рука Расстриги, а знакомая рука. Был у Расстриги человечек, что за него письма и грамоты писал. Дьякам надобно показать, они руку признают.
Грамоту вернул дьяку, чтобы далее читал. Дьяк кончил читать и огласил подпись.
— Император? — воскликнул в удивлении Андрей Голицын. — Кто же об этой подписи знал? Тех кто знал, по пальцам на руке сочтешь!
Шуйский дал знак Андрею Голицыну, чтобы примолк. Обратился к Стародубцу бнз гнева.
— Грамотку, как ты видишь мы прочли. Кто ж тебе ее вручил? Не самолично ли тот, кто царем и императором назвался в этой грамотке?
— Самолично мне в руки вручил.
— И каков же из себя сей человек, что царем Дмитрием и императором себя назвал?
— Каков был, таковым и остался. Нешто вы его не зрили?
— Мы нагляделись на него вдосталь. А вот ты видывал ли Расстригу, что Дмитрием назывался?
— Я в Москве не бывал. Стар я , чтобы в ратных делах во мне нужда нашлась бы.
— То, что ты стар, всякому видно. Потому и в удивление, что перед тем, как вскорости перед Всевышним предстать, на себя великий грех возлагаешь.
Андрей Голицын опять накинулся на Стародубца:
— Что с ним разговоры разговаривать? Расспросить бы с пристрастием!
— Не горячись, князь Андрей! Расскажи нашему гостю, каков из меня был Расстрига, что в Москве на царстве сидел.
— Говорить о нем одна маята. Ростом невелик, рыжеволос, нос грушей, коровьи ноздри, а еще на лице бородавка с горошину.
— Рыжеволос? — ухватился Стародубец. — И наш рыжеволос...
— И нос, как у гриба шляпка?
— Нос? — переспросил Стародубец. — Нос у него горбинкой. Лицо не грубое. Ростом он с тебя князь.
— С меня? — вскинулся Андрей Голицын. — Мне тот Дмитрий, что царствовал по злой воле дьявола, по плечо был. А что же о бородавке не сказывал?
— Не приглядывался я к бородавке.
— Врешь! Стало быть нет у него бородавки. Как на него взглянешь та бородавка сразу в глаза себя кажет.
Шуйский увещивательно молвил:
— Иные считают, что Расстрига был воистину сыном царя Ивана Васильевича. Бог с ними, но они должны признать, ежели не воруют, что под одним именем два разных человека быть не могут. Не дашь нам веры, сын боярский, из Стародуба, пройди по нашему стану. Сам найдешь тех, кто видел царя Дмитрия. Расскажи о своем. Захочешь покаяться, приходи, не захочешь, путь тебе чист на все четыре стороны.
Стародубец, пошел из шатра, провожали его недоуменные взгляды бояр. Недоумения не к Стародубцу, а к Шуйскому. Шуйский разъяснил:
— Вижу, что шкуру с него содрали бы живьем, а подумать, чего его шкура стоит? Собрался пострадать за правду, пусть и пострадает. Ныне угадано, что новый Дмитрий никто иной, как толмач, что состоял при Расстриге. Злая за ним стоит сила, с разумением сотворено. Те, кто нам заслал дьякона Григория, новый засыл задумали, а мы топчемся под этим городом
Тогда встал Михаил Скопин.
— Государь, — обратился он к Шуйскому. — Дозволь слово молвить!
— Если о приступе, так и слушать не надобно. Останемся без войска, когда Севера поднимется на нас, а за ее спиной польский король и еще незнамо кто!
— Вот и надобно с вором Ивашкой разделаться, чтобы Тула для нас не оказалась наковальней, когда король молотом на нас обрушится. Приступом крепость нам не взять, а есть розмысел. Приходил ко мне с этим розмыслом муромский хитроделец...
— Он и ко мне приходил, — перебил Скопина князь Федор Мстиславский. — Пустое предлагал. Слушать глупца, самому глупцом стать!
Скопин пустил слова Мстиславского мимо, продолжал свое:
— Приходил муромский хитроделец и к Андрею Голицыну. К нему его не допустили. Не допустили и к тебе, государь! А послушать бы его хитрое дело, давно воров из города выбили бы!
— Молод ты нам указывать! — возмутился Мстиславский.
Но Скопин не сдавался. Дерзко молвил:
— Вели, государь, то дело тебе с глаза на глаз поведать. Сумин Кравков, муромский ратник, возле шатра ждет. При боярах испугается слово молвить. Шуйский усмехнулся. Ему нравилось, что племянник идет поперек бояр.
— Послушаем юного воеводу, — сказал он. — Ежели хитроделец вправду хитрое дело придумал, позову вас, бояре!
Воеводы расходились, расходясь ворчали что не по чину берет царский племянник. Скопин привел в шатер хитродельца.
— Что скажешь, Сумин Кравков? — спросил Шуйский.
Сумин Кравков упал на колени.
— Государь! Десяти дней не пройдет, как воры сами сдадут город.
Шуйский недоверчиво покачал головой.
— Послушаем, как ты это сделаешь? Ворожбой или как? Государева дела опасно касаться. Обманешь — дня не проживешь! Не обманешь, большие милости тебя ожидают
Сумин Кравков перекрестился.
— Ворожба — дело греховное. Потому, как обман!
— Ворожбе не веришь? — удивился Шуйский. — А в Бога веруешь?
— В Бога верую, потому в колдовство не верую. Не допустил бы Господь этакую пакость на земле. Стоит город Тула на реке Упе. Река сквозь город протекает. Ежели реку ниже города перегородить, она зальет город. Воры побегут из города, как крысы из погреба.
Шуйский обратился к Скопину:
— Что скажешь, воевода?
— Глядел я на месте, государь! Поставим плотину ниже города, город вода зальет. А чтоб воры не помешали, поставим там туры с пушками, а с Косой Горы будем ядра пускать, чтобы в городе оттуда ждали приступа.
Шуйский перекрестил племянника.
— С Богом, Михайла, покажи Мстиславскому и Голицыным и всем боярам, что род Шуйских мудрее их всех. На царстве стоять — мудрому, а не льстивым.
Хитроделец указал, как поставить плотину. Срубили плот в ширину реки. К плоту прирубили с двух сторон стены. Переволокли плот через реку. Между прирубленными стенами засыпали землю и камни. Землю возили на возах, на плот насыпали с носилок. Плот опускался в глубину, стены прирубали выше и выше.
В Туле не сразу догадались, что осаждавшие строят плотину. Когда река вышла из берегов, догадались. Попытались сделать вылазку, чтобы разрушить плотину. Но Скопин сосредоточил здесь пушки и поставил стрельцов. Отбивали воров. Вода поднималась с каждым часом, подступила к городу и начала разливаться по улицам. Болотников посылал отряд за отрядом на плотину, чтобы ее разрушить. Но не было у него стойких полков. Пушками и огнем из ружей стрельцы отбивали вылазки.
