Василий Седугин - Князь Олег
— Нет, конунг. Куда мне деваться от своего добра? Да и какое преступление я совершил, за что меня наказывать? Что тебя пригрел? Многие другие услуги тебе оказывали. Так что, надеюсь, все обойдется.
— Ну как знаешь.
Олег зашел в свой дом, переоделся в воинское снаряжение, позвал к себе сотских и тысяцких. Не обращая внимания на их хмурые лица, приказал:
— Грузиться на корабли. Отплываем сегодня.
Никто не возражал, и Олег лишний раз убедился, что решение принял верное.
Надвигался вечер. По небу неслись чернорваные облака, накрапывал мелкий дождь. Норманны торопились, снося тюки с мехами, одеждой, разным барахлом.
Вдруг к кораблям устремился воин с крепостной стены. Стал кричать издали:
— Из леса вывалилась толпа вооруженных людей! Идут на Ладогу!
В то же мгновенье Олег заметил, как из многих домов стали выскакивать горожане с мечами, пиками, топорами, косами и вилами и устремились к пристани.
Он бросился к кораблям, крикнул на ходу:
— Бросайте все! Отчаливаем!
— Конунг, на крепостных стенах остались викинги! — крикнул кто-то.
— Рубить концы! Ни минуты промедления! — повторил он, заскакивая на ближайшее судно.
Викинги сели за весла, и корабли медленно двинулись по течению Волхова.
В это время на пристань выбежала толпа разъяренных людей. В норманнов полетели стрелы и дротики, люди прыгали, кричали, орали, визжали:
— Трусы!
— Грабители!
— Разбойники!
— Попробуйте вернуться, мы вам покажем!
Суда отошли уже на значительное расстояние и крики стихли, когда на пристань вышел посадник Богумир. Глядя вслед норманнам, произнес спокойно и сурово:
— Пусть плывут. Море просторное, места всем хватит.
И добавил после некоторого молчания, больше для себя:
— Успел-таки ускользнуть, пес шелудивый…
Часть третья
НОВГОРОД
В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них междоусобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который владел нами и судил бы по праву».
Повесть временных летI
Халльгерд с утра принялась за приготовление теста. Она просеяла пшеничную муку через сито, всыпала в квашню, а затем разбила туда яйца, вылила растопленное сливочное масло, теплое молоко, положила хмель, соль и начала месить. Это было самое трудное — хорошо вымесить большую массу теста, вымесить так, чтобы не осталось ни одного комочка муки. У нее стал мокрым платок на лбу, по ложбинке спины побежали холодные струйки пота, но она упорно продолжала напряженные, однообразные движения.
Рядом с ней сидел ее любимый кот, рыжий, с белыми подпалинами вокруг носика и на шее, а на ногах — будто белые сапожки. Эдакий щеголь и красавец. Она подобрала его на улице, голодного, тощего, изможденного, выкормила, и он привязался к ней, как собачонка. Старался быть там, где она. На ночь укладывался возле ее ног, а по утрам будил, взбираясь на грудь и проделывая какие-то странные действия: начинал топтаться и драть ее когтями; было больно, но она терпела. Потом ложился и замирал; порой засыпал, да так крепко, что начинал храпеть. Она не раз слышала, что кошки лечат людей, чутьем угадывая больное место, а у нее с детства частенько побаливало сердце. Видно, он старался вылечить его, и она была благодарна ему за это.
Единственное, из-за чего они порой ссорились, это была еда. Когда-то бездомный, чуть не умерший от голода, кот на редкость оказался привередливым в еде. Халльгерд клала ему самое лучшее — отварное мясо, рыбу, сыр. Но он порой подойдет, понюхает и степенно зашагает прочь, брезгливо отряхивая лапки. Убила бы его, негодника, в этот момент!
Другой привереда в еде — Олег. Сама Халльгерд была неприхотливой и уминала за столом все подряд. Наверно, потому и подобрела и располнела. Не то, что Олег. У рыбы он отрезал только хребет и брюшко, в мясе копался, выискивая какие-то лакомые места, от иной еды отворачивался напрочь, хоть лопни, а съесть не заставишь. Халльгерд удивлялась: как же в военных походах он питается? Там мужской коллектив, там некому угождать его прихотям, что подадут, то и лопай… Какие же все-таки загадки задают иногда эти мужчины!
Захныкал ребенок. Халльгерд вмиг стряхнула тесто с руки, кинулась к кроватке. Нет, ничего страшного, Торульфу, видно, что-то приснилось, повозился немного и снова уснул. Вот уже второй годок пошел, растет крепким и здоровым.
Налюбовавшись на сына, она вернулась к квашне. Кажется, тесто готово, можно ставить в теплое место. А теперь за начинку. Больше всего она любила пироги с палтусом. Печь их научила мать еще в далеком детстве. Они и удавались ей лучше других.
В комнату вошла Эфанда, потягиваясь со сна. Лениво прошла мимо стола, нехотя спросила:
— Помочь, что ли?
— Сама управлюсь.
— Ну как хочешь…
Присела за стол напротив, подперла голову рукой, стала глядеть в лицо Халльгерд, загадочно улыбаясь. В свое время перебрала много парней, да так ни с кем не связала своей судьбы. Теперь стала перестарком: ровесницы давно семьи завели, а молодые парни на нее не смотрят. Вот и мечется девка. Чем это кончится?
— Что не спросишь, с кем последние ночи провожу? — спросила Эфанда таинственным голосом.
Хотя они и были одногодками, но за спиной Халльгерд три года семейной жизни, и она чувствовала себя намного опытней и мудрее своей бывшей подруги, а ныне золовки.
— Ну, рассказывай, кого ты на этот раз соблазнила, — поощрительно проговорила Халльгерд.
— Он из далеких стран, — растягивая слова, начала Эфанда. — Столько испытал, столько у него было всяких приключений, что для рассказов не хватает ночей…
— И ты снова с ним встретишься, чтобы дослушать до конца?
— Нет! Я решила пригласить его к нам в гости. Хочу познакомить с вами.
— Вот это разумно!
— Одобряешь?
— Вполне.
— А как, по-твоему, отнесется к этому братец?
— Думаю, одобрит.
Эфанда наморщила лоб, видно что-то обдумывая. Наконец произнесла:
— Вот в чем заковыка… Он не норманн.
— А кто же?
— Из славян. Откуда-то с балтийского побережья. Из племени бодричей.
— А как же к нам попал?
— Я же сказала: долгая история…
Помолчали.
Наконец Эфанда все с тем же озабоченным видом продолжила:
— И у него за плечами приличные годы…
— Это хорошо, что муж старше жены. Молодые, они глупее нас, женщин.
— А как же Олег?
— Мы с ним ровесники.
— Ну да… Но моему новому знакомому довольно много лет.
— За тридцать?
— Бери больше.
— За сорок?
— Угадала. Может, старше.
— Старше тебя раза в два? Более чем в два раза.
Халльгерд присела, стала внимательно разглядывать Эфанду.
Наконец произнесла, махнув рукой:
— Ну и пусть! Главное, мужик бы попался хороший.
— Мне понравился.
— У славян многоженство. Не было разговора, сколько у него жен?
— Говорит: ни одной.
— А ты и поверила! Чтобы мужик дожил до этих лет и остался одиноким? Ни за что не поверю!
Эфанда пожала плечами, ничего не ответила.
— Да что мы право! — вдруг спохватилась Халльгерд. — Ты с ним чуток повстречалась, а нам уж не знаю, что мерещится!
— И то верно! Пойду, понежусь в постельке еще с часок…
— Иди, наслаждайся волей. Замуж выйдешь, передохнуть будет некогда!
— Слышала!
Подошло тесто. Халльгерд разделила его на равные куски, стала раскатывать, начинять рыбой. Скребком отодвинула жар к дальней стенке топки, начала ставить противни с пирогами. Управившись с делом, села на скамеечку, очень довольная собой. Вот придут Олег, родня и гости, будут хвалить ее, Халльгерд, какая она умелая и искусная хозяйка!
Ей взгрустнулось. Не часто хвалит ее муж, не часто бывает ласков. Как поженились, был внимателен и не жен, но скоро охладел, будто отрезало. Стал равнодушен и раздражителен. Сначала она винила во всем себя, старалась быть ласковой и уступчивой. Но как-то пришла догадка, что все эти усилия напрасны, что он любит другую. Она гнала эти мысли, но они вновь и вновь возвращались. Ее смущало одно: как найти время для любви в военных набегах на другие земли? Она знала по рассказам викингов, которые слышала с детских лет, сколько опасностей и бед подстерегают их в дальних странах, сколько их гибнет, приезжает покалеченными — до любви ли? Вон Олег, пробыл полгода с Гастингом, в скольких сражениях побывал, а приехал почти пустой, без добычи. Потом сорвались в какую-то Градарику, говорят, еле ноги унесли… Нет, видно, Олег от рождения такой, суровый и черствый, и тут одна возможность растопить его сердце: быть верной и заботливой женой и матерью. Время творит чудеса, привыкнет, прикипит душой к семье, детям…
