Бернар Клавель - Свет озера
Всех, кроме Бизонтена, удивили эти слова.
— Разумеется, говорили. Завтра же и начнем.
— Мне-то не поручали за вами смотреть, сколько вы выработаете, мало ли, нет ли, а вот когда возчик приедет и окажется, что вы свой урок не выполнили, за вами стражника пришлют, и он вас отсюда выдворит.
Старик зашагал было к своему жилью, потом остановился, свернул с дороги и, искоса поглядывая на приезжих, добавил:
— Если кто из вас ко мне зайдет с мешком, могу дать мерку зерна, так сказать вперед.
— Я схожу, — вызвалась Ортанс.
Когда старик, еле волоча свои наболевшие, неверные ноги, отошел, цирюльник обратился к Ортанс:
— Я тоже с тобой пойду. Есть у меня настойка, авось ему поможет.
— Верно вы сказали! — воскликнула Ортанс. — Если мы сумеем оказывать людям услуги, нам и самим будет легче.
— Спросите-ка его, не нужно ли ему плуг подправить, — добавил кузнец.
— Или что-нибудь построить, — хохотнул Бизонтен.
Перекинув пустой мешок через плечо и отойдя на несколько шагов, Ортанс вдруг спохватилась.
— А о какой, в сущности, работе шла речь? — спросила она.
Бизонтен объяснил, что проживающие в карантине обязаны оплачивать свое пребывание там. Если у них нет денег, тогда пусть дробят камень, городу камень нужен — дороги мостить.
Ортанс даже побагровела от гнева. Подошла к Бизонтену и спросила:
— А деньгами сколько это получится?
— Я у них даже об этом не спрашивал.
Желая сдержать рвущуюся из груди ярость, Ортанс сжала губы, потом прошипела:
— Тогда мы все пойдем бить камень. И моя тетка тоже! Во всяком случае, покорно вас благодарю…
— Да что вы, мужчины на работу пойдут.
Негодующая Ортанс прервала его.
— Другими словами, вы собираетесь меня кормить!
Бизонтен рассмеялся.
— А почему бы и нет, барышня? Можно было бы угодить в худшую переделку. Я по крайней мере нахожу все это прекрасным…
Ортанс на минуту затихла, а потом тоже расхохоталась и крикнула:
— Если бы я не боялась сломать руку о кости этого плотника, я бы такую ему оплеуху влепила!
20
Первое, что увидели они, прежде чем добрались до назначенного им дома, было озеро.
Всем существом, всем сердцем Бизонтен ощутил красоту озера в зимнем его величии. Оно было здесь, совсем близко и в то же время далеко, словно отлакированное ветром и солнцем, соединившими свои усилия, чтобы придать ему еще больше блеска, чем придал бы снег. Оно было затянуто пеленой бледного золота меж этих серебристых гор, на склонах которых четко вырисовывались голубые, закованные морозом потоки. Все эти застывшие ручейки принесли свой сверкающий пепел в дар озеру, и оно сумело высечь из него огневые искры.
Ошеломленные открывшейся красотой, путники застыли на месте. Вдруг разом забылись голод и усталость. Вдруг разом угас всякий интерес к назначенному им жилью. Бизонтен то и дело оборачивался к ним и с радостью читал на лицах своих спутников удивление, видел охватившее их волнение. Детишки жались к юбкам Мари и, широко открыв глазенки, хоть и ослепленные всем этим блеском, озирались по сторонам, как бы надеясь охватить единым взглядом и безбрежность этих вод, и громаду этих гор. Мари улыбалась. Ортанс тоже улыбалась, но в улыбке ее проглядывало что-то суровое. Пьер молча покачивал головой, а трое стариков растерянно моргали, поджав губы, и, казалось, сетка покрывавших их морщин расползалась по всему лицу. Первой нарушила молчание Бенуат:
— Стоило все-таки увидеть такое перед смертью.
Дом, прилепившийся к косогору, фасадом выходил на озеро. Дорога от него вела дальше ко второму косогору, заросшему лесом. Изгородь из почерневшего за зиму колючего кустарника окружала лужайку, где росло с пяток яблонь, сплошь обвитых плющом и с заросшими мхом стволами. Строение оказалось просторным, приземистым. Середина крыши провисла, и Бизонтен не преминул пошутить:
— Строение это и впрямь потребует от меня немалых забот.
Даже не успев распрячь лошадей, они пошли осматривать дом, весь пропитанный запахом плесени. Свет проникал через дверь и узенькое оконце с выбитыми стеклами. Проведя ладонью по стене, Ортанс заметила:
— Не понимаю, как мы можем здесь оставаться. Да ребятишки за одну ночь богу душу отдадут. По-моему, лучше переночевать в повозках.
При этих словах Бизонтен рассмеялся, и Ортанс прикрикнула на него:
— А вам смешно? Вот уж действительно, вас нетрудно рассмешить.
— Мне смешно потому, что, когда мы вошли сюда и даже лошадей еще не распрягли, я про себя подумал: смотри-ка ты, мы как будто выбираем себе подходящее помещение, ведь их тут целый десяток наберется, — ответил он.
— Да вы же сами видите. Пусть это и так, но не можем же мы поселиться в промозглом погребе.
Кузнец толкнул дверь, ведущую во вторую половину дома, и, осмотрев ее, объявил:
— Там, во всяком случае, хоть солома есть. Даже сгнить успела, потому что солому эту беспрерывно дождем поливало, крыша ведь там дырявая, что твое сито.
— И впрямь, дядюшка Роша, славное у нас жилье.
Все кругом обветшало, все было грязное, сырое, липкое на ощупь, но, как ни странно, им почему-то хотелось смеяться.
— Завтра, — начал цирюльник, — когда мое лекарство подействует, сторож этих чудодейственных мест, конечно же, отведет нам другое жилище.
Тем временем Бенуат подошла к очагу и заявила:
— Если ночевать здесь нельзя, то, во всяком случае, можно еду сварить.
— Верно, верно, тетя, — подхватила Ортанс. — Давайте сразу же сварим пшеничную похлебку.
— И еще надо бы разузнать, есть ли здесь хорошая печь. Тогда и хлеба напечем.
Повозки поставили на лужок рядком, потом протерли лошадей соломенными жгутами и только тогда распрягли. Пьер обнаружил в сарае сено и принес несколько охапок.
— О лошадях тоже позаботиться надо, — пояснил он. — Если мы будем камни бить, может, нам и за перевозку заплатят.
— Ох, чувствую я, что мы прибыли сюда в самое время, того и гляди разбогатеем, — подхватил Бизонтен.
День клонился к закату, заливая дальний край озера и окрестные горные вершины голубоватой дымкой, довершавшей ласковую гармонию пейзажа.
— В сущности, — заметила Ортанс, — этот край имеет много общего с низинами Юры. Думаю даже, что здесь больше виноградников, чем в Ревермоне.
— Только я уж что-то и самый цвет вина позабыл, — отозвался кузнец, проводя ладонью по усам, такая уж у него была привычка после доброй порции горячительного.
Жарко разгоревшийся огонь вскоре вдохнул жизнь в этот мертвый дом. К счастью, в амбаре нашелся хворост и дрова. И в колодце оказалась чистая вода. Бенуат повесила на крюк над огнем котел, а Мари тем временем подгребла угли, собираясь поджарить остатки конины, чтобы накормить детишек. А потом сходила к своей повозке, принесла большой медный чан и попросила помочь ей пристроить его на треногу у очага.
— Ребятишек хочу помыть, — пояснила она, — да и сама тоже помоюсь.
— Всем нам помыться не грех, — отозвалась Ортанс. — А мужчины пускай побреются, чтобы у них вид был приличный. Что ж удивительного, что жители Во при виде нас чуть не умерли от страха. Из Доблестного Бизонтена он превратился в Бизонтена Бородача.
Теперь, когда они остались одни и кончились эти вечные недовольства и свары, когда наконец добрались они хоть до какого-то прибежища, откуда не надо было торопиться уезжать спозаранку, на душе у всех стало веселее.
Пшеничная похлебка уже кипела вовсю, так что пар то и дело подымал крышку котла.
В нескольких шагах от пылающего очага уже становилось тепло ногам, а от промозглого мокрого пола начал подыматься пар.
Вот тогда-то Мари с Пьером принесли деревянное корыто и раздели ребятишек, готовясь их искупать. Бизонтен налил воды в деревянную миску и приступил к бритью. Вдруг он прервал свое занятие, принюхался, нагнулся к корыту, куда посадили малышей, вернулся на свое место, потом снова подошел, сунул руку в воду и спросил:
— Уж не сварились ли, ребятки, а? Или я совсем с ума сошел, или от вас такой запах идет — ну чисто суп из свинины.
Ему показалось, что при этих словах молодые женщины переглянулись, еле сдерживая улыбку. Ортанс заговорила первая:
— На месте Мари я бы вам просто пощечину залепила. В жизни не потерпела бы, чтобы моих детей поросятами обзывали!
— Послушай, Бизонтен, — крикнул Жан, — хочешь я тебя свинячьим супом оболью?
— Если это от тебя так вкусно пахнет, пожалуй, попробую, каков этот суп на вкус, — согласился Бизонтен.
Положив бритву в мисочку и водрузив ее на колченогий стол, он двинулся к ребятишкам, шевеля пальцами, точно паук лапками. Да еще согнулся чуть не до земли и строил страшные гримасы.
— Ох, как вкусно пахнет жареным поросеночком, — твердил он самым что ни на есть серьезным тоном. — Ну, кого первого слопать?
