Георгий Гулиа - Ганнибал, сын Гамилькара
Военачальники разом вздохнули: то ли от неожиданности, то ли оценив смешливую выходку командующего. Ничего себе колесничка – Карфаген!
Однако Ганнибалу не до шуток. Он нахмурил брови:
– Каждому следует высказаться, как жить дальше. – И снова зашагал по залу.
Магон подтолкнул Нараваса. Нумидиец откашлялся. Подумал, подумал – дольше, чем перед конной атакой, – и сказал:
– Альпы покорены. Это больше чем полдела. За Македонцем такого не числится. Слишком велик подвиг. Римляне-дурни не думали не гадали, а Ганнибал тут как тут. И вот – Цизальпинская Галлия у нас за пазухой. И мы под носом у римлян…
– Нет!
Все повернули головы. Как по команде. «Нет» произнес сам полководец. И стал вроде тучи: угрюмый, мрачный, другой совсем, незнакомый.
– Нет! – снова отрезал он.
Наравас удивился:
– То есть как это «нет»?
– Очень просто: победа при Тицине не есть полная победа. Мы всегда должны отдавать себе отчет и точно оценивать победы. Верно, Наравас, мы взяли верх. Мы, которые спустились со снежных гор, мы – усталые, голодные, холодные. Едва придя в себя – победили. Это так! Но это не та победа, которую я хотел. Сципион, говорят, ранен. Что с того? Он в наших руках? Нет. Его утащили, он жив. А его войско? Разгромлено? Да. Но не полностью. Пехота римская спасена. Спа-се-на! И это очень плохо. Я, кажется, выражаюсь ясно. А теперь слушайте внимательно: я жду совета. Как быть дальше?
И вдруг Ганнибал куда-то заторопился, чуть не забегал, но тут же опомнился, вошел в прежний ритм. Воины принесли вина и горячего хлеба с сыром. Разнесли по залу. Ганнибал отказался и от питья, и от еды.
– Воды! – приказал он. – Похолоднее!
Ему хотелось остудить себя.
Наравас отпил глоток вина и продолжил свою мысль:
– А я все-таки полагаю так: Цизальпинская Галлия очищена от римлян. Нужно уточнение? Почти очищена. Если спросите, то скажу вам так: нам нужна еще одна небольшая битва, одна небольшая победа. На пути к главной победе.
Магон сказал:
– Значит, вызвать Сципиона на бой?
– Да. Так или иначе. Наш командующий – мастак по этой части.
Молчание…
– Говорите, говорите, – приказал Ганнибал.
Галлиец Бирикс начал с того, что разгром Сагунта – начало большой победы. Он, Бирикс, предвидит величайшую победу, когда наконец падет проклятый Рим. Вот тогда вздохнут народы! И в первую очередь галлы – все галльские племена.
– Я предложил бы, – заключил Бирикс, – идти на Рим. На Рим, не сворачивая с прямого пути.
– Когда? – резко вопросил Ганнибал.
– Без промедления.
– Без отдыха? Без новых упражнений?
– Да! Именно так.
– Очертя голову, что ли?
– Почему? Разве я похож на самоубийцу? Мне хочется еще потягаться с Наравасом по этой самой женской части.
Ганнибал поморщился. Можно подумать, что ему преподнесли дохлую крысу.
– Нельзя ли без этих портовых выражений?
– Я – человек простой. Говорю, как умею. – Бирикс повесил голову: мол, виноват.
– Стало быть, на Рим? – сказал Ганнибал.
– Да, на Рим.
– А где Сципион?
– Да мне какое дело, где он?! – Бирикс стукнул кулаком себя по колену. – Мне нужен Рим, а не Сципион. Мне – это значит нам! Медлить нельзя. Наши воины доказали, что могут сражаться с хвалеными римлянами и выигрывать битвы. Свою конницу я подготовил к походу. Да что, собственно, готовить? У нас одна дорога. Я повторяю: у нас одна дорога. Мы видели эти этрусские игры. Мы видели, как люди бились насмерть. А почему? Да потому, что у них не было другого выхода. Как у мыши в мышеловке.
– При чем тут мышь?! – гаркнул Ганнибал.
– При том, – пояснил Бирикс, – что льву нет здесь места. Лев не подходит.
Ганнибал усмехнулся:
– Разве ты походишь на мышь?
– Пожалуй.
Ганнибал пожал плечами.
– Кто еще? – спросил он нетерпеливо.
Махарбал поддержал Бирикса. Он тоже заявил, что его всадники хоть сейчас готовы скакать к Риму. Им не терпится увидеть хваленый город и пограбить его. Битва со Сципионом показала, что римские легионы не так уж страшны, как кажутся. Они страшны для трусов. Разве карфагенская конница не показала себя с лучшей стороны? Разве она не превзошла римскую? Так чего же, собственно, ждать? Дать Риму время, чтобы прийти в себя? Зачем? Добивать надо – и все тут!
Махарбал говорил горячо и довольно долго. Он несколько раз возвращался к уже высказанному им, подчеркивал слова особой интонацией. Его неистребимый нумидийский акцент порой вызывал усмешку у слушателей. Но покорял темперамент: говорил он убежденно, четко. Безо всяких оговорок…
На протяжении всей его речи Ганнибал стоял против него и смотрел ему прямо в рот, словно именно во рту рождалось все, что говорил Махарбал. Будто голова тут была ни при чем. А когда Махарбал кончил речь, Ганнибал все еще стоял перед ним и обдумывал слова предводителя конницы. Несомненно, в словах Махарбала была доля истины. Так полагал Ганнибал. Несомненно, опытный Махарбал был вправе судить о деле так, как судил. Но это всего лишь мнение одного военачальника. А как другие?
Бомилькар был довольно краток. Говорил спокойно, слова его были продуманны, ничего лишнего, никаких особых страстей, говорил, точно читал по книге. Время от времени почесывал длинный нос. В чем главный смысл его выступления на военном совете? Он укладывался в две последние фразы, сказанные им без нажима:
– После битвы всегда положен отдых. Испокон веку отдых был помощником грядущей победы.
И тут он умолк, оставил в покое свой длинный нос.
Ганнибал ценил опыт Бомилькара. Этот начальник легковооруженных происходил из богатой семьи. Его отец участвовал в сицилийской войне и погиб в Сицилии. Братья Бомилькара – уважаемые купцы. Их суда пересекали море в самых различных направлениях. Это были граждане Карфагена, содействовавшие процветанию государства, укреплению его мощи. Ведь известно, что мощь измеряется не только числом катапульт, но и казной. Каждый талант золота и серебра – это и военная мощь. Поэтому братьев Бомилькара можно было причислить к видным военачальникам.
Вдруг Ганнибал резко повернул голову и словно выстрелил из лука:
– А Матос? Что скажет Матос?
Ливиец Матос – уже в летах. В летах и шрамах. У него недостает трех пальцев на левой руке – это память о схватке под Лилибеем на Сицилии. Он встает, расправляет бороду, как вавилонский мудрец перед речью, и говорит глуховатым голосом:
– Я хочу – это скорее для себя – обозреть мысленно весь мир. Если бы был я птицей, то подобное обозрение было бы более точным. И все-таки я попытаюсь… – Матос сверкнул лиловыми очами и, широко раскинув руки, продолжал: – Вот он, весь мир: от Индии до Кадиса. Весь, весь, весь! Раскаленные сахарские пески – не в счет. Не принимаем во внимание и северные варварские страны, где люди живут в снегу и сосут лед… Вот он, весь мир, как на ладони. Я его вижу. А вы? – Матос смотрел вокруг как бы сверху вниз. – Кто же в этом мире главенствует? Египет? Ха! Может, Вавилон или Сирия?.. Смешно даже говорить о них! Финикия? Греция во прахе. Иллирия трепыхается, пока ее не раздавит Рим кованой подошвой. Галлия? Иберия? Спрашиваю: может, они? Нет и нет! Главенствуем мы, и соперничает с нами Рим. Вот как обстоит дело в этом мире. Хорошо это или плохо? Так угодно было богам. Им же угодно столкнуть нас с Римом, и мы находимся здесь по воле богов. Мы – покорители Альп. Кто же сможет – нет! – кто смеет одолеть нас? Римляне мечтают высадиться в Африке и сокрушить Карфаген. В Африке! Вам это говорит что-нибудь? Что же оказывается? Спрашиваю – что? Мы на земле италиков, и стены Рима уже дрожат, ржанье наших коней доносится до ушей сенаторов. Кто же перед нами? Я не вижу врага. Где он, покажите мне его! Посему, – Матос пытливо оглядел соратников, – посему предлагаю единственно разумное решение: идти на Рим без промедления.
– Сегодня, что ли? – спросил Магон.
– Почему бы и нет?
Матос поклонился неизвестно кому, скорее всего, всем присутствующим, потребовал вина и уселся.
В это время появился сотник, почтительно подошел к Ганнибалу и что-то проговорил очень тихо. Командующий выслушал его, подумал немного и сказал:
– Приведи его.
Вскоре ввели некоего бородача. На первый взгляд, он изрядно настрадался в пути. Но так ли это на самом деле? Ведь немало любителей прикинуться жертвами трудного путешествия «на благо родного Карфагена».
– Подойди! – приказал ему Ганнибал.
Бородач выказал необыкновенную прыть: он мигом оказался возле командующего и, низко склонившись, вручил папирус.
Ганнибал развернул свиток, прочитал. Прочитал, аккуратно свернул. Кое-кому показалось, что он готов вернуть свиток, но вроде бы раздумал.
– Отдохни, – сказал бородачу командующий, – ты получишь ответ.
Дождавшись, пока удалится бородач, Ганнибал сказал:
– Вот здесь, в этом свитке, вся душа благопристойных отцов Карфагена. Совет ждет не дождется наших даров – плодов побед, которые даются кровью. Этим торгашам мерещатся только золотые таланты. И ни слова в письме о помощи, которую могли бы оказать нам. Ни единого слона!.. Нет, я не против торговли, но худо, когда судьбы государства решают торгаши с истинно торгашескими мерками и понятиями…
