Национальный эпос армянского народа - Давид Сасунский
Много дойных коров пригонит он в Мсыр -
Будем масло сбивать и варить будем сыр.
Разорви, Козбадин, ты Давида в клочки,
И да будут все дни твоей жизни легки!
Одна мужа своего ругает на чем свет стоит, другая, глядя на нее, – единственного сына:
– А, чтоб ты подох! Чего дома сидишь, бездельник? Вставай, иди на войну, иди на Сасун, а домой возвращайся с добычей!
Жила-была в Мсыре старуха – ее когда-то давно из Сасуна сюда пригнали. Мыла она в ручье шерсть, смотрит – идет Козбадиново войско. Она и крикни ему вслед:
Эй, Козбадин, бахвал, хвастун!
Как зверь, ты мчишься на Сасун.
Коль на Давида нападешь -
Побитым псом домой придешь.
Козбадин меч выхватил, замахнулся на старуху. Тут женщины закричали, старуху обступили, сказали Козбадину:
– Ты что ж это, на беззащитной старухе удаль свою показываешь? Коли ты такой храбрый, поезжай, Давида лучше убей!
Козбадин и военачальники его – Чархадин, Бадин и Судин – с тысячью пахлеванов выступили в поход.
Дошли до сасунской границы, на поле Леранском разбили шатры. Взял с собой Козбадин военачальников своих, сорок могучих пахлеванов на сорока верблюдах, вступил в Сасун, вошел в Оганов дворец и такую речь там повел:
– Послушайте, что я вам скажу, отцы города Сасуна! Мсра-Мелик послал меня собрать с вас дань за семь лет, а на придачу велел он голову шалого Давида ему привезти.
Задрожали от страха колени у Горлана Огана. Велел он зарезать быков и баранов, роскошный пир незваным гостям устроил.
– Вы тут пока отдохните, – сказал он, – а я тем временем дань соберу да поищу Давида.
– Живо! – возгремел Козбадин.
Разве Горлан Оган был изменником? Разве способен он был Давидову голову Мсра-Мелику отдать, загасить светоч сасунскйй? Нет, он боялся, что Давид, узнав о нашествии Козбадиновой рати, вскипит, вызовет Козбадина на единоборство, разозлит Мсра-Мелика и обрушит на отчий край еще горшие беды. Пошел Горлан Оган к хромому попу – Давид у него псалмы читал. Оган обманул Давида, сказал:
– Хочется мне, мой мальчик, съесть шашлык из дикого барана. Сходи-ка в горы, убей дикого барана – мы его съедим.
– С радостью, дядя!
Не знал Давид, какая беда посетила Сасун. Взял он лук, стрелы и пошел на охоту.
А Горлан Оган и Пачкун Верго пошли по городу, отобрали сорок девушек, сорок женщин рослых, сорок женщин низкорослых и заперли в большом сарае. Потом отобрали сорок коней, сорок телок, быков и коров и заперли в других сараях. А потом вошли в главную сасунскую сокровищницу, чтобы отмерить сорок вьюков золота.
Козбадин, Бадин, Чахардин и Судин сидели, ноги поджав, на ковре.
Горлам Оган чувалы держал, а Пачкун Верго ящиком отмерял сасунское золото и ссыпал его в мсырские чувалы.
В это время мсырские воины ворвались в Сасун. Дома грабили, жен и дев уводили.
А Давид охотился в дальних горах.
В полдень убил он дикого барана, взвалил себе на спину и направился в город. По дороге залез в огород к старухе. Давид любил репу – за это его прозвали сасунским шалым репоедом. Залез он в огород, добычу положил наземь, стал наконечником копья репу выкапывать.
Выкапывает да ест.
А старуха Давида искала. Зашла в огород, да как увидела, что Давид репу уминает, заплакала в три ручья и сказала:
– Прах тебя, малый, возьми! Недостоин ты сыном своего отца называться!
Чтобы мне своими руками сшить тебе саван, чтобы твою душу архангел унес, шалый ты репоед сасунский!
– Нанэ! – молвил Давид. – Неужели у тебя из-за двух несчастных головок репы поворачивается язык так меня клясть?
А старуха ему на это:
– Как же не клясть тебя, блудный сын? Ты здесь лопаешь репу, а в это время Сасун разоряют. Мсра-Мелик снарядил войско – собрать дань за семь лет. Твои дядья весь город обрыскали, ни женщин, ни девушек не пощадили – собрали и в сарае заперли, а потом их угонят в Мсыр.
– Ой-ой-ой! – простонал Давид.
– Вот тебе и «ой-ой-ой»! – передразнила старуха. – Пусть рухнет Сасун – и так он уже дотла разорен! Была у меня одна-единственная дочь – и ту отняли, взяли в полон.
– Что ты говоришь, нанэ?
– Чтоб тебя змея укусила – вот что я говорю! Козбадин и военачальники его сидят в сокровищнице твоего отца, твои дядья, Пачкун Верго да Горлан Оган, отмеряют сасунское золото, ссыпают его в мсырские чувалы, а ты репу жрешь. Чтоб тебя огонь с небес пожрал!
Разве ты сын Львораздирателя Мгера?
Поддел Давид убитого барана концом копья и пошел со старухой в город. Что же там его ожидало?.. Всякий раз, когда Давид, возвращаясь с охоты, проходил по городу, всюду слышались говор и смех, везде пировали, плясали. Нынче же словно облако скорби накрыло город: отовсюду неслись рыданья и крики, вопли и стоны, всюду, куда ни кинешь взор, – грабеж и побоище, и каждый спасался как мог. Сасунцы проклинали Давида:
– Ох уж этот Давид! Чтоб он ногу себе сломал, чтоб и духу его не было в Сасуне!
Удивился Давид.
– Вот тебе раз! – молвил он. – За что же они меня проклинают?
– Как – за что? – сказала старуха. – Ты цовасарскую стену снес, Богородицу-на-горе вновь воздвиг, Мсра-Мелик озлился и рать послал на Сасун, Козбадин со своими военачальниками в город вошел, дань собирает, а воины дома грабят, жен и дев уводят.
– Какую же дань хочет с нас взять Мсра-Мелик? – спросил старуху Давид.
Старуха ему на это ответила:
Мсра-Мелик отрядил против нас свою рать,
Чтобы дань за семь лет подчистую собрать:
Сорок золотом туго набитых вьюков,
Сорок дойных коров, упряжных быков,
Сорок женщин высоких – верблюдов грузить,
Сорок ростом поменьше – чтоб жернов крутить,
Сорок дев, чтоб натешился ими он всласть,
Сорок телок упитанных – и чтоб под масть,
Сорок резвых коней к нему в Мсыр увести,
Да башку твою глупую напрочь снести!
Дядья твои жен и дев отобрали, в сарай загнали, ворота – на запор. Моя единственная дочь там же взаперти сидит.
– Нанэ! – молвил Давид. – Проводи меня к этим сараям. Я не дам им угнать в Мсыр не только что твою дочь, а и пылинку из нашего края!
Подвела старуха Давида к сараям. Изнутри доносились вопли, рыданья и стоны. У ворот стояли на страже десять мсырских пахлеванов.
Давид их всех положил, выломал ворота, жен и дев на свободу выпустил.
– Идите домой, матери мои и сестры! – сказал он. – Живите на свободе и молитесь за меня. А я за вас сложу голову в битве.
Сасунские жены и девы вышли на волю и, благословляя избавителя своего, пошли по домам
– Коли ты, родной наш Давид, трудился – будь сыт, а и не трудился – все равно будь сыт! – говорили они.
Подошел Давид к другим сараям, ворота распахнул, сказал:
– Выходите, сасунские твари! Расходитесь по хлевам своих хозяев!
Освободив женщин сасунских и сасунский скот, Давид подошел к главной сокровищнице отца своего, стал в дверях и обратился к дядьям своим с такими словами:
– Вот вы как защищаете отчий край! Я – один и сам за себя отвечаю. А вы взамен одной моей головы целый Сасун отдаете врагу?
Заглянул Давид внутрь сокровищницы – и что же он видит? Козбадин, Чархадин, Бадин и Судин сидят, поджав под себя ноги, Горлан Оган держит чувал, а Пачкун Верго ящиком меряет сасунское золото и осыпает в мсырские чувалы.
– Что вы делаете? – крикнул Давид.
– Грехи твои искупаем, сумасброд сасунский, – отвечал Горлан Оган.
Подошел Давид, взял Верго за руку и сказал:
– Дядя Верго! Ты стар, отойди, я буду мерить наше сасунское золото и в мсырские чувалы ссыпать.
Пачкун Верго со страху штаны замарал.
– Не подпускайте полоумного этого малого, меряйте золото сами! – сказал Козбадин.
– Как бы не так! – сказал Давид. – Отмерять золото буду я.
– Не в свое дело не суйся, Давид, иди домой, – сказал Горлан Оган.
При этих словах выхватил Давид ящик у Пачкуна Верго, перевернул
его кверху дном, сперва насыпал лопатой золото на опрокинутое дно, потом сыпал его на пол, а в мсырский чувал дважды опрокинул пустой ящик.
– Вот вам один, вот вам другой!.. – сказал он.
– Эй, эй, эй! – заорал Козбадин. – Горлан Оган! Ты впустил сюда бешеного этого щенка, чтобы он издевался над нами?! Прогоните его, а не то я сейчас ему голову отсеку!
Повел на него грозными очами Давид и сказал:
– Ишь ты!.. Так-таки и снесешь?
Испугался Козбадин.
– Эй, Горлан Оган! – сказал он. – Ты намерен дань Мсыру платить? Коли намерен – плати! А не намерен – я скажу Мсра-Мелику, он придет, ваш Сасун разорит, мешки с землею сасунской навьючит на ваших коней, на сасунских беременных женщин сасунские камни навьючит и угонит в Мсыр.
Разгневался Давид, – Хлеб, вино, всемогущий Господь!.. – вскричал он, схватил ящик, замахнулся на Козбадина; тот голову пригнул, ящик ударился в стену, пробил ее и пролетел такое расстояние, какое только за семь дней можно пройти.
