Владимир Андриенко - Кувыр-коллегия
— Враг мой Голицын! Тот самый, что кондиции богомерзкие изобрел и власть царей хотел ограничить в имении своем сидит и шипит словно змий! И про меня гадости говорит! А Тредиаковского за оду похвальную судят! Вот она справедливость в моей империи!
— Но Голицын Дмитрий Михайлович стар уже, государыня. И в Европе его знают, — вступился за старика князь Черкасский. — Стоит ли его трогать? И так помрет в скорости. А чести твоей государской, матушка, поруха в Европе.
— И ты так думаешь, Остерман?
— Да, государыня. Князь прав. Просто так арестовать князя Дмитрия Голицына… И так его родственник князь Михайла Голицын в шуты определен.
— А ты придумай, за что его арестовать. Вот посидите с Ушаковым и придумайте вместе, чтобы Европа на меня не обижалась! Такова моя воля! Я дважды повторять не стану более. Как из пустого слова дело сделать и сотни людей запытать до смерти, то вы мастера великие. А как врага моего прищучить — то, что в Европах скажут?
В 1736 году старый аристократ князь Дмитрий Михайлович Голицын был арестован и помещен к Шлиссельбургскую крепость где и умер в 1738 году. А поскольку князь этот взяток не брал, и обвинить его в том возможности не было "пришили" ему старое дело по тяжбе с князем Антиохом Кантемиром.
Дело в том, что князь Антиох был младшим сыном Молдавского господаря Дмитрия Кантемира, сбежавшего некогда к Петру I. Петр награбил его в России за верность по-царски. И стал Кантемир богатейшим помещиком.
Старший сын Дмитрия Кантемира стал зятем Дмитрия Голицына. И все имения умершего господаря Молдавии старшему достались. Антиох же был тогда обделен. Но сие произошло не потому, что князь Дмитрий своему зятю потворствовал, а потому, что существовал закон о майоратах, Петром Великим принятый. Старшему сыну все достается и дробить имение-майорат запрещалось. Однако, затем закон сей изменен был и Голицын был обвинен в пристрастности к своему зятю.
Остерман дураком не был, и приказ государыни четко исполнил….
Год 1736, март, 21 дня. Санкт-Петербург. При дворе. "Женитьба" шута Педрилло.
На следующий день Пьетро Мира прибыл во дворец в новом костюме от модного портного Шевальдье. Он в 11 часов вошел в приемный покой императрицы. Там уже собралось общество, и все посмотрели на него. Он опоздал намеренно.
— Адамка! — вскричал граф Бирен с напускной строгостью. — Как же ты посмел опоздать? Государыня про тебя уже справлялась.
Мира приблизился к государыне и низко поклонился.
— Отчего же ты опоздал, Педрилло? Али служба тебе наша не мила? — спросила Анна. — Знаешь ведь, как я не люблю, когда опаздывают.
По тону императрицы было не понятно, какое у неё настроение.
— Я сегодня не мог прийти вовремя, государыня, — снова поклонился Мира.
— А он каким франтом явился, матушка. Вишь? — Буженинова дернула Анну за рукав халата.
— А и вправду, Педрилло, с чего это? Ты как мои придворные наряжаться вздумал? Камзол и кафтан на тебе добрые.
— От портного Шевальдье, матушка-государыня.
— С чего это тебе, Адамка, так роскошествовать? Али богат стал?
— Твоими молитвами, матушка-государыня. Но сейчас мне нужно больше, ибо человек я нынче женатый.
— Что? — вмешался Бирен. — Как это женатый? Кто же позволил тебе дураку жениться без спросу? Без слова великой государыни.
— Погоди, Эрнест, — прервала Бирена императрица. — Неужто не шутишь? Женился? На ком же? Неужели на певичке? На Марии Дорио? И моего дозволения не спросивши?
— Нет, матушка-государыня, — признался Мира. — Не на Марии Дорио я женат ныне. Одну твою придворную за себя взял. Но позволения на то не спрашивал. То верно, государыня-матушка. Прости меня дурака.
— Придворную? — Анну это начало забавлять. — Фрейлину? Или шутиху мою Буженинову уговорил под венец идти? Куколка, не на тебе ли женат сей молодец?
— Нужон он мне матушка. Я иного в мужья желаю. Сей иноземец, а мне иноземец нашто?
— Но кто тогда твоя жена? — спросила императрица Миру.
Пьетро склонил голову и произнес виновато:
— Она дочь придворного и сама придворная. Ибо при дворе состоит императорском.
— Но кто она, Адамка? Чего язык проглотил? Не томи свою царицу!
— Она дочь придворного…, - Мира сделал паузу, — придворного козла.
— Чего? — не сразу все поняла императрица. — Ты про что?
— Она придворная коза, вашего императорского величества, — снова выпалил Мира. — А раз она коза, то козел её отец. И раз она на скотном дворе состоит императорском, то и козел её отец придворный вашего величества.
На этот раз стали смеяться все. И даже Буженинова. Императрица Анна едва со стула не свалилась. Её граф Бирен поддержал. Но шутка только начиналась. Все еще было впереди.
— И потому я сегодня опоздал, матушка-государыня. Первая брачная ночь затянулась. И моя жена наверняка понесла от меня. Столько страсти было, что она не могла не понести.
— Вот как? — Анна утерла глаза. — И чего же ты просишь? Дать тебе время с молодой женой миловаться?
— Нет матушка. Мне был по обычаю….
— Чего по обычаю?
— Да одарили бы жену мою, чем кто может. Младенчику на зубок. Так в России повелось. Или ошибся я в том?
— Дак представил бы жену свою мне, и я бы одарила тебя, Адамка.
— К тому все готово матушка-государыня. Сегодня вечером я готов представить ко двору мою жену. Она горит желанием увидеть тебя, матушка. И желает почерпнуть от милости твоей, которая всем известна.
— Одарю жену твою, Адамка. И не только я. Все жену твою одарят. Такой даме грех не подарить.
Императрица снова засмеялась….
Вечером Пьетро Мира устроил с одобрения императрицы шутовской прием и впервые предстал перед публикой смешным. Он бы никогда на сие не пошел, если бы не громадная сумма, которую он собирался заработать.
Сам граф Бирен, который сильно шутовство не жаловал, на этот раз от своих принципов отступил. Обыграть в пари самого Либмана дело не простое. Этот Пьетро Мира был не просто хитер и умен, но и необычайно находчив.
В большом зале, где императрица принимала послов иноземных держав, слуги поставили большую кровать, и на ней расположился Педрилло с козой. Вид этого зрелища необычайно насмешил императрицу Анну и многих придворных.
Анна была так довольна, что сняла с шеи новое ожерелье и бросила его на кровать.
— Это тебе и твоей жене, Адамка! Пусть будет здорово ваше потомство.
— Думаю, что и другие по щедрости не уступят государыне.
— Пусть только посмеет кто не проявить щедрость, — шутливо, но со строгостью в голосе произнесла Анна.
Бирен стащил с пальца большой алмаз и бросил вслед за императрицей. Они с Мира договорились, что стоимость камня Пьетро потом вернет Эрнесту. Главное было подать пример щедрости придворным.
— Пусть сегодня щедрости русского двора прольются на сего счастливого отца будущего семейства, — произнес Бирен. — И моего нового алмаза для того не жаль.
Князь Черкасский сдернул со своих пальцев два перстня и бросил на кровать. За ним последовал Куракин и также подарил алмаз, правда, гораздо меньший чем Бирен.
И пошло и поехало. Большая толпа придворных бросала на кровать к Пьетро и его "спутнице" драгоценности и набитые золотом кошели с гербами семейств знатнейших. Шли мимо камергеры, гвардии офицеры, шталмейстеры, чиновники, послы иноземные. Барон Остейн, посланник Австрии подарил Мира тысячу рублей золотом. Барон Брюль, посланник саксонский перстень с сапфиром….
К вечеру Либман прислал Мире проигранную суму пари — 50 тысяч рублей серебром. Почти месяц после этого все обсуждали только выходку Педрилло, а придворные шуты просто сгорали от зависти. Адамка заполучил за одну шутку, пусть грубую, такую сумму, какую никогда до него не зарабатывал ни один шут в истории. Было чему позавидовать…..
Год 1736, март, 22 дня. Санкт-Петербург. Дом Франческо Арайя.
На следующий день после выходки Пьетро Мира сеньор Франческо Арайя заболел. Больше всего на свете придворный капельмейстер любил золото и славу. И вот бедный скрипач, которого он когда-то из милости принял в капеллу, заработал за день больше чем он за все время пребывания в России. И все разговоры были только о его шутке, а про кантату Арайя все словно забыли.
Сеньора Дорио даже пожалела капельмейстера.
— Вы больны, сеньор. И вам не стоит так переживать. В сущности ничего не случилось.
— Не случилось? — Арайя дал волю своему гневу. — Этот проходимец, место которому на виселице, заграбастал больше 100 тысяч! Ты хоть понимаешь дура, что такое 100 тысяч? И он так же опозорил меня с ожерельем, который ты, шлюха, нацепила себе на шею. Я подарил за 2 тысячи, а он за 10 тысяч. Богач!
— Снова вы несносны и грубы, сеньор. Неужели вас так мучает ревность? Я не думаю, что вы столь влюблены в меня.
