KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Евгений Салиас - Петровские дни

Евгений Салиас - Петровские дни

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Евгений Салиас, "Петровские дни" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Дама слушала внимательно, воодушевление и вдохновенный голос столетней старухи, будто вдруг помолодевшей взглядом и речью, не могли не подействовать.

"Пифия", — повторяла она мысленно.

Прошло около часу, когда дама, весёлая, улыбающаяся, вышла на крыльцо и, простившись со старухой, двинулась в лес, сопровождаемая приятельницей. На вопросы её дама ответила только: "Удивительно!" И затем она глубоко задумалась и шла молча, понурившись…

XXVIII

Когда две женщины молча дошли до палат Разумовского, часовые у подъезда отдали честь… На лестнице они разошлись… Дама вошла в зал… При её появлении сановник, ожидавший здесь, склонился и подал большой пакет с большой печатью.

— От короля Карлуса, — доложил он. — Гонец гишпанский в ночь прибыл.

Это был канцлер граф Воронцов.

Спутница дамы прошла в малые комнаты дома. Придворный лакей, дряхлый старик, явясь почти вслед за ней, доложил, что уже с час ждёт её офицер.

— Имя-то он своё сказал? — спросила она.

— Сказывал. Да виноват, Марья Саввишна…

— Что? По дороге, Гаврилыч, потерял?

— Потерял, матушка. Уж очень мудрёно оно.

— Тяжело было нести и уронил?

— Точно так-с!.. — усмехнулся старик лакей.

— Обермиллер?

— Точно-с. Похоже! Совсем эдак…

— Да каков из себя-то он?

— Маленький, рыжеватенький.

— Ну, вот! Так бы, Гаврилыч, прямо и говорил! Ну, проси…

И Марья Саввишна Перекусихина, наперсница императрицы, вышла в свою отдельную маленькую гостиную.

Через минуту гвардейский офицер, действительно очень маленького роста, с лицом, покрытым сплошь веснушками, и с мохнатыми рыжими бровями, что придавало ему очень странный вид, скромно и отчасти боязливо расшаркался пред женщиной и, по просьбе её садиться, уселся на край стула.

— Ну, что скажешь, Карл Карлович?

— Ничего, сударыня, особливого, но всё-таки понемножку начал. Теперь уже человек десять извещены. Шум пошёл уже.

— А велик ли шум?

— Велик, сударыня! Пуще, чем можно было ожидать.

— Кто же больше всех шумит? Небось, измайловцы?

— Есть один и измайловец. Пуще всех остервенились Гурьевы, два брата, да Хрущёвы, три брата, да Измайловы, два брата, да один Толстой.

— Ты как же говорил-то? Расскажи!

— Да как вы сказали, Марья Саввишна. Прежде всех сказал я одному Гурьеву, что вот, мол, так и так, Григорий Григорьевич Орлов возомнил о себе превелико. Ожидая, что будет при короновании графом и получит большое денежное вознаграждение, всё-таки не довольствуется. Ведь так вы изволили сказывать.

— Так, так! Молодец!

— И вот-с… — продолжал немец-офицер тихо и подобострастно, — возмня о себе, не полагает уже предела своим вожделениям и ныне возмечтал быть супругом императрицы.

— Ну? Ну? Верно. Дальше что?

— Всё, сударыня!

— Как всё?! — воскликнула Марья Саввишна.

Офицер немножко смутился.

— Как всё?! — повторила женщина. — Главное-то ты, стало быть, и забыл?

— Простите, а по-моему, всё, что вы приказали, я в точности исполнил.

— Помилуй, голубчик! Главное-то, главное. Как государыня-то на это смотрит? Сама-то она что говорит?

— Виноват-с, вы меня перебили, а то бы я и это вам передал. Это я тоже-с доподлинно и как вы сказывали, чуть не вашими словами говорил. Сама-де государыня очень этим обижена, тяготится, опасается господ Орловых и их всяких клевретов, но что, собственно, выходить замуж считает для своей особы царской неблагоприличным.

— Ну вот, умница! А я уж испугалась, что ты главное-то и позабыл.

— Как можно, Марья Саввишна! Да это, собственно, и подействовало на всех. Не скажи я этого, так, пожалуй бы, все эти господа и шуметь бы не стали. А именно когда я им пояснил, что её императорское величество обижается, считает для своей особы оное совсем неподходящим делом, чтобы бракосочетаться с простым дворянином, хотя бы князем Римской империи… Тут-то всё и пошло… Гурьев один, старший, заорал, и даже громогласно: "Ах, мол, разбойники! Мало им денег, мало им почёта! Они вот что выдумали! Не бывать этому. А если этакое совершится, то мы бунт учиним. Выйдет царица замуж за дворянина простого, то мы Ивана Антоновича на престол посадим!"

— Что ты?! — ахнула Перекусихина.

— Точно так-с!

— Ну, это уж, значит, через край хватили! За это можно и улететь далеко, за такие слова…

— Так точно-с… Я всё по правде докладываю.

— Но всё-таки, чем же они кончили? На случай усиления сего слуха, что порешили делать?

— А когда слух усилится, — отвечал Обермиллер, — то многие из них хотят челобитье подавать государыне, чтобы она свою царскую особу не унижала браком с простым дворянином.

— Ну, вот умник ты, Карл Карлович! Так и продолжай! Ходи и по величайшему секрету сказывай! И помни главное, что, мол, господин Орлов упрямствует, грозится, а за ним его братья да разные приятели и многие клевреты. А государыня не знает, как ей быть, и рада, коли явится какое со стороны заступление, чтобы этому никогда не бывать. Ну, ступай! Спасибо тебе! Помни, я в долгу не останусь! Но только помни опять, Карл Карлович, другое, то есть главное: коли пройдёт слух, что мы с тобой этакие беседы ведём и что я, Марья Саввишна, тебя пустила с этим слухом к офицерам гвардии, то знай, будет тебе плохо! Не миновать тебе настоящей ссылки в сибирские пределы.

— Помилуйте, сударыня, — встрепенулся Обермиллер, — я всё-таки не дурак, понимаю, что дело щекотливое. У меня не раз спрашивали, откуда я таковое знаю, и я ответствовал, что пускай меня в застенке пытают, а я не скажу, где прослышал. Впрочем, должен вам сказать, что помимо меня такой слух о возмечтаниях господина Орлова ходит по Москве. С другой стороны прибежал, а не от меня…

— Ну, это может быть! Может, ты не один узнал об этом! — усмехнулась Перекусихина не то лукаво, не то насмешливо.

Немец-офицер вышел, а Марья Саввишна, оставшись одна, задумалась.

Перекусихина была наперсницей, самым близким доверенным лицом и первой любимицей императрицы. Но этого мало… Всё, что было у вновь воцарившейся государыни тайной для самых близких ей лиц, не было тайной для Марьи Саввишны.

Зато и Перекусихина, когда-то случайно и неведомо откуда и как попавшая во дворец, с своей стороны обожала, боготворила не великую княгиню Екатерину Алексеевну и затем монархиню Екатерину II, а женщину-красавицу…

Официально она носила звание: камер-юнгферы, или камер-фрау, или наконец "девицы" при особе её величества, титул особый, ставивший выше дворцовой прислуги.

XXIX

С грустью, почти со слезами на глазах офицер по званию, но ещё недоросль характером, уступил своему дядьке и обещался забыть и думать о красавице пономарихе. "Обидно, смерть обидно", — думалось Сашку. И вместе с тем он обещался познакомиться через Павла Максимовича Квощинского с семьёй его брата и с девицей, которая нежданно-негаданно из-за него помирает от любви, уксус пьёт и собирается в монастырь.

"Удивительно! Бывают же эдакие неожиданности на свете, — думал Сашок. — И спасибо ещё, что она не худорожа", — утешался он, вполне считая себя обязанным смиловаться над "помирающей".

Может быть, однако, он прособирался бы ещё долго ехать знакомиться с семьёй Квощинского, а Кузьмич тоже перестал бы науськивать, зная, что пономариха уже теперь не опасна, но случилось вдруг нечто, всё ускорившее.

Среди дня, когда Сашок вернулся от Трубецкого и сел, как всегда, у окошка глазеть на пустой переулок, Кузьмич отпросился со двора.

— К Квощинским? — сказал молодой человек, ухмыляясь.

— Ну, да… Что же? — отозвался дядька. — Скажу Марфе Фоминишне, что ты будешь вскорости у них. Обрадую всех, а пуще всего бедную барышню… Перестанет помирать.

— Ступай. Ничего. Что ж! Я и впрямь соберусь к ним, — заявил Сашок уныло. — А то, поверишь ли, до чего стала меня тоска разбирать. Не токмо жениться, Кузьмич, а хоть удавиться готов.

— Тьфу! Типун тебе на язык! — воскликнул старик. — Нешто бракосочетаться то же, что удавиться?

— Нет. А я так к слову сказываю. Должно, и в самом деле пора жениться. А то уж очень тошно. Не знаешь, куда себя девать.

Кузьмич ушёл со двора, а Сашок остался у окна и, глядя на улицу, где лишь изредка появлялись прохожие мещане, а проезжало за день всего два или три экипажа, начал подрёмывать.

Сашок не знал, долго ли продремал он, но вдруг, среди этой дремоты, он услышал чей-то голос и, открыв глаза, увидел под самым окном своим какую-то странную фигуру.

Это была женщина, просто одетая, повязанная платком, но в ней, в её лице было что-то, удивившее Сашка. Быстро сообразив, в чём дело, он объяснил себе:

"Уж очень не похожа на всех. Чернавка!"

Женщина, стоявшая под окном, была молода, очень смугла, с великолепными чёрными глазами и с тёмной верхней губой.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*