Лейла Элораби Салем - Григорий Отрепьев
Торжественный въезд в столицу состоялся 20 июня 1605 года. Еще с утра улицы столицы наполнились толпой людей, вышедших в этот знаменательный день, дабы воотчию увидеть нового царя. И тут, и там людской поток заполнил все переулки, площади, рыночные ряды, матери высоко держали своих детей, приговаривая: «Смотри, мое солнышко, скоро тут проедит новый царь». Войско под командованием Петра Басманова наводила порядок на улицах, отцепляя те места, где должна была проехать царская процессия.
Было жарко, из-за многолюдия поднялась пыль, из-за чего стало невозможно дышать. Каждый норовил пробраться в первые ряды, толкаясь и отпихиваясь, из-за чего происходили ссоры, которые прекращались гневным окриком солдат.
Ровно в полдень по всей Москве радостно зазвонили колокола. Глашатай, вышедший на Лобное место, напыщенным громким голосом объявил о въезде царя Димитрия Ивановича. Все обратили свой взор на ворота, в которые должен был въехать новый государь всея Руси.
Сам Григорий Отрепьев, не спеша, ехал в роскошной карете, запряженной шестеркой коней, к столице. Покачиваясь на мягком сиденье, он то и дело вздыхал, ловя ртом воздух, от переполнившего его волнения ему было немного не по себе: как знать, чего сулит будущее. А ежели найдется кто-то, кто захочет разоблачить его прямо на Лобном месте, перед толпой народа? Тогда что его ожидает: виселица, столбование, четвертование? Нет, об этом даже нельзя и думать. Враг побежден, дорога расчищена, осталось одно – крепко укрепиться на троне, дабы его потомки остались править на Руси еще многие столетия.
Погруженный в свои тайные думы, царь даже не заметил, как остановилась карета. Его легонько в руку толкнул боярин Богдан Бельский и тихо прошептал:
– Государь, мы приехали к стенам столицы, народ ждет тебя.
Ни слова ни говоря, трясясь всем телом от волнения и возбуждения, Григорий вышел на свежий воздух и взглянул на голубое лазурное небо, по которому плыли маленькие облачка, рой бабочек, что сидели на цветке, вспорхнули под его ногами и улетели прочь. Он проводил их взглядом, полный решимости и надежды, словно бабочки подали ему какой-то знак. Быстрыми шагами царь подошел к ожидавшей его лошади, украшенной дорогой попоной, ее уздечки ярко переливались на солнце от множества драгоценных камней: алмазов, топазов, аметистов, изумрудов, рубинов. Сам он, новый царь Димитрий Иванович, одетый в роскошные золотые одежды, выглядел еще более красивым, еще более статным, чем раньше. На груди у него висело богатое ожерелье, на тонких пальцах сверкали всеми цветами радуги перстни, короткие каштановые волосы были причесаны назад и умащены индийскими благовониями. Легко вскочив в седло, царь поднял руку и дал знак въезжать в Москву.
Ворота столицы распахнулись. Народ подался вперед: кто-то падал на колени и бился лбом о землю, кто-то принялся неистово креститься, отовсюду раздался детский плач – видно, малыши не выдержали духоты. Все взоры обратились на царскую процессию, не обращая внимания на одного монаха, одетого в грязную поношенную одежду. Монах пробирался ближе к выходу, желая поглядеть на нового государя, его толкали, бранили, но он, не обращая внимания, шел напролом к своей цели. «Господи, что же будет? Что же будет?» – шептал он. Никто не узнал бы в нем чернеца Варлаама, некогда ушедшего из столицы вместе с молодым монахом Гришей Отрепьевым. Но кто мог предположить, что судьбы путников так разойдутся на жизненном пути?
– Тиши, тише, – говорили в толпе.
– Вон, смотри, малыш, показалась процессия, – прошептала женщина своему сыну.
И тут, на радость всем, показалась свита царя. Впереди ехала польская кавалерия, сверкая оружием; за ней следовали московские стрельцы, потом литаврщики. За ними, сверкая богато украшенной сбруёй, следовала московская конница, позади нее шли священники со своими епископами, владыками и новом провозглашенном патриархом Игнатием, бывший рязанский архиепископ, грек по крови. За всеми ними на рослом белоснежном коне, в золотых одеяниях, ехал сам царь. При его появлении все склонились в глубоком поклоне, некоторые даже принялись целовать землю под копытами его коня. Григорий Отрепьев, гордо вскинув голову, глядел на многолюдие, его довольная улыбка осветила до этого хмурое лицо, в светлых глазах загорелся радостный огонек. Проезжая мимо толпы, он вдруг мельком заметил Варлаама и вздрогнул, но тот быстро затерялся в толпе, боясь быть узнанным. «Это же Гришка Отрепьев! Как такое может быть? Он теперь царь?» – спрашивал сам себя монах, трясущимися руками пряча крест в складки одежды.
И тут вдруг случилось нечто такое, о чем страшно было вспоминать. На ясном небе появились тучи, поднялся страшный ветер, взвив тучу пыли в воздух. Началась паника, люди стали прятаться кто куда; лошади громко заржали, пытаясь вырваться из рук конников. Конь, на котором восседал царь, поднялся на дыбы и чуть было не скинул седока, но тот крепко вцепился в гриву и смог усидеть на месте. Через несколько секунд буря стихла, снова засияло солнце, пыль улеглась на землю, но московский люд и бояре до сих пор не отошли от шокового состояния. Крестясь и приговаривая молитвы, они тихо шептались друг с другом:
– Плохой знак. Видать, Господь не хочет принимать нового царя.
Через несколько минут, когда торжественно загремели в бубны и литавры, народ забыл о предупреждении свыше и снова принялся приветствовать царя, который к тому времени уже подъезжал к Лобному месту. По обычаю, Григорий первым делом посетил Архангельский собор, в котором покоились Иван Грозный и его сын Федор Иванович. Под молитвы священников и звуки труб, на которых играли поляки, молодой царь приложился к образам, после чего подошел к гробу Ивана Грозного и, заплакав, громким голосом произнес:
– О, отец мой отец, о мой брат Федор! Много зла сделали мне, когда я был еще ребенком, но благодаря Божьей помощи и святых наших, остался жив я, дабы вернуться сюда и занять по праву принадлежащий мне трон.
Слезы лились из глаз, голос дрожал от рыданий. Стоящий неподалеку люд крестился и радостно приговаривал:
– Смотри, наш государь плачет.
– Оказывается, царевич-то Димитрий жив был, а мы Годуновым присягнули.
– Теперь все будет хорошо.
После плакания у гроба отца, царь прошел к народу и обратился с пышной речью, которая тронула всех до слез:
– О, народ мой! Долго ты страдал под гнетом царя несправедливо! Сколько бед, сколько несчастий выпало нам всем. Я был забыт, брошен на произвол судьбы, с ранних лет скитавший по монастырям да чужбине. Злые люди покушались на мою жизнь, преследовали меня. Много лет в безвестности провел я, голодал, замерзал. Сколько слез выплакали мои глаза, сколько раз сердце мое разрывалось от тоски, но никто не помогал мне, лишь на далекой, чужой земле, в Речи Посполитой нашел я кров и пристанище, меня, униженного, в монашеской одежде, приняли во дворце короля Сигизмунда, помогли вернуться домой. Как я могу отблагодарить их? Отныне между нашими странами будет существовать вечный мир, я открою для всех границы, остановлю кровопролитные войны, пусть все живут в мире и согласии!
Толпа, вытирая слезы, радостно взревела. Польские музыканты заиграли на бубнах, громкие возгласы, крики, музыка – все смешалось воедино. Григорий сверху вниз смотрел на люд московский и радостно думал: «Теперь я ваш господин. Ваш повелитель!»
К царю приблизился Богдан Бельский, который снял с себя крест, и произнес:
– Православные! Благодарите Бога за спасение нашего солнышка, государя царя, Димитрия Ивановича. Как бы вас лихия люди не смущали, ничему не верьте. Это истинный сын царя Ивана Васильевича. В уверение я целую перед вами Животворящий крест, – с этими словами боярин приложился губами к большому, украшенному камнями кресту.
Народ перекрестился и снова взвыл, превознося нового царя, который решил отложить венчание до встречи с инокиней Марфой, своей мнимой матерью, которая вот-вот должна вернуться в Москву.
В этот же самый день в царском дворце состолся пышный прием. Царь вместе с неразлучными поляками, боярами и патриархом пировали по случаю воцарения. Были розданы подарки за оказанные услуги. Петр Басманов, темноволосый, с большими карими глазами, сверкая украшениями, сидел по левую руку от молодого царя, который в этот день выпил слишком много вина, его щеки раскраснелись, громко смеясь, он велел позвать скоморохов, которые устроили шуточное представление. А на улицах Москвы народ угощался мясом, бедным были розданы деньги, повсюду гремела музыка, до глубокой ночи не стихал праздник. Так началось царствование Григория Отрепьева.
Глава 13. Димитрий Иванович
Прошло всего лишь несколько дней со дня воцарения на престол молодого государя, однако сколько событий, сколько вопросов решились за этот период! Григорий, опьяненный властью, не мог отановиться в своем неудержимом стремлении к веселью и музыке. Пиршество продолжалось и продолжалось, с утра до ночи играли литавры и гремели бубны, скоморохи, ранее преследуемые Годуновым, теперь имели свободный доспуп ко дворцу, где устраивали представления с акробатическими номерами и ручными обезьянками.
