Владимир Грусланов - По дорогам прошлого
Когда после кунерсдорфской победы Салтыков остался стоять на месте и даже не послал казаков для преследования бегущего неприятеля, Суворов сказал корпусному генералу Фермору: «На месте главнокомандующего я бы сейчас пошел на Берлин».
Этого как раз и боялся Фридрих.
После разных, длившихся чуть ли не три месяца, передвижений главные силы русских ушли на зимние квартиры. Военные действия почти прекратились. Выполнялись лишь отдельные, иногда довольно смелые, операции местного значения.
Одной из таких операций был поход на Берлин. Он совершался малыми силами — одним корпусом под командованием генерала Чернышева.
Перед корпусом стояла задача — захватить столицу прусского короля, уничтожить в ней арсенал, пороховые мельницы, запасы оружия, амуниции и продовольствия.
В передовом отряде в четыре тысячи человек на Берлин шел и молодой Суворов.
В начале сентября тысяча семьсот шестидесятого года отряд подошел к Берлину, Начался артиллерийский обстрел города.
Командир отряда Тотлебен — тайный сторонник прусского короля — не спешил. Он всячески затягивал приказ о штурме и повел нескончаемые переговоры с комендантом Берлина об условиях сдачи крепости. Солдаты роптали: «Двести верст отмахали без отдыха, а теперь — вас ист дас, кислый квас — стоим на месте!» Офицеры тоже возмущались.
Тотлебен вынужден был уступить. Но вместо нападения на город всеми силами передового отряда, он выделил по триста гренадер на штурм двух входных ворот крепости.
«Как же так? В крепости десять ворот, а штурмовать будем только двое из них!» — ничего не понимая, возмущались одни.
«Свояк свояка видит издалека: Фридриху на руку играет», — роптали другие.
«Измена!» — шептали втихомолку третьи.
«Что ворота считать? — сказал с хитрой усмешкой Суворов. — Откроем двое ворот — узнаем, кто за десятью сидит. На штурм!» — крикнул он и схватился за рукоять палаша.
Русские войска рвались в бой.
Тотлебен не мог остановить их.
И штурм двух ворот первоклассной по тем временам крепости Берлина начался.
Горстка храбрецов ворвалась в город, но, не получив поддержки, ушла обратно.
Через три дня подоспел, наконец, вспомогательный корпус. Русских солдат не удержали ни тяжелый походный марш, ни крепостные стены, ни хитрые вражеские замыслы. Бесконечной лентой, могучие, шли они неудержимой лавиной, будто хотели всем своим видом сказать: «Горе вам, поднявшим на нас оружие».
Штурм крепости решили возобновить.
Предупрежденный об этом шпионами, комендант города прислал представителя для переговоров о сдаче.
Утром русские войска вступили в Берлин.
По запруженным народом улицам столицы Пруссии двигались архангелогородские драгуны, малороссийские гренадеры, гусары Молдавского и Сербского полков.
Улан Санкт-Петербургского полка сменяли эскадроны тяжелой кавалерии кирасир, а за ними с песнями и присвистом маршировали пехотинцы: апшеронцы, суздальцы, муромцы, кексгольмцы, киевляне, выборжцы, москвичи и многие другие.
За пехотой грохотали коваными колесами пушек и зарядных ящиков артиллеристы полковника Маслова и подполковников Глебова и Лаврова, заливались широкой, как безбрежная степь, песней донские казачьи полки Туроверова, Попова, Дьячкина. В синих мундирах, в синих шароварах с красными лампасами, с длинными пиками в руках, на низкорослых быстроногих донских лошадках — они повергали берлинцев в трепет!
«Степное войско», — боязливо шептали жители вражеской столицы, глядя на невиданных пришельцев. А те шли, приветливо улыбаясь, будто встретили старых знакомых.
Члены берлинского магистрата поднесли русскому командованию ключи от ворот города.
Полки, участвовавшие в походе на Берлин, были награждены серебряными трубами.
Рассказ Измайлова захватил лейтенанта.
Особенно заинтересовала его награда полков серебряными трубами.
— Это же замечательно! — восхищался молодой офицер. — Но почему трубами? Ведь есть же причина этому?
— Да, есть, — сказал Измайлов.
— Какая?
— Вы читали «Слово о полку Игореве»?
— И не один раз.
«В Новеграде трубы громкие трубят,
Во Путивле стяги бранные стоят!» —
помните?
— Совершенно верно. Помню! — ответил лейтенант,
— Звуком трубы управляли войсками во время боя. Так почему нельзя награждать трубами за воинские подвиги?
Юноша пристально глядел на Измайлова. Он не замечал ни остановок поезда, ни того, что рассказ о трубах заинтересовал многих пассажиров.
— Только не думайте, что полки сразу получили готовенькие серебряные трубы и сыграли на них зорю. Нет! Командирам дали контрибуционные деньги в серебряных талерах и предложили перелить монеты на трубы.
Казначеи отсчитали нужное количество талеров и отправили полковых представителей с заказами на серебряные трубы.
Доверенные от полков приехали — кто в Дрезден, кто в Данциг, а кто в Кенигсберг, где уже несколько лет находился русский генерал-губернатор Василий Иванович Суворов, отец молодого Суворова.
Доверенные старались. Они хотели, чтобы Апшеронский пехотный полк имел трубы, совсем не похожие на те, что изготовляли для Невского полка, или на трубы Выборгского, которые своей чеканкой, художественным орнаментом, позолотой и украшениями из дорогих камней отличались от труб Санкт-Петербургского конно-гренадерского полка.
Мастера изготовили около пятидесяти сверкающих серебром труб, украшенных гравированными надписями, гербами и орнаментом из барабанов, пушек, знамен, кирас, литавр и оружия, перевитых дубовыми и лавровыми ветвями и лентами.
Вот что было написано, например, на трубах Невского полка:
«Поспешностью и храбростью взятие города Берлина.
Сентября 28 дня 1760 года».
Трубы эти затерялись. И как нм хотели найти их, хотя бы одну, — никому это не удалось…
С серебряными трубами произошла еще такая курьезная история.
К русскому царю Александру Третьему приехал в гости Вильгельм Второй, последний германский император.
В честь приезда высокого гостя командование русскими войсками устроило большие маневры. Вильгельму присвоили звание шефа Выборгского пехотного полка. Он должен был командовать им.
Солдаты в полку подобрались молодец к молодцу, отличались хорошей выучкой, сообразительностью и сметкой.
На параде после маневров Вильгельм увидел в руках у горнистов серебряные трубы.
— За какие отличия получил полк эту награду? — спросил он трубача.
Не успел переводчик перевести с немецкого языка последнее слово вопроса, как горнист звучно ответил:
— За взятие Берлина, ваше императорское величество.
Горнист застыл в позиции «смирно», он «ел» глазами начальство так, как это предписывалось уставом.
Вильгельм на секунду опешил, но, спохватившись, ответил:
— Ну, это происходило давно и впредь не повторится.
Растерявшийся переводчик не успел перевести слов германского императора.
Горнист, желая поправиться, быстро отрапортовал:
— Никак нет, ваше величество!
Вильгельм взглянул гневно на горниста и пошел к приближавшемуся со свитой русскому царю…
— Ну, вот и все о серебряных трубах, — закончил Измайлов.
Рассказ понравился. Долго обсуждали его спутники, вспоминая то одну, то другую деталь.
Поезд подошел к какой-то станции. Пассажиры вышли. В вагоне остались только Измайлов с лейтенантом.
Еще перегон — и их путь заканчивался.
— Я с большим удовольствием выслушал рассказ о трубах, — сказал лейтенант.
— Рад, что сумел заинтересовать вас, — ответил Измайлов. — Но рассказ рассказом, а дело делом. Попробовать бы вам самому поискать затерянные трубы Невского полка. Почетная задача? А? Для молодого офицера?
Лейтенант смутился:
— Не думал я об этом! Как-то сразу…
— А вы подумайте! — настаивал Измайлов. — Найти такие реликвии воинской доблести… Вы понимаете, что это значит?
Офицер задумался, помолчал немного и решительно заявил:
— Согласен! Обещаю разыскать эти трубы.
Поезд остановился у станции. Измайлов и лейтенант, обменявшись адресами, разошлись.
Не прошло и месяца, как началась Великая Отечественная война. Фронтовые заботы заполнили все дни Измайлова. Встреча с лейтенантом и разговор о наградных трубах забылись.
Окончилась война. Четыре страшных года остались позади. Люди занимались мирным трудом. Однажды, придя домой, Измайлов увидел у себя на столе пакет из воинской части.
«От кого бы это могло быть?» — подумал он, разрывая конверт, и прочитал:
«Дорогой друг!
Позвольте называть Вас этим большим именем. Узнав, что Вы уже дома и занимаетесь любимым делом, я хочу порадовать Вас. Свое слово, данное Вам несколько лет назад, я сдержал.
