Мигель Сильва - Лопе Де Агирре, князь свободы
Через два дня события подтвердили, что прав был губернатор Урсуа, а не бакалавр Васкес и, уж конечно, не я. Второго ноября, в день поминовения усопших, в прозрачном свете полудня мы завидели остров посреди реки. Поначалу мы решили, что хохолок дыма предвещает индейское поселение, но, приблизившись, поняли» что несчастные, толпящиеся на берегу и орущие точно одержимые, это Гарсиа де Арсе со своими людьми.
Они жили за частоколом из стволов и ветвей, перевитых проволокой, вдали виднелись просторные квадратные хижины индейцев. Изумительная меткость Гарсии де Арсе, славящаяся на весь Новый Свет, здесь ему пригодилась в охоте за речными ящерами под названием кайманы, если он целился им в глаз, можешь быть уверен, в глаз и попадал, на протяжении многих дней его люди питались хвостами этих безобразных животных с жестким мясом, к тому же оно отдавало сушеными улитками. Свою сообразительность Гарсиа де Арсе употребил на уничтожение индейцев, знаменитый стрелок изобрел хитроумный способ, он связывал две пули проволокой и одним выстрелом убивал шестерых индейцев: двоих насмерть валили пули, а четверым проволока срезала головы.
Один из солдат Гарсии де Арсе рассказал о той ночи, когда, возникла вражда между их командиром и индейцами; вначале индейцы отнеслись к ним дружелюбно, приносили плоды своей земли и черепашьи яйца, и так было до той пятницы, когда Гарсиа де Арсе приказал запереть пришедших к ним индейцев в тростниковой хижине и перебить всех до одного, более сорока индейцев были заколоты шпагами и перерезаны кинжалами, кровь ручьем стекала по склону до самой реки. Гарсиа де Арсе в оправдание сказал, что касик Паппа замышлял против них недоброе, солдат, поведавший эту историю, ждал, что губернатор Урсуа сурово осудит такую ненужную жестокость, напрасно размечтался, приятель, забыл, видно, что офицер Гарсиа де Арсе повторил в точности военную хитрость, которую в Панаме придумал его любимый генерал Педро де Урсуа, когда лишил жизни две сотни беглых рабов, между теми и этими нет никакой разницы, разве что те мертвецы были неграми, а эти индейцами, но и у тех, и у других равно в теле была душа человеческая, уж ваше-то преподобие, монсеньор Энао, обязаны верить в это.
Кровавая расправа Гарсии де Арсе привела индейцев в такой ужас, что они скрылись из виду, бросив свои квадратные хижины, пустовавшие теперь в долине. Привязанность же, которой нас, напротив, дарят москиты, нестерпима, липкие кровожадные тучи окутывают нас, жалят сквозь одежду и одеяла, не дают спать моей дочке Эльвире своей надоедливой музыкой. На деревьях мы нарвали множество вкусных и диковинных плодов, зеленые, в форме груши, с желтой сочной мякотью, другие — золотистые и такие кислые, что сводит челюсти, и еще были как яблоки, только с твердой кожурой и крупными семечками.
Во время нашего отдыха на острове губернатор вспоминает, что должен наделить полномочиями и повысить в чине некоторых своих офицеров, законный акт, приличествующий любому правлению, которого он прежде не совершил, ибо его воля дремлет в сладких объятиях доньи Инес. Своего услужливого и храброго капитана Хуана де Варгаса он делает заместителем губернатора и таким выбором разочаровывает Лоренсо Сальдуендо, Педро Антонио Каско и Хуана Алонсо де Ла Бандеру, все трое надеялись и ждали этого назначения еще со смерти Педро Рамиро. Дона Фернандо де Гусмана он делает генерал-лейтенантом, такого отличия тот добился ценою лести и славословия, дона Фернандо де Гусмана единственного приглашают к столу губернатора и доньи Инес, я подозреваю, что тому гораздо более по сердцу общество губернатора, нежели доньи Инес, да простит меня бог. Меня же, Лопе де Агирре, назначают поручиком по делам усопших, отныне я стану вести счет всем умершим во время нашего похода, с великим тщанием и заботой сохраню их бумаги и последние воли, строго по порядку перепишу всех скончавшихся и в день Страшного суда передам, этот список непобедимому святому Михаилу-архангелу, который без размышлений пошлет их всех в преисподнюю. Да позволит мне небо, Педро де Урсуа, начать этот поминальник твоим гордым именем бастанского дворянина.
По истечении недели мы покидаем остров Гарсии де Арсе и упорно продолжаем путь навстречу нашему поражению. За чем гонимся вниз по Мараньону мы, триста испанских солдат с одной бригантиной, тремя плоскодонками, сорока плотами, сотней каноэ, тремя монахами, восемнадцатью женщинами, двадцатью четырьмя неграми, шестью сотнями прислуги из индейцев, двадцатью шестью лошадьми и многочисленными орудиями для защиты и унижения? За чем мы гонимся, спрашивают ваши милости? Господа историографы Индийских земель, мы ищем сокровища Омагуаса, сияющую сказку Эльдорадо, которые представляются нам пленительными, как никогда. Следует заметить inter nos[24], что ваш покорный слуга Лопе де Агирре, бдительный и дотошный поручик по делам усопших, нимало не верит в призраки иного мира, равно как и в подлинную реальность страны Омагуас, не верит он и в острова вечной юности, и в народы, живущие под водой. Я родился в баскской провинции, где Пресвятая дева де Арансасу, дабы мы не усомнились в ее существовании, считала необходимым являться нам собственной персоной и с овечьим боталом. Я пришел в Новый Свет не для того, чтобы копить богатства себе на выгоду или наставлять в вере индейцев на благо нашей священной религии, а также не затем, чтобы состязаться в выдуманных подвигах с Флоризелем или Пальмерином[25], я пришел затем, чтобы с копьем в руке показать, чего я стою, двадцать четыре года я верно служил королю, я осваивал земли, бился в сраженьях, я охромел во славу твою, Карл или Филипп, а ныне будь что будет, настал час потрудиться мне и во имя собственного величия и собственной славы. Со своего места в плоскодонке смотрю я на двести девяносто девять своих товарищей — их пересчитал Педро де Мунгиа, — которые вышли на завоевание страны Омагуас. Взор их устремлен за горизонт и различает там очертания спрятавшегося в материнской зелени сельвы самого чудесного города на всем белом свете. Мысленным шагом пробегают они по длинным улицам литого золота, стены домов в этом городе из чеканного серебра, кошки, мяучат и мочатся на крышах из аметиста, королевская задница принца Куарики опорожняется в ночной горшок, оправленный бриллиантами, причинное место принц Куарика велит лакировать себе нежнейшей смолой, потом рабыни осыпают его золотой пудрой и украшают жемчужными нитями, в доме Солнца есть коралловые сады, где так и просятся в руки груши из золота, тыквы из золота и золотые яйца кладут бирюзовые куры с рубиновыми жопками. Вы уже прибыли, братья, в сияющее Эльдорадо, которое выдумали индейские пророки себе в защиту и вам в отместку за то, что принесли им испанские аркебузы и лошади. Пока мы гонимся за этой пустой химерой, нас заживо проглатывает мрачная сельва, захлестывают бурные реки, и мы сами, объятые завистью и честолюбием, убиваем друг друга. Вы уже прибыли в чудесное Эльдорадо, которым воспользовался вице-король маркиз де Каньете, чтобы избавиться от нас, трех сотен авантюристов, которые были ему помехой в плодотворном усмирении Перу. Вы уже прибыли в Эльдорадо, образ которого помогает командирам воскресить из мертвых своих обессилевших от голода и лихорадки солдат. Вперед, за тем холмом — Эльдорадо! И солдаты поднимаются и бредут дальше, натыкаясь на скалы и увязая в трясине. Вам удалась эта затея — единым махом стать богатыми и могущественными, разом получить все, не обрабатывая земли, не меся хлеба, не выковывая железа, не читая книг, получить все за золото и серебро Омагуаса, и вы еще просите бога, чтобы золото с серебром лежало на земле под ногами, потому что рыть копи вас, тоже не научили. Обезумевшие от золотых сновидений, мы оскверняем могилы, убиваем тысячи индейцев, и вооруженных и мирных, пытаем пленных, чтобы они заговорили, нам никогда не насытить нашей алчности, и, если мы найдем золото, мы снова вернемся на это место, чтобы взять еще и еще, и мы кончим жизнь в нищете, или пронзенные отравленной стрелой, или продырявленные копьем, или на виселице, и с нашей смертью свершится мщение индейских жрецов, которые измыслили эту изумительную ложь.
Нам попадаются только брошенные селения, вся округа прослышала о злодеянии Гарсии де Арсе, жители в страхе бегут, дочке моей Эльвире не нравится ночевать в этих пустых домах, которые пахнут призраками, а в одном мы даже нашли мертвого младенца. Пройдя еще несколько лиг вниз по реке, мы начали встречать мирно настроенных людей, индейцы здешних земель, носящих название Карари, меняют нам полные каноэ рыбы на ножи и зеркальца, а Торральбе даже подарили красивого разноцветного попугая. Губернатор Урсуа, с головой ушедший в любовные забавы с доньей Инес, к тому же время от времени дрожащий в ознобе лихорадки-куартаны, погрузился в меланхолию и пренебрегает своими обязанностями; вместо того чтобы взять проводников, знающих местность, упрямо слушает вранье бразильских индейцев, которых он притащил с собой из Перу, или того хуже — чушь, которую плетет матрос Алонсо Эстебан, восемнадцать лет назад проделавший этот путь вместе с первопроходцем Орельяной (передряги, выпавшие на нашу долю, похоже, окончательно лишили его рассудка), Алонсо Эстебан каждый день возвещает, что вот-вот появится страна Омагуас, поя на плоту, приветствует кайманов, словно своих старинных знакомых, а то запросто разговаривает со звездами. Алькальд Алонсо де Монтойя, который не по доброй воле отправился с нами, пытается еще раз взбунтоваться, оторваться от нас и со своими людьми вернуться назад, в Санта-Крус-де-Капоковар, до которого пятьсот лиг; разумеется, губернатор Урсуа не дает ему это сделать, снова заковывает его в кандалы, а на шею надевает позорный ошейник, его сторонников он сажает на весла того судна, где плывет донья Инес; доброе сердце губернатора не позволяет ему убить Монтойю с дружками, что на его месте сделал бы я, дабы они сами меня не прикончили, как, без всяких сомнений, прикончат они тебя, Педро де Урсуа, если небу будет угодно. Там мы добираемся до земли Маникури, и тут у нас тонет последняя бригантина, остаются всего две плоскодонки, потому что третья прогнила, едва мы отплыли от острова Гарсии де Арсе, остальная наша флотилия — плоты и пироги как у индейцев; губернатор Урсуа назначил отца Алонсо де Энао викарием и судьей на все время плаванья и еще раз подтвердил свое обещание сделать его епископом страны Омагуас, другой наш священник, Педро де Портильо, впал в агонию от лихорадки и от досады, и нынче ночью мы предадим его земле, дабы он вручил свою душу Творцу.
