Николай Прокудин - Вернуться живым
Мне становилось все хуже и хуже, тошнило, голова кружилась, и я время от времени отключался. Когда приходил в сознание, мозг фиксировал суету вокруг лежащих солдат. К Сероивану присоединились полковые медики Дормидович и Ярко, с ними спустились два солдата из комендантского взвода, принесшие воду.
Вскоре ко мне подошел Муталибов с фляжкой воды. Я сделал три глубоких глотка и спросил:
– Гасан, сколько нам воды медики принесли?
– Двадцать литров в бурдюке и в двух резиновых сапогах от ОЗК.
– Хм!.. по литру на нос, не густо. Она сейчас быстро разойдется.
– Да ее уже почти и нет. Отливали Таджибабаева, Кайрымова, Колесникова, Уразбаева, да и остальные совсем плохи. Даже здоровяк-прапорщик Бодунов (он весной сменил Голубева) у камушка лежит, с трудом в себя приходит.
– Оставь фляжку и ступай к бойцам, а с Игорем я сам поделюсь.
Полежав еще десять минут и почувствовав, что уже могу немного двигаться, переползаниями и на четвереньках добрался до командира пулеметного взвода.
– Ну что, Игорь? Потеешь? Загораешь?
– Почти умер. Ник, даже глубоко под землей в шахте не было так худо.
– Жара и какие-то непонятные запахи. И влажность. Тело мокрое и липкое, и ужасно тошнит, – пожаловался я на недомогание.
– Тепловой удар, – прохрипел прапорщик. – Мы получили сильный тепловой удар, только разной степени тяжести. Главное, чтоб не помер кто-нибудь. Не знаешь, пулеметы затащили в гору?
– Да, вроде наши пулеметы стреляют… – я спохватился, что воды на всех не хватит и Бодунов выхлещет содержимое. – Попил? Отдай фляжку, пойду к Сережке Ветишину, вон он на склоне валяется вместе с клоуном Сомовым.
Собрав силы и глотнув пару раз, я поднялся по хребту метров на пятьдесят и упал рядом с командиром взвода.
– Ну что, сачок, лежишь, балдеешь? – спросил я лейтенанта, глядя в его посеревшее лицо.
– Лежу, но не балдею, а помираю. Ухи прошу! – и Серега слабо улыбнулся. – Хрен тебе, а не уха! На, пей коктейль, вода с добавлением аквасепта, пантацида и лимонной кислоты! Я раньше так делал – это рецепт Ваньки Кавуна. Гадкая бурда, но говорят, что гепатита не будет – заразу убивает, а лимонная кислота, чтоб питье в рот полезло. Очень уж эти пилюли хлоркой отдают – как будто сдобрены дустом.
– Ой, а я их никогда не употребляю, так желудок и кишечник угробишь. Это действительно сплошная хлорка, неизвестно, из чего эти таблетки состоят, – жалобно простонал Ветишин. – Уф! Жара! Сил нет никаких, скорее бы вечер! Проклятое солнце!
– Сережка, пойду к ручью, посмотрю, как там дела, а ты сам попей и Сомова угости.
Опираясь на автомат, я спустился к ручью к «стонущему лазарету», вокруг валялись пустые бутыли от лекарственных препаратов и ампулы, медики уже использовали весь кровезаменитель и промидол. Очухались не все – Уразбаева понесли наверх обратно на вертолетную площадку, чтобы отправить в госпиталь. Таджибабаев очень громко стонал, но он был такой большой и тяжелый, что его эвакуировать начмед не захотел – решил, лучше постараться поставить на ноги на месте, чем всем умереть, неся его в гору, – и вкололи гиганту-узбеку промидол и последнюю порцию кровезаменителя. Капитан Дормидович хорошенько похлопал солдата по щекам, давал нюхать нашатырь еще и еще.
– Солдат, оживай! Ты такой огромный – не донесем! – воскликнул прапорщик Сероиван, возмущенный безволием солдата.
– Плехо мнэ, очень нехорошо. Сапсем нехорошо, – жалобно ответил Таджибабаев.
– Ничего страшного, сейчас мы тебя еще водичкой польем, плащ-палатку растянем, будет тень, к вечеру будешь в норме, – успокоил его начмед.
Скрипя пылью на зубах и глотая налипший песок, Сероиван отпил из протянутой фляжки. С вершины спустились очередные два бойца с водой в бурдюках. Солдаты-водоносы принялись заполнять наши фляжки, по две каждому, чтоб на всех хватило. Я прилег на песок и спрятал голову в жалкое подобие тени, отбрасываемой от камня. Накрыл лицо снятым намоченным в ручье маскхалатом. Уф! Чуть не умер! Жизненные силы постепенно возвращались. Мысли восстанавливали свою стройность и ясность.
Чуть в стороне лежали и постанывали бойцы минометного расчета.
– Радионов! Ты уже ожил? Готов двигаться в гору? – спросил я хрипло и надрывно.
– Нет еще. Полчаса или даже час необходимы для отдыха, – откликнулся слабым голосом лейтенант.
– Замполит! А ты желаешь опять принять участие в войне? – ухмыльнулся лежащий головой на мешке Бодунов. – Вовка только из госпиталя: сил много, дай человеку повоевать – ему простительно рваться в бой. И Мандресов очень энергичный, еще не измотанный – слышишь, как хорошо стреляет.
Я прислушался. Пулеметы действительно почти не смолкали.
– Игорек, сам понимаешь, раз стрельба идет без перерыва, то у них скоро патроны кончатся. Нужно поднимать народ – некоторые уже ожили и сачкуют, – сообразил я и велел подниматься командирам на ноги.
– Если сам очухался, то и лезь в гору, а другим не мешай болеть! Какой же ты нудный и тошный, мешаешь лечиться! – энергично возразил мне Игорь Бодунов.
– И полезу! Минут пятнадцать полежу и двинусь, но и тебя с собой прихвачу…
День давно перевалил за полдень. Я закрыл глаза и вновь впал в забытье. Мерещилась какая-то дрянь: «духи» режут наших на горе. Думал, полежу чуть-чуть, а вышло отключился минут на сорок. Очнулся из-за громкой перебранки Бодунова с сержантом Юревичем.
– Спустился за боеприпасами? Молодец! Бери мешок и ступай обратно к пулемету. Что ты меня теребишь? Я заболел. Сколько осталось патронов? Почему не экономите боекомплект? – ругался Бодунов на сержанта.
– Остаток ня бильше одной ленты у ПК, а «Утес» выстрялит ешо разов восям-дэвять, – ответил замкомандира взвода и смешно шмыгнул носом. – Бильша нема.
– Неси скорее патроны, Юрик! – поторопил я сержанта.
– Ага! Сейчас соберем ленты и будем выбираться. Замполит рвался к вам на помощь, но заснул, и вроде как желание у него воевать пропало, – ухмыльнулся Бодунов.
– Не пропало! Я окончательно ожил и чувствую, что полностью готов к движению. Альпинисты, подъем! Всем встать! Не сачковать! Идем, ползем, карабкаемся! – принялся я громко орать, чувствуя, что голос восстановился.
– Бодунов! Ты болван горластый! Зачем разбудил замполита, дрыхнул себе и нам не мешал. Не буди лихо, пока оно тихо! А теперь комиссар заставит нас ползти на эту проклятую гору, – вздохнул лежащий навзничь Ветишин.
Бойцы, поругиваясь, собрали вещи и начали подъем в гору.
– Игорек! Хорош сачковать! Цепляй на спину АГС и пойдем вместе! – велел я прапорщику.
Я был доволен реакцией Ветишина на мое пробуждение и радовался, что солдаты хоть и через силу, но побрели на задачу.
– И ты вставай, Радионов! Родимый, зря мы твои мины несем? Пошли стрелять из миномета, подбадривал я взводного. – Дорогой, поднимай своих трубочистов, пусть тащат вашу трубу на вершину!
Понемногу наше царство мертвых пришло в движение. Даже самые ослабевшие солдаты, ругаясь и матерясь, собрали вещи и тронулись в путь…
Довольно крутой подъем одолели за полчаса и к шести вечера практически все выползли. Взбодрившийся Бодунов смог меня ходом обогнать и даже успел расстрелять запас гранат из АГСа по уходящим из кишлака «духам».
– Замполит, ты ожил или не совсем? Воды принес командиру?
Сбитнев стоял на краю валуна, засунув руки в карманы, и смотрел, как я, тяжело дыша, словно паровоз, из последних сил поднимаюсь на высоту.
– Принес! Но исключительно для себя! Однако, учитывая твои сегодняшние заслуги, выделю вам с Мандресовым полфляжки на двоих, – ответил я хрипло.
– Почему так мало? – возмутился ротный.
– А ты как хотел? Себе любимому половину, а вам чужим полную? Не жирно? Пользуйтесь моей добротой! Пейте, сколько дают!
– Спасибо, жадина!
– На здоровье…
– Ник, ты чего так хреново себя ведешь? – осуждающе спросил Вовка, но в его глазах скакали насмешливые чертики прежнего ехидного Сбитнева. – Такой опытный воин – и издох! Не ожидал, не ожидал. Падаешь в моих глазах! Я тут воюю почти в одиночестве, а взводные у ручья прохлаждаются.
– Зато с тобой вон какой резвый джигит с Кавказа! – уклонился я от справедливого упрека и, меняя тему разговора, одобрительно похлопал по плечу нового взводного.
Мандресов криво усмехнулся в ответ и продолжал нервно курить мятую-перемятую сигарету. Руки старшего лейтенанта сильно дрожали: в первый раз попал в горы – и сразу бой с «духами».
– Ты с темы не соскакивай!
– Понимаешь, Володя, как обухом по башке дало, и словно сквозь центрифугу пропустили. Кости ломит, мышцы перекрутило! Думал, помру… Надо же было такое устроить – послать роту без воды в такую адскую жару! Сволочи! У меня на донышке одной фляжки было грамм сто воды, и все… Хорошо, никто не умер.
– Как себя чувствуют Уразбаев и Таджибабаев?
– Уразбаев был совсем плох, когда на КП понесли. Лицо серое, почти землистое. А Таджибабаева в чувство привели, думаю, минут через двадцать доползет – ему Алимов помогает пулемет нести.
