Юлия Андреева - Палач, сын палача
Очнувшись и увидев желтоватые, безумные глаза палача, Жанна Баур смекнула, что этот человек одержим жаждой мщения и скорее разрежет ее на куски, чем отпустит без признания. Поэтому она решила не бороться с ним, терпя лишние муки, и, придя в себя, сразу же согласилась давать показания.
– Вы можете прижигать меня раскаленной кочергой, можете вырывать из меня клочья мяса, вы все равно не сделаете мне больнее, чем делают каждую ночь проклятые черти! – смело сообщила она. – Да. Признаю, я посвященная ведьма. Наложница дьявола и погубительница рода человеческого. Я была посвящена в ворожбу и магию еще в раннем детстве, но после, когда вышла замуж и господь подарил мне дочку, раскаялась и хотела вернуться в лоно матери церкви. Но тогда дьявол потребовал, чтобы я отдала ему свою единственную и горячо любимую дочь, – она вздохнула, опуская голову, и тут же смело посмотрела перед собой, словно как раз в этот момент дьявол стоял напротив нее. – Я сказала, господин дьявол, можете делать со мной все что угодно, но никогда вы не получите души моей дочери! С тех пор, черти каждую ночь издеваются надо мной, выкручивая мне суставы, распарывая живот и подкладывая туда раскаленные угли. На утро же мои раны волшебным образом зарастали, так что невозможно было найти никаких следов. Но, знали бы вы, господа, у меня внутри все истекает кровью! Но, никогда, пока бьется мое сердце, пока я могу давать отпор нечистой силе, я не отдам чертям мою дочь!
После подобной отповеди судьям оставалось только одно – приговорить к сожжению Жанну Баур и думать, что делать с ее дочерью Эльзой. В этом вопросе им помог Миллер, явившийся в смену Герберта Веселина, и, как ни в чем не бывало, переодевшись в свою рабочую одежду, вытолкав дежурившего судебного исполнителя за дверь. Улыбнувшись собранию, он сразу же подошел к девушке и, велев раздеть ее, обошел Эльзу со всех сторон. Нимало не смущаясь тем, что поставил в несколько неловкое положение Веселина, который должен был проводить дознание. Перед ничего не понимающим окружным судьей Тенглером он самостоятельно провел проверку на причастность к ведовству, доказав, что девушка чиста и невинна перед богом и матерью святой церковью.
После чего он ходатайствовал перед судом о необходимости отпустить Эльзу Баур к ее отцу, смиренно опустив голову и выказывая полное почтение и подчинение любому решению суда. Впрочем, какое решение должен был принять друг палача Баура судья Иероним Тенглер? Девушка была незамедлительно оправдана и отпущена домой.
Хуже обстояло дело с другими арестованными женами судебных исполнителей. Жену помощника и друга Петера Миллера Михеля Мегерера – Катрин Мегерер – три раза пытали, сажая на проклятый ведьмин стул, под которым разводили огонь. Ноги женщины были изломаны испанскими сапогами, все тело покрывали ужасающие ожоги, но все же она каждый раз умудрялась отказываться от показаний, говоря, что вместо нее говорила пытка и даже на костре она станет отрекаться от своих признаний, добиваясь того, чтобы все честные горожане сочувствовали ей.
Жену Михеля пытали попеременно Герберт Веселин и Филипп Баур. Когда же пришла палаческая очередь самого Веселина, ему выпало допрашивать собственную супругу, от чего он тут же отказался, говоря, что никогда не поднимал на нее руки и не сможет сейчас причинить ей хотя бы незначительную боль. Напрасно, на место Веселина тут же заступил желающий отомстить ему за издевательства над Катрин Михель Мегерер, который в первый же день вытянул признание у Гертруды Веселин, прямехонько отправив ее на костер.
Петер Миллер попытался было отбить у судейских явно оболгавшую себя Гертруду, которая показала, между прочим, будто бы убивала своей магией соседских детей, некоторые из которых на момент проведения допроса были живы и здоровы. Дай ему судья хоть немного времени, он без сомнения сумел бы доказать, что Гертрудой руководили боль и страх, но вновь бунтующий Оффенбург требовал казни еще одной палаческой жены, и Гертруда Веселин была сожжена.
Еще хуже дело обстояло с отчаянной Катрин Мегерер, женой помощника палача Михеля Мегерера – эта женщина неистово желала жить.
Ознакомившийся с протоколами ее допросов, Петер Миллер заметил в них явные несуразности, рассчитывая спасти претерпевшую уже так много женщину. Но в тот день, когда Миллер обратился с просьбой к верховному судье фон Канну передать ему подсудимую Катрин Мегерер, она вдруг скончалась во время пытки.
Как это было записано в протоколе, женщина умерла внезапно, так что никто просто не успел придти ей на помощь.
Осмотрев труп несчастной Катрин и вызвав к себе присутствующих на допросе стражников и писаря, Миллер устроил собственное расследование и выпытал у них настоящую причину «скоропостижной смерти» жены друга. Впрочем, им не было никакого смысла отпираться, так как согласно того же протокола подсудимая Мегерер была посажена на ведьмин трон в полдень, в 12.10 под ним был разведен костер. После чего палачи и стража отправились обедать, так что, выйдя из-за стола в три часа дня, они сняли с кресла поджаренный труп.
На лицо была явная месть третьего судебного исполнителя Герберта Веселина за смерть своей супруги Гертруды.
* * *На очередном собрании у бургомистра, куда явились одетые в траурные одежды судебные исполнители, ибо все они овдовели в результате последних проверок, Петер Миллер представил своего сына Клауса, как своего ученика и законного продолжателя древнейшей семьи палачей Оффенбурга. Это было кстати, так как по его ходатайству третий судебный исполнитель Герберт Веселин формально был под судом за погибшую во время пытки подсудимую и остальные судебные исполнители ходили с петлей на шеях.
Когда окружной судья Иероним Тенглер спросил Петера Миллера, куда он дел свою супругу, имя которой достаточно часто фигурировало в протоколах допросов ныне покойных жен судебных исполнителей, тот объявил, что его супруга Грета Миллер умерла, находясь в доме своего отца в Кельне.
Не будучи предупрежден о хитрости отца, Клаус побледнел и разрыдался, прижимаясь к черному камзолу Петера. Утешая сына, первый палач Оффенбурга думал только об одном, как им поскорее сбежать из проклятого города, чтобы где-нибудь далеко отсюда соединиться снова с давно ожидающей их Гретой.
Хотя, должно быть, тогда ее будут звать уже не Грета, у нее будет другое имя, другие родители, она будет жить в другом городе. Но палач Миллер прекрасно знал, что это будет именно она, его возлюбленная, жена и мать их единственного сына Клауса – Грета.
Глава 6
Фридрих фон Шпее
«Бог не позволит обвинить невиновного»?! Откуда они знают, что бог не позволит этого? Он попускает и худшие дела – мученичество, поругание причастия и тому подобное.
Фридрих фон Шпее «Предостережение судьям».– Ваш муж скоро вернется за вами, госпожа Миллер, – утешал Грету Фридрих фон Шпее, его темная сутана вылиняла под солнцем и дождями, но казалась еще вполне крепкой и приличной. – Вот увидите, пройдет еще совсем немножко времени и Гер Миллер явится за вами вместе с сыном.
– Мы могли забрать Клауса с собой, когда выезжали из Оффенбурга! – уже неделю фрау Грета не могла ничего делать, все валилось из рук, не могла думать, ни о чем другом, как только о муже и сыне, быть может, именно в этот момент отвечающих на вопросы судьи по поводу отсутствия Греты. Она была готова отправиться в Оффенбург на мужицкой телеге или пешком, чтобы предстать перед судом и ответить на все интересующие их вопросы. – Почему Петер так поступил со мной, почему оставил меня в Вюрцбурге, когда мне было бы достаточно только поговорить с господами судьями и все тот час бы разрешилось. Муж сказал, что на меня поступил донос. Так, что же в этом такого? Я бы пошла в городской совет и попросила разъяснить мне что к чему и кто мой обвинитель. Мне бы сказали, в чем меня обвиняют, и я бы дала разъяснения. Вот и все.
– Они стали бы вас пытать, – Фон Шпее устроился в стареньком уютном кресле, глядя из под опущенных ресниц на Грету.
– К женам судебных исполнителей и штатных палачей не применяют пыток, – отмахнулась Грета и подошла к окну. За стеклом висела млечная пелена тумана.
– Теперь применяют, – отец Фридрих продолжал разглядывать Грету, видя в ней совсем другую женщину, черты лица которой преследовали его много лет. Некоторое время, правда, ему казалось, что незабвенный образ начал тускнеть, и вот теперь вдруг его старый друг и брат по ордену Себастьян фон Канн отправил к нему палача Миллера и эту женщину. Сходство фрау Греты и той далекой и прекрасной, как несбыточная мечта, Бертой Фрост было пугающим. Так что поначалу фон Шпее решил, что, сделав в воздухе убийственную петлю, за ним пришла смерть. Но потом, вникнув в дело четы Миллер, он понял, что господь сжалился над ним, позволив хоть на этот раз спасти любимую женщину. Не ту, юную и прекрасную Берту Фрост, которая была желанна его плоти, а эту, другую, более взрослую, занятую только собой, не принадлежащую ему и не замечающую его Грету Миллер.
