Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы
– Так, так!.. Хорошо! – говорил Прохор Николаевич, словно не тральщик, а его «Аскольд» выходил в атаку. – Сейчас я бы положил лево руля и… Так и есть: они ложатся на левый разворот. Еще серия, еще! Ага!..
Наконец тральщик отходит в сторону и, покачиваясь на волнах, замирает на месте. Рябинин сбавляет ход «Аскольда», чтобы не мешать тральщику прослушивать глубину. Но винты и моторы вражеской субмарины молчат. На грунт она лечь не могла – здесь глубоко, и давление сплющит ее в лепешку, – значит, погибла?..
Но гвардейцы не доверяют этой тишине, и тральщик выходит в последний заход – контрольное бомбометание: надо добить агонизирующего врага. И только проутюжив взрывами подозрительный квадрат моря, военный корабль ложится на прежний курс. Он проходит мимо «Аскольда»: на его мачте вьется теперь желтый флаг – сигнал, и Мордвинов, увидев его, докладывает:
– Товарищ командир, тральщик выражает свое «добро».
– Добро, – также отвечает Рябинин и, вглядевшись в утонувший на горизонте квадрат артиллерийского щита, поворачивается к Пеклеванному: – Прикажите продолжать тренировку! – А сам смотрит на небо, в котором кружатся вольные морские птицы, и улыбается.
Пеклеванный молчит, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Видно, что он хочет что-то спросить, и Прохор Николаевич снова поворачивается к нему:
– Слушаю вас, помощник!
– Я хотел спросить, товарищ старший лейтенант, как вы могли обнаружить подводную лодку?
Прохор Николаевич неожиданно громко смеется, улыбаются вместе с ним и матросы.
– Ну что вы, лейтенант, задаете мне такие вопросы! Я же ведь на этом море родился и вырос, знаю его из края в край, все, что есть в нем, тоже знаю. И притом я же ведь старый рыбак!..
«Аскольд», вытянув в сторону моря щупальца орудий, выходит на позицию для стрельбы. Лязгают замки пушек, звенят о палубу патроны, кричат опутанные проводами телефонисты.
И, кружась в небе, падают с высоты, сложив крылья, вольные морские птицы.
«Кукушка»
Расписанная рыжими цветами труба старого граммофона страдальчески дохрипывала последние слова песни: «Я милую ягодкой не назову, у ягодки слишком короткая жизнь…»
Начальник прифронтового района полковник Юсси Пеккала доел картошку со сметаной и мякишем хлеба старательно вычистил пузатую солдатскую миску. Стакан молока он оставил нетронутым и крикнул в соседний придел избы:
– Хильда!
Вошла чистенькая девочка – дочь хозяйки, взяла протянутый ей стакан и выпила его до дна. Пеккала похлопал себя по карманам, протянул девочке конфету.
– На, – сказал он, – больше у меня ничего нету…
Вошел денщик в русском солдатском ватнике поверх мундира, убрал посуду. Сменил в мембране тупую иголку, спросил:
– Еще завести?
– Не надо, – ответил полковник.
Он придвинул к себе телефон, стал обзванивать соседние гарнизоны. Везде ему отвечали, что люди выехали уже с утра. Кто на подводах, а кто на лыжах. Отобрали самых лучших стрелков и лыжников. Соревнования обещают быть интересными.
– Смотри, – сказал Юсси Пеккала своему денщику. – Еще не до конца рассвело, а уже печи дымят. Опять вовсю самогонку варят… Народу соберется много. С фронта тоже придут. Как бы драк не случилось!..
Он встал. Маленький, поджарый, щуплый. Накинул подбитую беличьими хвостами старенькую заплатанную куртку с погонами. Натянул на редкие волосы мятое кепи.
– Вам что подать? – спросил денщик. – Лошадь или лыжи?
– А ничего не надо. Я тут… посмотрю, что в поселке!
Подмораживало. В дымных туманах вставало из-за дальних лесов бледное солнце. Два немецких офицера прошли мимо, отсалютовав финскому полковнику. Пеккала небрежно козырнул им в ответ. Сегодня должны были состояться войсковые соревнования частей района по стрельбе, и поселок постепенно пробуждался под скрип телег и фырканье лошадей. Улицы наполнялись веселым гомоном солдат и женщин. С ревом, распугивая собак и взметая снежную пыль, проползли аэросани с торчащим из кабины пулеметом. Начали прибывать команды стрелков с фронта. Возле дома старосты уже торговали пивом.
– Рано! – сказал Юсси Пеккала и прикрыл торговлю.
Во дворе комендатуры трое русских военнопленных разгружали подводу дров. Одетые в драные шинели, опустив на уши верха пилоток, пленные скидывали с телеги тяжелые сырые плахи.
– Здорово, ребята, – сказал им полковник по-русски и направился к высокому крыльцу, потом вернулся обратно и спросил: – Кто из вас тут пробовал бежать вчера?
Вперед выступил один солдат – выступил как-то боком, словно готовясь к драке.
– Я, – хмуро отозвался он.
Пеккала поднес к его лицу крепенький кулачок:
– Ну что? По зубам тебе врезать?
Пленный откинул назад голову.
– Я, – сумрачно повторил он.
Пеккала опустил руку:
– Дурак! Война вот-вот закончится, а ты сам под пулю лезешь. Сиди уж здесь, коли попался…
Трое молча выслушали его. Полковник достал три сигареты, протянул их пленным.
– По одной, – сказал он и толкнул ногою круглый промерзлый чурбан. – Опять осина?
– Осина… – ответил один, пряча сигарету под пилотку. – Когда ваш на складе – береза, когда фриц – осина…
– У, сволочи, сатана-перкеле! – выругался Юсси Пеккала и легко взбежал на крыльцо.
В кабинете его поджидал вянрикки[5] Таммилехто – молоденький офицер, почти мальчик.
– Вам, – сказал он, подавая полковнику бумагу. – Совершенно секретно…
– Бабьи секреты, – буркнул Юсси Пеккала. – Нашли время секретничать, когда и так уже все ясно… Еще от силы полгода, и наша прекрасная Суоми будет харкать кровью!
Вянрикки Таммилехто печально, с надрывом, вздохнул.
– А ты не вздыхай, – ответил полковник, разрывая синюю облатку конверта. – У нас, помимо таких дураков, как Рюти и Таннер, есть маршал Маннергейм: он понимает, что страну надо выводить из войны… Он не захочет, чтобы Суоми оккупировали русские!
В присланной бумаге содержался приказ: прочесать окрестные леса, где скопились большие банды «лесных гвардейцев» – так назывались финские дезертиры, в болотах и дебрях выжидавшие конца бойни. В приказе особенно подчеркивалось, что «лесные гвардейцы», образовав в лесах нечто вроде коммун, принимают в свою среду и бежавших из лагерей русских военнопленных, «солидаризируясь вместе с ними в оценке происходящих событий…».
– Кто подписал эту дребедень? – спросил Юсси Пеккала, перевернув бумагу. – Ну, конечно, генерал Рандулич… Его бы сюда, да на мое место!
Полковник откинулся на спинку стула, задрав худые колени, обтянутые кожаными леями, оперся ими о край стола. Закурил, разгоняя дым рукою.
– Слушай, вянрикки, – сказал он, – мы все-таки это должны сделать. В деревнях мужиков нету, а бабы с пузом ходят. Я часто думаю – уж не с ветра ли они беременеют?.. Это все работа «лесной гвардии»! Тут из поселка, я так подозреваю, даже учительница ходит к своему жениху в лес… Ты узнай у женщин, где здесь поблизости больше всего собралось дезертиров. Сходи к ним и попроси их уйти куда-нибудь подальше из нашего района.
– А вы мне солдат дадите?
– Еще чего! Ты же не каратель. Иди один. Скажи, что они мне настроение портят. Если я возьмусь за это – им будет хуже… Понял?
* * *Юсси Пеккала поднял руку с пистолетом системы «Верри» и выстрелил в небо, – красная ракета с шипением обожгла высоту.
– Начали! – крикнул полковник.
Сорок лыжников вырвались на заснеженное поле, со свистом развернулись на повороте и вскинули тонкие винтовки. «Тах, тах, тах», – прогремели выстрелы. Они били в сторону леса, где на опушке стояли вырезанные из фанеры фигуры русских солдат с задранными кверху руками. Даже издали было видно, как меткие пули буравили и рвали фанеру мишеней.
Из толпы зрителей, наполовину состоявшей из солдат и местных шюцкоровцев, раздавались возгласы:
– Не подгадь, парни!
– Бей по москалям, лупи их!
– Вяйне, оглянись назад!
– Теппо, гони дальше!..
Лыжники, отстреляв каждый по обойме, уже мчались к финишу, где их поджидали судьи соревнований. Впереди всех, низко пригнувшись, летел рыжий капрал. Он оборвал грудью ленту и, тяжело дыша, воткнул палки в снег.
– Теппо Ориккайнен, – назвал он себя полковнику.
Проверили мишени: капрал победил и в стрельбе. Его пули точным пучком легли прямо в цель. Юсси Пеккала вручил победителю подарок – коробку, в которой лежали бутыль с водкой, банка сардинок и две пачки сигарет.
– Среди мужчин, – громко объявил полковник, – первое место занял капрал Теппо Ориккайнен!
Мишени заменили новыми. Теперь наступила очередь женщин. Одетые в солдатскую форму, они залегли возле судейского стола, оттопырив зады в лыжных вязаных штанах.
– Внимание! – скомандовал Юсси Пеккала. – Начали.
Затрещали винтовки. По условиям соревнований каждая женщина, отстреляв все патроны, должна была встать. Побеждала та, которая быстрее всех и точнее всех успевала выпустить в цель свои пули. На двадцатой секунде вскочила одна – районный руководитель женской партии «Лотта Свярд», пожилая полная женщина с мужской прической на голове.
