Александр Солженицын - Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3
Что ж, Саша к такой армии был вполне готов: честно, демократично. А толковый офицер всегда сумеет и обратиться к солдатам и зажечь их, и быть выбранным, – и поведёт их ещё лучше, чем в подневольной армии.
Тут выступил один кудлатый, здоровый, а лицо барановатое, Кривобоков-Невский. Он на гротик как наступал, тот не давал ему простора:
– Надеяться на бывшую императорскую армию, как бы её там ни демократизировали, – в корне неверный путь! Преступно забывать, что ни одна революция не побеждала без собственного войска. В 1789 году сразу стали создавать национальную гвардию и только потому победили. В 1848 не было её – и революцию потопили в крови. И сегодня реакция не спит и готовит нам разгром…
Вот уж галдели об этой контрреволюции, но Саша нигде её не видел, выдумки. Где она есть?
– … И пока мы хозяева положения – надо требовать декрета о немедленном вооружении народа! Если не хотим дожить до парижских июньских дней, чтобы буржуазная молодёжь топила нас в крови.
А Муранов в президиуме – водил своими страшными огромными бровями. Но ничего не говорил.
– А это кто? – спросил Саша про смешного толстяка, весь объём живота которого нельзя было вообразить в сидячем положении, а только когда он вот поднялся, безобразный живот, хоть и обтянутый армейским поясом поверх суконной рубахи.
– Бонч-Бруевич, – шепнул Матвей.
Толстяк вколачивал кулаком невидимые гвозди с поспешностью, как бы предыдущий оратор не забрал всю его мысль:
– … Да если Совет рабочих депутатов не будет опираться на революционную армию, то он осуждён на падение! Вооружение рабочих – это один наш путь. Напряжём все силы для устройства громаднейшей армии пролетариата! Нам именно нужна другая, своя рабочая армия, как финляндская Красная гвардия в Девятьсот Пятом! И не револьвер каждому нужен, а солдатская винтовка с большим количеством патронов!
А что? готовность к делу у большевиков – как ни у кого не увидишь, это правда. Кажется, не в плохое место Матвей привёл. (И сам захвачен, раскраснелся.) Там ещё объединение социалистов будет, не будет, а эти… Хоть энергичны.
Вдруг – всё изменилось на совещании: с гордым видом вошла красивейшая женщина – вот удалась природе! – и одетая так хорошо, как не одеваются на партийные совещания и вообще в этой среде. Белокурая голова, тщательно выложены волосы отдельными кольцевыми кудрями. Тонкий профиль. При властном взгляде как будто выражала готовность и к приветливой улыбке. На груди брелок на цепочке. Невысокая фигура с приятною полнотой: заняты все формы, отпущенные природой, и все в меру. Выталкивая коленами тяжёлую ткань лилового платья, она прошла, как это было ни закрыто, – по одной стороне гротика, мимо колен сидящих, – по какому-то праву прошла в полукруглый уступ позади спин президиума, там нашёлся стул, она повернула его боком к окну и села, облокотясь на подоконник, профилем к Троицкому мосту. И так (проектируясь для Саши на череду мостовых фонарей как скульптура) сидела: слушая речи, но и рассеянно, но и показывая себя всем тут.
Да она одна и подходила к этим стенам как состоятельная хозяйка этого дома, а они все тут – случайный сброд посетителей.
Мичман откровенно воззрился на неё. И в Саше тоже – замутило, и он на какое-то время перестал слышать, что говорилось.
И пропустил: очевидно, перешли на другой вопрос повестки? или как? Почему-то опять этот комичный Сталин получил слово и монотонно негромко вёл, никак не подавая надежды на пламенную речь:
– Уч-редительные Собрания а-бычно собираются уже после успокоения страны. Поэтому о-пытные революционеры, – и тень улыбки прошла по его лицу, – всегда пытались а-сущест-вить свою программу, ат-тягивая созыв Учредительного Собрания, и поставить его уже перед фактом а-существленных реформ. Но наше Временное правительство возникло сав-сем не на баррикадах, а… – сожаление выразилось в его голосе. – Па-этому оно сав-сем не революционно. На-ше Учредительное Собрание будет на-много демократичней этого правительства. Поэтому нам – ны в коем случае нэ надо оттягивать Учредительного Собрания.
Матвей с кривоватой улыбкой шепнул:
– Член ЦК.
Ах вот как. Ну, это сильно разочаровывало. А та красивая большевичка, как она прошла-села, так она, может быть, тоже член ЦК?
– … Можно назвать че-тыре условия победы русской революции. Первое…
652
Всегда не слишком светлая и наблещенная, даже сумрачноватая, обширная квартира Винаверов, в минувшие дни, по соседству с Думой, не раз приют для ЦК кадетов, – сейчас, ещё до вечерней темноты, светилась во все электрические лампы – с потолков и со стен. В столовой сновала прислуга, кончая собирать парадный обед, в других комнатах сидели и гуляли гости, числом до двадцати, больше мужчины, больше – сотрудники и соучастники жизни Максима Моисеевича, – по юриспруденции, по борьбе за еврейское полноправие, по еврейским культурным организациям. И ещё ждали двух почётных гостей.
Весь вид квартиры, всё настроение да и одежда собравшихся были торжественно именинны – и не к рядовым именинам, но к большому юбилею. Однако никто не принёс юбиляру подарков. Хотя он и был здесь, по сути, главный виновник торжества – но плоды его и ликованье его разделяли равно все.
Приглашены и собрались они сегодня по тому поводу, что не только уже были уверены, что закон о национально-вероисповедном равноправии утверждён, – но Максим Моисеевич получил на руки его полный текст, а со дня на день он появится в газетах.
И какое же указующее совпадение: почти в день еврейской Пасхи!…
Да! Это и есть наш второй исход из Египта!
Сейчас же после опубликования будет общегородской митинг, и обещал выступить Милюков. И там начнём сборы пожертвований, чтобы построить в Петрограде большой еврейский Народный Дом.
Какой долгий путь страданий и борьбы пройден – и как вдруг быстро всё совершилось!
– Да, господа, двадцать пять лет усилий, как раз юбилей! Я считаю, мы начали эту борьбу в начале девяностых годов, с «Бюро Защиты». Считайте, как раз двадцать пять!
Но – и износился же хозяин-юбиляр за эти четверть века. Ведь ему сейчас только 54, а на вид давали и шестьдесят. Уже припокачена была его спина, как если б он носил, и носил, и носил мешки. И крупный лоб его облысел далеко на верх темени, борода с сединой, и уже куда не расцветный вид, но по-старчески сложены складки, утопляющие серые глаза. Однако и пободрели, побыстрели его движения за последние две недели, и поживели глаза. А улыбка всегдашняя – добродушно-хитроватая, и добродушно-радушно разводил он руки, встречая каждого нового гостя, – а вот и Фёдора Фёдоровича Кокошкина!
А Кокошкин и сам блистал как главный юбиляр, да – по-кокошкински: франтовски одетый, сверкающий белизною и стеколками, веретенно-стройный, закованно-крахмальный, а на маленьком сухоньком личике – чёрные усы почти по-вильгельмовски загнуты тонкими воинственными пиками вверх, но и всем этим Кокошкин как будто скрывал, а скрыть не мог, что сам он – эстет, мечта и нежность. Он – сиял, и взгляд его был – задумчиво-радужный.
Винавер обнял его простоватым движением и поцеловал, но так, чтоб не испортить это картинное чудо. И не сломать: изысканная подобранность Кокошкина всегда вызывала опасение, не прячет ли он за ней нездоровье.
Боже, сколько их соединяло, от самой Первой Думы! Сколько решающих ночных совещаний разделили они! Сколько исторических документов составили совместно прежде – начиная от бессмертного Выборгского воззвания в июльскую ночь – и снова, в новый прибой, новый орлиный полёт – воззвание Временного правительства – «свершилось великое!» – и вместе же работали теперь над проектом Учредительного Собрания. Какой рок сводил их руки над самыми великими документами!
Да ведь программа Февральской революции – это и есть программа нашей Первой Думы! Все попытки вразумить власть оказались тщетны.
Да, конечно, они оба и сегодня расплачивались за Выборгское воззвание: не имели права избираться в три последние Думы, оттого их имена не стояли так высоко у публики – и они не смогли войти прямо во Временное правительство. Но поддерживали его из-за кулис своими перьями и советами.
Теперь главное: не дать силам контрреволюции расправить чёрные крылья и посягнуть на новый строй! Вот, арестовал Гучков кое-кого из Ставки. И арестован кровавый семёновец Риман… Вот, вы слышали, господа, арестовали полковника из следственной комиссии Батюшина… Как? Разве ещё не вся комиссия посажена? Давно пора этих зубров всех!… К сожалению только – Совет депутатов несколько выходит за пределы своих функций… Да, это отчасти есть… Но – обойдётся…
– Но, господа! Кто у меня был на днях? Не догадаетесь! Пуришкевич.
Загудели, действительно удивлённые.
