Александр Солженицын - Красное колесо. Узел II. Октябрь Шестнадцатого
Так – всегда. Но сегодня с особой задачей всходит на кафедру лидер партии Народной Свободы и лидер Прогрессивного блока. Он – с марта по-настоящему не выступал, он целую думскую сессию пропустил в европейской поездке. Да уже две сессии кряду прошли слишком мирно, в диссонанс со смелыми съездами Союзов; уже есть впечатление, что Дума теряет авторитет оттого, что конфликт её с правительством остановлен. Сколько мог, сам же Павел Николаевич благоразумно и тормозил действия Блока – но возросли долг и вина перед левыми, уже нельзя отстать от революционной общественности, пришёл момент дерзко эффектно взорвать там, где не удалось высидеть и сдвинуть. Без честного союза с левыми, без подпора слева либералы не могут существовать, И чем обиднее тянут левые на раскол, лишая кадетов живительного соединения с народом, тем сотрясательнее должна быть сегодняшняя речь, чтоб и с левых скамей исторгнуть возгласы удовлетворения и устыдить отколовшихся прогрессистов.
(Дума отставала, общий барометр поднялся. Ждали нового слова с возраставшим нетерпением. Его надо было сказать 1 ноября. Было ясно, что удар по Штюрмеру уже недостаточен, надо идти выше, не щадить источника, к которому слухи восходят. Я сознавал тот риск, которому подвергался, но считал необходимым с ним не считаться).
И, поднимаясь на кафедру, он возносит с собой невидимую пудовую бомбу, ставит её пока у ног.
Милюков: С тяжёлым чувством я всхожу сегодня на эту трибуну.
С очень приятным, напротив. В двух Думах прочёл он уже полсотни речей по часу каждая – и с наслаждением. Той профессорской кафедры, которой лишили его в молодости, насколько же почётнее думская. Там ещё студенты будут ли твою лекцию записывать, а тут – вырвут у стенографисток, и через день в тысячах экземпляров в десятках поездов – по всей России. Умственным взором уже читаются завтрашние газеты: “Потрясающее впечатление произвела блестящая речь Милюкова – одна из лучших его парламентских речей. С огромной силой он бросал в слушателей острые вопросы. Чувствовалось, что мы переживаем один из тех моментов, когда слово становится делом”. Потрясёт эта речь и тех, кто никаких речей никогда не читает. А когда-нибудь цитатами войдёт и в учебники русской истории. Итак:
Вы помните те обстоятельства, больше года назад… Страна требовала министерства из лиц с доверием… Под впечатлением наших военных неудач власть пошла тогда на уступки. Ненавистные обществу министры были удалены, и было положено начало отдачи под суд бывшего военного министра. Какая, господа, разница теперь, на 27-м месяце войны! Скажу открыто: мы потеряли веру, что эта власть может нас привести к победе. Все союзные государства призвали в ряды власти самых лучших людей изо всех партий.
(Такие же есть и у нас!…)
А наша власть опустилась даже ниже того уровня, на котором она стояла в нормальное время русской жизни. Не обращаясь к уму и знаниям власти, мы обращались к её патриотизму и добросовестности.
Такого, впрочем, никогда не было, но это – фигура.
А можем ли мы это сделать теперь? Господа, если бы германцы захотели употребить свои средства влияния и подкупа, чтоб дезорганизовать нашу страну,
да опять же гучковская мысль, уже и перехваченная Керенским, но можно и Милюкову, уж очень ярко, -
то ничего лучшего они не могли бы сделать, чем как поступало русское правительство. 13 июня
(на неделю позже, но профессор истории – не математик, вечно путает проклятые даты)
с этой кафедры я уже предупреждал, что “из края в край земли русской расползаются тёмные слухи о предательстве и измене”. А три дня назад заявили и председатели губернских земских управ: “Мучительное подозрение перешло в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на ход государственных дел”.
Друг на друга ссылаться – это ещё, конечно, не полное доказательство, однако – кровь леденит: вражеская рука тайно влияет!… Ведь зря люди не скажут! Тёмные силы – грозны, сплочены, многолики, таинственны, нависли над Россией, а мы-то одурачены и отдались им!
Господа, я не хотел бы идти навстречу болезненной подозрительности, но как вы будете опровергать возможность подобных подозрений, когда кучка тёмных личностей руководит в личных низменных интересах важнейшими государственными делами?
И теперь уже председатели губернских управ могут смело ссылаться на Милюкова!…
Составляя эту речь, искал Милюков, как использовать свой заграничный опыт минувших месяцев и покрыть недостаток отечественного опыта за то же время. Нашёл он удобным, сильно действующим и тактически неуязвимым – цитировать иностранные газеты, которые в поездках прилежно читал, и передавать тамошние слухи.
У меня в руках – номер “Berliner Tageblatt”. Сведения этой статьи отчасти запоздали, отчасти неверны… Вы можете спросить, кто такой Манасевич-Мануйлов? Недавно – личный секретарь министра иностранных дел Штюрмера!
Захватывающе! В России, говорите, с хлебом плохо? Сейчас лидер Блока раскрывает нам самый стержень русских страданий:
Не скажу ничего нового, повторю то, что вы знаете: он был арестован за то, что взял взятку. А почему отпущен? Тоже не секрет: он заявил следствию, что поделился взяткой с председателем совета министров Штюрмером! – и освобождён! (Рукоплескания, шум).
В Думе иногда вызывали на дуэль за оскорбления, но – не Штюрмер же, Милюкову опасаться не приходится.
Вот когда затмены и Чхеидзе и Керенский, не читающие иностранных газет!… Правда, потом выяснится, что взятка была подстроенная, а сколько, от кого именно, по какому поводу – Павел Николаевич никогда не добьётся, и не делился Манасевич ни с кем, а тем более с председателем совета министров, ибо тут же арестован. (Ну что ж, это были всё
не прямые сведения, догадки: приходилось клеить мозаично, из отдельных фактов, часто мелких; юридически трудно формулировать обвинение, но в порядке бытовом оно очень вероятно).
Однако, и кафедра ж эта – не университетская, где нужно описывать историю ровно такой, как она была. Перейдя из описателей истории в делателей её, отсюда надо крикнуть громче, чем позволяют факты, – чтобы стало зримо для общества и чтобы криком напугать врагов. Штюрмер должен быть убран, он всем ненавистен, а Милюкову ещё тем особенно, что бестактно, бездарно занял несвойственный себе пост министра иностранных дел.
Итак: чем же спасти Россию??
Итак, разрешите мне остановиться на назначении Штюрмера министром иностранных дел. Оно у меня сплетается с впечатлениями моей заграничной поездки. Я просто вам расскажу по порядку, что я узнавал по дороге туда и обратно.
Так и самому проще, по порядку, по дороге. И на государственном уровне. Да ведь и депутатам интересно: за границу они не ездят, конфиденциально не беседуют в кабинетах наших послов в Париже и Лондоне.
Berliner Tageblatt: “Штюрмер принадлежит к кругам, которые смотрят на войну без особого воодушевления”. Kolnische Zeitung: “Штюрмер не будет препятствовать возникающему в России желанию мира”. Neue Freie Presse: “Как бы ни обрусел старик Штюрмер, всё же довольно странно, что иностранной политикой, которая вышла из панславистских идей, будет руководить немец. Он не обещал, – господа, заметьте!- что без Константинополя и проливов никогда не заключит мира”.
Откуда же берут германские газеты уверенность, что Штюрмер, исполняя желание правых, будет действовать против Англии? Из сведении русской печати. В московских газетах была напечатана в те же дни записка крайних правых,
голос оратора ожесточается, это – те самые тёмные силы, кто мешает свободе, победе и Англии,
опять, господа, записка крайних правых, всякий раз записка крайних правых (Замысловский: “И всякий раз это оказывается ложью!”), доставленная в Ставку в июле. В этой записке заявляется, что хотя и нужно бороться до окончательной победы, но нужно кончить войну своевременно, а иначе плоды победы будут потеряны вследствие революции. (Замысловский: “Подписи! Подписи!”)
Да не знает Милюков никаких подписей, он такой газеты не видел, но тут приходится правдоподобно клеить из мозаики, ибо
это старая для наших германофилов тема.
Замысловский: Подписи! Пусть скажет подписи!
А несчастный Варун ещё и не понял, где ему опасность, он себе позвякивает:
– Член Думы Замысловский, прошу не говорить с места.
Милюков: Я цитирую московские газеты.
Какие газеты? за какое число? Отчего бы не сказать? Да ведь газет много, календарных чисел ещё больше, всего не пересмотришь, а Павел Николаевич был за границей, потом недосуг, вот Neue Freie Presse – пожалуйста, от 25 июля.
