Сергей Львов - Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле
Томмазо было нестерпимо трудно в этом доме. Ступая по его мраморным полам, он не мог забыть вонючую грязь на узеньких неаполитанских улицах, по которым недавно скитался. Комната, которую он занимал один, была больше, чем весь отцовский дом. И это — божественная справедливость? Когда он думал об этом, его охватывало чувство стыда. Ложась в чистую постель, он не мог забыть, на чем после изнурительной работы спят его близкие, да и не только они. Лежа в мягкой постели, вкушая обильную пищу, он чувствовал себя преступающим евангельские заветы: стыдно есть досыта, когда столько людей живет впроголодь, а многие и вовсе голодают. Однажды он заговорил об этом с Марио дель Туфо. Тот изумился. Готовый часами следить за всеми поворотами мысли собеседника, когда речь шла о философских проблемах, он просто не понял, о чем толкует его гость, почему мучается угрызениями совести. В мире всегда были богатые и бедные. Были. Есть. Будут. Ну и что? Так устроен мир!
Томмазо, особенно после этого разговора, мучило, что ему нечем оплатить гостеприимство. Быть нахлебником не позволяла гордость. Дель Туфо восхищался римским поэтом Лукрецием Каром. Томмазо разделял это восхищение. Лукреций сумел воплотить самые глубокие понятия философии в превосходной поэме «О природе вещей». Томмазо решил доказать: он способен на нечто подобное. Он написал две поэмы на латинском языке о философии Пифагора и философии Эмпедокла. Марио дель Туфо безмерно гордился, что они возникли в его доме. Он ощущал себя современным Меценатом.
Он пригласил друзей и знакомых послушать философские поэмы, сочиненные его другом, молодым доминиканцем отцом Томмазо. В назначенный час к ярко освещенному палаццо дель Туфо съезжались гости, молодые — верхом, старые — в каретах.
Свет огромных свечей отражался в мраморе стен. Звучала сладостная музыка. Безмолвные слуги обносили гостей вином, фруктами, языческим лакомством — шербетом, замороженным в снегу.
Томмазо, представленный гостям в самых лестных выражениях, прочитал свои поэмы, отчетливо и мерно скандируя стопы.
Поэмы были умны, учены, но, говоря по правде, скучны. Томмазо сам чувствовал это. Но слушатели были польщены, что присутствуют при рождении нового Лукреция Кара. Сидеть здесь среди знатных неаполитанцев, знать, что завтра им будут люто завидовать те, кого не пригласили, важно внимать философским стихам и рассуждать о них, — не есть ли это некий «симпосиум», описанный Платоном, пиршество ума? Они охотнее всего не восседали бы за столом, а возлежали за ним, подобно древним.
О поэмах заговорили в городе и в университете. Меценат ликовал, вознагражденный за все, что сделал для гостя. Однако сам автор был недоволен. Ученость в его поэмах была, приметы поэзии тоже, не было истинного огня.
Внутреннее беспокойство от этой слишком хорошей, слишком сытой, слишком удобной, слишком спокойной жизни не дало бы ему долго оставаться в доме дель Туфо, если бы не новые знакомства.
Марио дель Туфо был дружен с Джамбаттистой делла Порта.
Тот пригласил Томмазо к себе в дом. Молодой монах почтительно принял это приглашение. Джамбаттиста делла Порта казался Томмазо совсем старым. Он и был старше него на целых тридцать лет. Но не только возраст внушал к нему почтение. Делла Порта славился своей великой ученостью. Его дом поразил воображение Томмазо не меньше, чем дом дель Туфо. Он был скромнее, но все стены в нем были увешаны географическими картами и изображениями знаков Зодиака. На полках над большим очагом стояли весы, тигли, колбы, реторты. На столах стояли искусно изготовленные чучела зверей и птиц, под стеклом лежали бабочки сказочной красоты. В застекленных шкафах — образцы минералов и древесные срезы, а на рабочем столе хозяина зловеще скалился желтоватый череп.
Томмазо поежился. Он понимал, страх этот детский, но все-таки ему было не по себе оттого, что он, монах, давший святые обеты, оказался в жилище чернокнижника.
Делла Порта заметил смятение гостя и, улыбнувшись, сказал:
— Не страшитесь, святой отец. У магии несколько видов. Из них важнейшая magia demonica — сатанинская, или черная. Чтобы заниматься ею, надо продать свою вечную душу нечистому. Такой магией я не занимаюсь. Я посвятил себя magia naturalis — натуральной, или естественной. Она делает человека сильным, но путем, на котором нет ничего не угодного богу.
…«Натуральная магия», которой занимался делла Порта, действительно отличалась от чернокнижия. Он пытался менять вид и вкус плодов, для чего делал прививки. Изготовлял составы для фейерверков и чернила для тайнописи, изучал применение зеркал и увеличительных стекол, в чем особо преуспел, составлял лечебные смеси для сохранения красоты, строил волшебные фонари и занимался гипнозом. Объяснения своим опытам он давал порой проницательные и трезвые, а порой и фантастические. В их основе лежал вековой опыт народной медицины, открытия египетских, греческих и арабских ученых, приемы фокусников. Человек своего времени, делла Порта верил в то, что увеличительные стекла, волшебные фонари, деревья, на которых после прививки произрастают плоды разных пород, результат чудес. Грань между натуральной и черной магией была зыбкой.
Томмазо решил, что непременно станет бывать в этом доме. Для него здесь открылся целый мир: он прежде не знал, что наука творится не только в библиотеках и кельях, но и в лаборатории, что она имеет дело не только со словом. Оказывается, наука пахнет дымом очага, на котором стоят тигли, пользуется циркулем, весами и увеличительными стеклами. Кусочек минерала или перо птицы в ее глазах таят не меньше тайн и сулят не меньше открытий, чем страницы философских трактатов.
Делла Порта подарил Томмазо свою книгу «Натуральная магия», написанную им в ранней молодости. Книга пользовалась великой славой, много раз была переиздана, переведена на несколько языков.
Томмазо горячо поблагодарил дарителя и едва оказался в своей комнате в гостеприимном доме дель Туфо, как погрузился в ее чтение. Чего только не было в этой книге — мудрой и простодушной, какой была в ту пору экспериментальная наука, делавшая первые шаги. Делла Порта рассказывал о том, как прививать деревья, чтобы плоды яблонь или груш были крупнее и сочнее. И в тех советах был запечатлен опыт многих поколений замечательных итальянских садоводов. Но он же советовал, как изменить цвет плодов. Для этого надо осторожно надрезать кору, впрыснуть в нее краску и надрез закрыть. Тогда свершится чудо — плод примет цвет этой краски. Это был скорее фокус, чем опыт, но делла Порта и то и другое — прививку и окраску — считал натуральной магией. Он рассказывал, как изготовлять факелы, которые не будут гаснуть на самом сильном ветру, и какими снадобьями сохранять женскую красоту и мужскую силу. А если пожелать, чтобы у ребенка были карие глаза, надо сжечь деревянный крест, размешать золу в оливковом масле и мазать им затылок ребенка. Интересно, знает он об этом понаслышке или пробовал сам? Книга «Натуральная магия» заворожила Томмазо.
Джамбаттиста делла Порта основал «Академию для изучения тайн природы». Подобно Телезию, он утверждал: наука должна опираться на опыт! У великого Козентинца это было умозрительной догадкой. Делла Порта опыты ставил. Пусть наивные, пусть порой основанные на предрассудках, но это были опыты во имя пауки, которой он рыцарски служил, хотя и называл ее магией. Он стремился постичь тайны природы. Делла Порта был ученым. Появление нового таланта — Томмазо — вызвало у него не ревность, а радость. Он открыл ему свой дом, лабораторию, библиотеку и, главное, вместе с Марио дель Туфо помог издать его книгу «Философия, доказанная ощущениями».
Неаполитанцы, казалось бы ко всему привыкшие, с удивлением увидели однажды молодого доминиканца с тяжелыми связками одинаковых книг в руках. Он бежал по улице, потом вдруг, задыхаясь, присел на камень, вытащил из пачки и начал нетерпеливо перелистывать новенький том. Это был Томмазо. Он утром узнал: в типографии Орацио Сальвиано закончено печатание его книги. Она переплетена. Начинается ее продажа. Томмазо кинулся в типографию стремглав! И вот книга в его руках. На переплете стоит: «Т. Кампанелла, „Философия, доказанная ощущениями“. Неаполь, 1591».
Под этим именем, унаследованным от прадеда, он выпустил в свет свою первую книгу. Под этим именем — Кампанелла — Колокол — будет и впредь обращать свои слова urbi et orbi — городу и миру.
Кампанелле было двадцать три года, когда вышло в свет его сочинение. Ни с чем несравнимое чувство испытал он в тот день… Сын бедного, неграмотного деревенского сапожника, он написал ученый трактат на латинском языке! Книга эта издана! Отец может им гордиться. С ближайшей оказией надо послать книгу в Стиньяно. Но отец не сможет прочитать этой книги, и, даже если бы кто-нибудь перевел ему с латинского сочинение сына, он ничего в нем не поймет. Горькая мысль. Далеко, страшно далеко ушел Джованни от отчего дома. Близким не понять того, чем он занят. А все-таки какая радость держать в руках свою книгу, напечатанную, переплетенную, только что выставленную для продажи! Собственные слова в напечатанном виде выглядят по-другому, они весят больше. Вдруг Кампанелла натолкнулся на опечатку. Это как укол в сердце. Он даже замычал от огорчения и когда, наконец, дошел до дома и подарил книгу своему хозяину и благодетелю, не мог говорить ни о чем другом, кроме того, как омрачена его радость нерадивым наборщиком.
