Александр Чаковский - У нас уже утро
«Как хорошо здесь! Какой странный и чудесный край!» – подумал Доронин. Он с наслаждением вдыхал тёплый, пахнущий смолой ночной воздух.
Мысли его сами собой вернулись к разговору с Костюковым: «Как это он насчёт моря угадал!»
Ещё во время разговора с секретарём райкома Доронину стало ясно, что, отправив телеграмму в министерство, он зря погорячился.
Во-первых, грузы на Сахалин шли вне зависимости от его телеграммы. Во-вторых, разве он, Доронин, исчерпал все местные ресурсы? Разве он толком знал, какими возможностями располагает комбинат? Кроме того, разве так должен был вести себя коммунист, офицер Советской Армии? Он не познакомился с людьми как следует, дал им случайные, опрометчивые характеристики и получил заслуженную отповедь от Костюкова.
После разговора с секретарём райкома Доронин особенно остро ощутил свою ответственность перед людьми, приехавшими на эту землю.
«Не так, не так я поступаю, – твердил он себе, – надо все делать по-другому, с другого конца начинать!…»
Но как «по-другому», с какого «другого конца» – этого он ещё не знал.
ГЛАВА V
Райком помещался километрах в пяти от комбината, в маленьком японском городке. Доронин выехал утром, чтобы вернуться к обеду.
Секретаря райкома не оказалось на месте. Молоденькая секретарша сказала, что Костюков срочно выехал в район и просил её передать директору рыбокомбината свои извинения.
Доронин стоял посредине комнаты, размышляя, как ему теперь поступить.
– Думаете ждать? – спросил его чей-то мужской голос.
В углу на протёртом кожаном диване сидел немолодой, усатый, грузный человек.
– Право, не знаю, – нерешительно сказал Доронин. – Товарищ Костюков вряд ли скоро вернётся.
Усатый мужчина, кряхтя, поднялся с дивана.
– Раньше чем к ночи не вернётся, это уж можете мне поверить. Не первый день с ним дело имею. А вы у нас недавно?
– Второй день, – отозвался Доронин.
– Давайте знакомиться. Висляков. Начальник шахты. А вы, насколько я понял, директор рыбокомбината?
– Так точно.
Они пожали друг другу руки.
– Надеюсь, будем дружить. В случае чего поможете моим ребятам рыбкой.
– Надо её ещё поймать, – хмуро сказал Доронин.
– Поймаете, – уверенно сказал Висляков.
– Вы бывали на промысле?
– А как же? – удивился Висляков. – Мы же соседи. От нас до моря всего двадцать километров.
Они попрощались с секретаршей и вышли на крыльцо.
– Как у вас? – спросил Доронин. – Что-нибудь уцелело?
Висляков махнул рукой:
– Вы бы посмотрели, что на нашей шахте было два месяца назад. Я с Донбасса с ребятами приехал. Уголь рубали на самой передовой шахте – имени Калинина, Михаила Ивановича, в Горловке, может, слышали?
Доронин кивнул головой.
– Со мной ребята, пятеро – свои шахтёры, а остальные уголька и не нюхали. Зато от Волги до Берлина прошли… Ну, взяли лопаты, кайла, спустились в забой… Матушки! Не шахта – срамота! Самураи, за прибылью гнавшись, разрабатывали уголь сразу в пяти штольнях, да чего там разрабатывали, – грабили, можно сказать, уголь! Порядка никакого, ремонт не производился, горные выработки запущены, половина их вообще в негодность пришла!… Подвесная и узкоколейная дороги бездействуют, уголь не вывозится, лежит, выветривается!… Механизации никакой!…
– Знакомая картина, – усмехнулся Доронин.
– Вечером собираются ребята мои и говорят: «Вот не знали, что есть место на земле, где так работали люди… Прямо слов нет, как назвать такое…» Ну, я им объясняю: «Это, говорю, капитализмом называется. Ясно?» – он сделал паузу, точно желая убедиться, ясно ли это и Доронину. – Ну, теперь наводим свои, советские порядки. Приезжай в гости. – И Висляков дружески хлопнул Доронина по плечу.
– Обязательно приеду, – невольно улыбнулся Доронин. – На фронте это называлось локтевой связью.
– Вот, вот, – подхватил Висляков, – нам тоже без этого нельзя. Ну, бывай здоров, – он протянул Доронину руку. – Рад был познакомиться с соседом. Жду к себе.
По его знаку к крыльцу подошла грузовая машина. Висляков, кряхтя, опустился на сиденье, затрещавшее под тяжестью его тела.
Доронин зашёл в сектор учёта, оформил свои партийные дела и тронулся в обратный путь.
Едва полуторка выехала из городка, он вдруг услышал громкий окрик:
– Товарищ майор! Доронин!
Шофёр затормозил.
Высунувшись в разбитое окно кабины, Доронин увидел офицера, который бежал к полуторке, что-то крича.
Это был молодой светловолосый человек в туго перепоясанной шинели серого «генеральского» сукна.
Доронин сразу узнал лейтенанта Ганушкина – адъютанта командира одного из полков той самой дивизии, в которой он, Доронин, прослужил столько лет.
А лейтенант вскочил на подножку и, просунув в окно кабины голову, быстро заговорил:
– Вот дело какое, товарищ майор! Где встретились-то! А вы, значит, на «гражданку» ушли? Я вас сразу признал, вижу – майор Доронин едет! Вот ведь какое дело! Пётр Петрович-то как обрадуется! Сейчас прямо к нам поедем, прямо к нам. Разворачивайся, – сразу беря командный тон, крикнул он шофёру.
– Погоди, Ганушкин, погоди, – взволнованный неожиданной встречей, сказал Доронин.
– А чего же годить, товарищ майор? Время обеденное… – Не могу сейчас, некогда, – чуть прикусив губу, сказал Доронин. – А что, Пётр Петрович здесь один или со всей дивизией?
– Какое с дивизией! – махнул рукой Ганушкин. – Дивизия на старом месте осталась. Только мы двое передислоцировались, снова пограничниками стали. Так как же вы, к нам-то не поедете? – недоумевающе и растерянно добавил он.
– В другой раз, дружище, – тихо произнёс Доронин. – Дела у меня, понимаешь? Петру Петровичу привет передай…
– Как же эта? =– снова спросил Ганушкин. – Столько времени не видались!… Да Пётр Петрович меня с глаз прогонит за такое дело!…
– Скажи – в другой раз…
Машина тронулась. Ганушкин, все ещё стоя на подножке, крикнул:
– Вон наше хозяйство! Приезжайте обязательно!…
Он соскочил с подножки. Взглянув по направлению, указанному лейтенантом, Доронин увидел несколько домиков, прилепившихся к склону сопки.
Доронин сидел, глубоко задумавшись. Встреча с Ганушкиным воскресила в его душе воспоминания, которые ему с таким трудом удалось заглушить.
Пётр Петрович Алексеев был старый боевой офицер, любимец всей дивизии. В действующую армию он пришёл из пограничных войск. Доронина связывала с ним фронтовая дружба.
Почему же он сейчас уклонился от встречи со своим старым другом? Доронин и сам не смог бы толком ответить на этот вопрос. То ли ему не хотелось снова оказаться в обстановке, так много говорившей его сердцу, то ли он чувствовав, что ещё ничего не успел добиться в гражданской жизни и не готов к ревнивому и взыскательному суду дружбы…
– Однополчане? – прервал его размышления шофёр.
– Да, – коротко отозвался Доронин.
На землю надвигался туман. Он не опускался, а именно надвигался, и казалось, было слышно, как он плывёт по высокой влажной траве, по деревьям и кустам.
Море затихло. Дальние мысы закрыла синеватая мгла.
Машина подъезжала к комбинату.
Ещё сидя в кабине, Доронин увидел, что на берегу царит необычное оживление. По пирсу бегали люди, размахивая руками и показывая на море.
Шофёр распахнул дверь и, не выпуская баранки, высунулся из кабины.
– Что там? Что случилось? – удивлённо спросил Доронин.
Шофёр некоторое время продолжал вглядываться в море и вдруг, подпрыгнув на сиденье, обернулся к Доронину.
– Горбуша пошла! – крикнул он.
Доронин выскочил из машины и побежал на пирс.
Два рыбака, стоя по колено в трепещущей тёмно-серебристой рыбе, бросали её в корзины. Рабочие тут же подхватывали корзины, ставили их на носилки и уносили к разделочным столам засольного цеха.
А несколько поодаль, около устья реки, вода словно кипела. Тысячи маленьких фонтанов поднимались над ней. Рыбы выпрыгивали, перевёртываясь в воздухе. Слышался характерный плеск, как будто сотни прачек полоскали бельё.
Огромный косяк горбуши вошёл в небольшую речку и буквально затопил её. Напор рыбы был так силён, что берега, казалось, с трудом выдерживали его.
Река напоминала котёл, в котором бесновались десятки тысяч рыб. Они плыли, ползли друг по другу, выпрыгивали на берег и, бессильно извиваясь, всё же пытались двигаться дальше. Тёмные горбы самцов то и дело показывались из-под воды, точно в реке было второе дно, которое, как лента эскалатора, безостановочно двигалось против течения.
Доронин стоял, потрясённый этим никогда не виданным зрелищем. Он забыл обо всём, даже о том, что он директор комбината, что ему нужно действовать, возглавить лов горбуши… Не в силах оторвать глаз от реки, он медленно шёл по берегу.
Небольшая речка становилась все мельче и мельче, а косяк двигался, не замедляя хода. Достигнув переката, рыба преодолела и его. Она почти посуху перебиралась через камни, обдирала бока, быстрыми, конвульсивными движениями устремлялась вперёд.
