Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Ярослава начало мутить, лицо его побледнело. Он, впервые угодивший под несусветную качку судна, с трудом сдерживал себя и молился Богу, дабы не показать свой недуг дружинникам. Выстоять, непременно выстоять, иначе стыдоба!
Молодой, могучего вида меченоша Заботка, подхватил князя под руку, а Додон Елизарыч, уцепившись жилистой рукой за колок,[75] не без язвы думал:
«Это тебе, князек, не за книжицей сидеть. Сейчас из тебя всё нутро вылезет. А впереди еще сотни верст, хе».
Кормчий вытянул из портков какой-то небольшой пахучий кусочек и протиснулся к Ярославу.
— Пожуй, князь.
Ярослав пожевал, и дурнота постепенно отошла. А Фролка выбрался из избы и, насквозь продуваемый говорливым, напористым ветром, удерживаясь за бескрылую мачту, с беспокойством глянул на остальные ладьи.
Только бы не сорвало с якорей. Тогда непоправимая беда. Неуправляемую ладью унесет в гиблую пучину. Нет, слава Перуну, все суда на месте. Не зря он, Фролка, еще раз наставлял кормчих, как надежно закрепить суда якорями.
Ветер начал утихать, да и хмурая, суровая туча стала уходить в сторону…
Глава 28
ПЕРВАЯ ПОБЕДА
Ярослав залюбовался неприступным высоким мысом, кой вдавался стрелой в Волгу.
— Вот и здесь не худо бы крепость поставить, — молвил он.
— Доброе место, — поддакнул Фролка и добавил. — Здесь Которосль с Волгой сливаются… Поворачиваем к Ростову, князь.
— Поворачивай, кормчий. Как ни долог был путь, но, кажись прибываем… Глянь, Фролка, а на брег опять неведомые люди высыпали.
— Так и в прошлый раз было. С копьями и луками. Брани опасались.
— Тут их немало… И дымы видать. Никак, селищем живут. Надо бы как-нибудь в гости к ним наведаться.
— Гостей здесь не ждут, князь, — вступил в разговор купец Силуян. — Мы на оборотном пути из Ростова помышляли с товаром к ним пристать, а они на челнах встречу двинулись. Стали стрелы пускать. Одного купца в плечо уязвили.[76] Добро, попутный ветер подул, на парусах убежали. Злой тут народ, князь.
— Поживем — увидим, купец. Может, и за одним столом посидим.
— Воистину, князь, — кивнул кормчий. — Жизнь — не камень: на одном месте не лежит, а вперед бежит.
Ярослав стоял подле кормчего и наблюдал, как тот поворачивает судно в Которосль.
— Слышь, Фролка, забыл тебя спросить. Чем ты меня в бурю от дурноты спас?
— Вещь не хитрая, — хмыкнул кормчий. — Воск с пчелиным клеем.[77] Это еще мой дед, тоже был кормчим, меня вразумил. Многим людям помогает.
— Надо же, — крутанул головой Ярослав. — В Ростове будем, укажу бортникам оное зелье от сего недуга заказать. Сгодится.
— Аль опять на Волгу пойдешь, князь?
— Пойду! — твердо изронил Ярослав.
Плыли Которослью. Река не столь широкая, тихая, с пологими берегами; лишь кое-где Которосль становилась обрывистой, но кручи были не столь высоки. С обеих сторон реки простирались глухие непролазные леса.
— А вот и Векса, князь. Ныне до Ростова рукой подать, — молвил купец.
Ярослава охватило волнение. Как-то его встретят ростовцы? Как друга или недруга? Откроют ли ворота непрошеному гостю, или крепость доведется брать осадой? Да и что собой представляет крепость? Не хотелось бы начинать знакомство с Ростовом войной.
Ярослав еще загодя изведал от купца, что городом управляет какой-то Урак. Из славян. Человек в летах. «То ли князек, то ли старейшина племени, — выразился Силуян. — Нрав у него жесткий, страсть как верует в языческих богов, но торговать дозволил».
Ладьи вошли в озеро.
Ярослав еще в Киеве слышал, что город стоит на отлогом берегу Неро, кое само по себе довольно обширное. Но то, что он увидел своими глазами, заставило его удивиться. Озеро верст на пять-шесть простиралось вширь, и едва ли не на двадцать — в длину.
— Да тут и впрямь Тинное море, как называют его купцы, — произнес Ярослав вслух. — Не так ли, Фролка?
— Тинное, князь. Ты глянь на мое весло.
Кормчий на всю глубь опустил весло и вытянул его обратно, взмутив за кормой зеленоватую воду. На конце же весла повис густой клок скользких пахучих водорослей.
— От чего же озеро такое застойное?
— Ростовские люди сказывали, что одна Векса из озера вытекает, зато десятки рек его заполняют. Вот тина и скапливается. Но то, князь, не большая помеха. Сюда и заморские корабли могут заплывать. Не увязнут.
Ярослав жадными глазами устремился на завидневшуюся крепость. Стоит на невысоком холме, окруженная частоколом из потемневших от времени заостренных бревен.
Еще не успели приблизиться к берегу, как князь и вои услышали, что в городке, частым звоном загудело било,[78] и загремели десятки бубнов. На дощатые «заборалы» (настилы), протянутые вдоль частокола, поднялись сотни воинов с луками и сулицами.[79]
Дружинники глянули на князя. Сейчас они были всего лишь безоружными гребцами и не ведали, что делать дальше.
Не принял еще своего решения и Ярослав. Может, прикинуться торговыми людьми, и тогда язычники откроют ворота.
Но пестун Колыван был другого суждения:
— Надо облачаться в доспехи, князь.
— Успеем, Додон Елизарыч. Выйду из ладьи миром.
— Сам?!
— Пусть ростовцы сразу изведают, кто к ним пришел.
— Рискуешь, князь.
— Надо рисковать, Додон Елизарыч.
— Ну-ну. Воля твоя, князь.
Фролка приблизил ладью к самому берегу, спустил якорь, а «гребцы» кинули на землю сходни.
Ярослав набросил поверх белой рубахи зеленоватое княжеское корзно с алым подбоем, застегнутое на правом плече красной пряжкой с золотыми отводами, и неторопко сошел на пустынный берег. Сердце у юного князя учащенно билось. Да, он рисковал. Любая стрела, пущенная со стены острога, могла поразить его грудь.
Ярослав поднял руку и воскликнул:
— Я пришел сюда с миром от великого князя Киевской Руси Владимира Святославича, кой владеет всеми землями славянских племен. Ведаете ли вы, ростовцы сего князя?
— Слышали! — коротко отозвался один из язычников, седовласый старик с непокрытой головой. Он также поднял руку.
Затихли удары била и бубен. Над Ростовом установилась тишина.
— Свыше века мы живем на этой земле, но никогда не были под властью киевского князя, — гордо произнес всё тот же старик.
— У нас свой князь — Урак! — закричали язычники, показывая руками на седовласого старика.
— Я об этом тоже наслышан. Но Урак — всего лишь старейшина одного племени. Ныне же все племена объединились под рукой князя Владимира Святославича и создали единое государство под названием Киевская Русь. Настала пора и вам жить в Русском государстве.
— А ты кто? — спросил Урак.
— Я ваш новый ростовский князь Ярослав, присланный сюда повеленьем Владимира Святославича.
И вновь воцарилась тишина. Все — и дружинники Ярослава, и язычники Ростова — напряженно ожидали слов Урака.
Но вождь вознамерился посоветоваться с племенем. Он сошел со стены, и князь услышал приглушенный гул. Ничего нельзя было разобрать. Но вот, наконец, головы язычников опять показались над зубчатыми бревнами.
Урак провозгласил решение племени:
— Мы не хотим тебя, Ярослав. Возвращайся к своему князю Владимиру. Мы жили вольно по своим обычаям, и далее будем жить вольно.
— Жаль, Урак, — огорчился Ярослав.
Ему, юному князю, дают от ворот поворот. Но вспять пути не будет.
— Тогда я вынужден войти в Ростов силой. Одумайся, вождь!
Урак вскинул руку с копьем вверх. И что тут началось!
— Не грози, Ярослав!
— Никому не удавалось покорить нас силой — ни племени из Медвежьего селища, ни волжским булгарам!
— Убирайся!
Мимо головы Ярослава с тонким свистом пролетела стрела. Пока его решили не убивать: дали лишь знак — уводи корабли.
Князь круто повернулся и, под насмешливым взглядом «пестуна», взошел по сходням на ладью. Кивнул одному из дружинников:
— Труби! Быть войне.
Вои в первую очередь спешно нарастили заранее приготовленными настилами борта (вот и здесь пригодился совет Добрыни Никитича), а затем принялись облачаться в кольчуги и шеломы, опоясываться мечами.
— Проворь, проворь, ребятушки! — закричали десятники и сотники.
Но привычных к боям дружинников поторапливать не надо: исполчились[80] борзо, в считанные минуты.
На ладьи посыпались тучи стрел. Но часть их до судов не долетала, а часть — со свистом и дробным стуком врезалась в борта, не причиняя вреда укрытым за крепкими настилами воям.
Князь Ярослав, Додон Колыван, один из сотников и кормчий собрались в ладейной избе. Здесь же оказался постоянный телохранитель и княжеский меченоша Заботка, кой был приставлен к Ярославу три года назад.
