Джейк Хайт - Осада
— Но это… это невозможно, — пробормотала полька. — Я не смогу тайно провести вас в ее покои, тем более когда там будет Мурад.
— Если ты не можешь привести меня с собой, остается одно. Как тебя зовут?
— Анна, моя госпожа.
— Раздевайся, Анна.
* * *Одевшись в кафтан Анны, Ситт-хатун спешно пробралась по лабиринту коридоров и шмыгнула в покои Гульбехар. Хотя она и скрывала лицо под маской, взятой у Анны, излишне рисковать не хотелось. Случайного наблюдателя чужой наряд обманет, но вблизи не по размеру длинный кафтан выдаст ее. А если поймают, если обнаружат… ужас! Гульбехар прикажет ее убить и будет отрицать всякую к тому причастность. У женщины, покинувшей свое место в гареме, шансов выжить немного.
Ситт-хатун пошла коридором для служанок, начинавшимся от прихожей, и обогнула гостиную, усеянную подушками и наполненную дымом кальяна. Вышла во внутренний дворик, залитый золотистым солнечным светом. В дальнем его конце, за пальмой в кадке, была потайная дверь. Ситт-хатун нажала на прохладную плитку в стене, открывая вход еще в один коридор для служанок, уходивший мимо спальни Гульбехар в особую кухню для кадин наследника престола. В коридоре было темно, лишь тонкие лучики света вырывались из глазков в стене. Их устроили, чтобы служанки могли наблюдать за госпожой и немедленно отзываться на малейший ее каприз. Сейчас у глазков никого не было — Гульбехар не хотела лишних свидетелей ее развлечений с Мурадом. Ситт-хатун приложилась к глазку и увидела освещенную свечами спальню. Гульбехар сильно ее изменила. Ситт-хатун любила огромные, от пола до потолка окна, открывавшие чудесный вид на султанский дворец, чьи постройки занимали весь склон холма до самой реки. А теперь окна закрыли тканные золотом портьеры. Стены украшали шелковые гобелены, поблескивавшие золотой и серебряной вышивкой, кафельный пол устилали ворсистые ковры. В целом комната напоминала шатер богатого кочевника. Впечатление портила лишь чудовищных размеров кровать — футов десяти шириною, тяжеловесная, под желтым шелковым балдахином. На ней возлежали нагие Мурад и Гульбехар.
Змея — на спине, свесив голову с кровати, так что хорошо виделось лицо, искаженное похотью. Она обхватила Мурада длинными ногами; султан налегал, ритмично двигался и пыхтел в такт. Он зашевелился быстрее, и Гульбехар застонала, закричала по-албански. Наконец султан подхватил ее стон в страстной истоме, обмяк. Затем он слез, тяжело дыша, и встал — пузатый, тонкогрудый, с поседелой порослью по всему телу. На плече — длинный рубец, и тонкие ноги тоже испещрены шрамами. Начал одеваться — Гульбехар же, нагая и потная, раскинулась на постели.
— Неужели вы так спешите? — Она обиженно надула губы.
— Ибрагим-бей снова бунтует Караманию, — ответил Мурад. — Мне нужно срочно разослать письма лояльным беям. Я и так слишком много времени провел у тебя. Даже самые верные языки заговорят, если посулить достаточную цену, а твой Мехмед — вспыльчивый человек. Он не должен узнать о нас.
Гульбехар встала, помогла Мураду повязать кушак.
— Мехмед — пустое место, — промурлыкала она нежно. — Вы — мой султан, и у вас будет новый наследник — мой сын.
Звук приближающихся шагов отвлек Ситт-хатун. Она отпрянула от глазка и увидела свет, надвигавшийся от кухни. Ситт-хатун быстро отступила в противоположную сторону, к дворику. Скрыться там было негде, и потому она побежала, шмыгнула по коридору, попала в прихожую — и столкнулась лицом к лицу с Мурадом. Ситт-хатун тут же низко поклонилась, попятилась, не поднимая взора, но султан жестом приказал ей остановиться.
— Стой прямо! — велел он сурово, и она подчинилась.
В глазах султана заиграла похоть. Узнал он Ситт-хатун или просто возжелал незнакомку? Мурад оглядел ее с головы до пят.
— Я тебя раньше не видел. Новенькая в свите Гульбехар?
Ситт-хатун кивнула, пробормотала, стараясь сделать голос низким и неузнаваемым:
— Господин, я должна исполнять приказ.
Она тронулась с места, но Мурад ухватил ее за руку.
— О-о, так ты торопишься! Не стоит спешить и убегать от султанского взора.
Мурад притянул ее к себе, погладил по руке.
— А ну-ка, сними маску. Я хочу видеть твое лицо.
Ситт-хатун оцепенела, лихорадочно пытаясь выдумать хоть что-нибудь. Можно закричать, позвать на помощь — но какой прок? И не убежишь — Мурад держит за руку. И волосы гладит, пальцы подобрались к узлу, закреплявшему маску. Еще мгновение, и сорвет! Ситт-хатун в ужасе закрыла глаза, боясь дохнуть.
— Мура-ад!
В дверях появилась по-прежнему нагая Гульбехар. Встала, подбоченившись, хмыкнула. Затем скользнула к султану и прошептала на ухо:
— Прошу, оставьте мою служанку!
Мурад выпустил Ситт-хатун, и Гульбехар в жадном порыве поцеловала его в губы. Ситт-хатун бросилась к выходу.
— Стой! — фыркнула та, и Ситт-хатун замерла. — Как твое имя?
Что же сказать? Анной нельзя назваться — обман слишком очевиден. Наконец схватилась за первое попавшееся имя:
— Госпожа, меня зовут Чичек.
И поклонилась низко, скрывая лицо.
— Прочь отсюда! Ты должна работать на кухне. — Подумав, Гульбехар добавила: — И одежду эту сними. Ты не одалиска моей свиты.
Ситт-хатун поспешила на кухню, оттуда по коридорам для слуг пробралась в свои покои. Там она рухнула на кровать, вся дрожа, — долго сдерживавшийся страх наконец завладел ею. Но тут же она приказала себе успокоиться, заставила тело лежать неподвижно. Опасность миновала, и теперь не время для слабости. Слова Анны правдивы, Мурад и Гульбехар — любовники. Скоро, скоро настанет очередь Гульбехар дрожать и бояться.
Следующий день Ситт-хатун провела в мечтах о мести. Она представляла, как все расскажет Мехмеду, воображала, что он сделает с Гульбехар, как Ситт-хатун посмеется над павшей соперницей. Мечтала, но планов пока не строила. Мехмеду никак не сообщишь, пока он не вернется из Манисы, — доверенного гонца не найти. А говорить Халилю не стоит. Коли есть доказательства неверности Гульбехар — не нужны ни визирь, ни его план. Ситт-хатун и сама о себе позаботится.
Этим же вечером она послала записку Гульбехар с просьбой прислать в услужение Анну. Та сразу пообещала: мол, пришлет на следующее утро. Ситт-хатун, удовлетворенная, легла отдыхать, предвкушая сны о славе и мести. Но близ полуночи она проснулась от ужасающего женского крика, оборвавшегося внезапно. Голос показался смутно знакомым, и от страха кровь застыла в жилах Ситт-хатун. Она долго лежала, прислушиваясь, но более ничего не услышала. Наконец заснула, встревоженная и напуганная, и сон ее был мучителен.
Когда Ситт-хатун проснулась утром, день был ярким и свежим, а ночной крик казался далеким кошмаром. Лучше его поскорей забыть, выбросить из головы. Одалиски нарядили Ситт-хатун, принесли легкий завтрак — оливки и хлеб. Затем она отправилась в сад, почитать. Едва Ситт-хатун успела присесть, как явилась Анна. По лицу ее Ситт-хатун сразу поняла: случилось ужасное. Анна низко поклонилась.
— Госпожа, Гульбехар отпустила меня служить вам. Гожусь ли я?
— Да, для тебя найдется место в моей свите. Пойдем в мои покои, и я покажу тебе, где будешь жить.
Когда они дошли до места, Ситт-хатун немедленно увлекла Анну в потайную комнату.
— Скажи, — потребовала она шепотом, не забывая о вездесущих шпионах, — какая беда стряслась?
— Ваша подруга, Чичек… она мертва, — ответила Анна, не смея поднять глаз.
— Но как?.. Что случилось?
— Гульбехар обвинила ее в шпионаже и воровстве. Прошлой ночью пришли евнухи и схватили ее. Она кричала, звала на помощь, но ей вырезали язык. Завязали ее в мешок и бросили в реку.
Ситт-хатун и слова не могла вымолвить, ее душили слезы. Чичек заплатила жизнью за глупость подруги. Ситт-хатун сжала кулаки, воткнув ногти в ладони, стиснула зубы — только бы не расплакаться!
— Госпожа, это не все. Гульбехар обнаружила пропажу кумру кальпа, и теперь она в ярости. Подозревает, что Чичек украла камень и отдала вам, а вы прознали про связь с Мурадом. Вы в страшной опасности, госпожа. Гульбехар не успокоится, пока не убьет вас.
ГЛАВА 7
Январь 1450 г.
Генуя
Когда Лонго явился в палаццо Гримальди на пир в честь прибывших из Константинополя послов, холодный январский день уже кончился, и солнце спряталось за горизонт. Лонго спешился в воротах, препоручил лошадь Уильяму, и тот поспешно увел ее к конюшне — не иначе, торопился проиграть свои жалкие гроши в компании прочих оруженосцев. Лонго смотрел вслед, пока Уильям не скрылся из виду, а затем вошел в зал палаццо Гримальди.
С потолка свисал чудовищный канделябр с множеством свечей, увешанный кристаллами хрусталя и разливавший теплый мерцающий свет, который усиливался благодаря многочисленным настенным канделябрам. За длинным столом посреди зала сидели представители самых почтенных и зажиточных семейств Генуи, во главе стола — Гримальди-старший с сыном Паоло. При виде Лонго оба кивнули. Противоположный конец стола предназначался для греческих послов, но те пока не прибыли.
