Евгений Сухов - Госпожа трех гаремов
Бике поставила на письме ханскую печать — пусть видит в ней не только женщину, но и правителя.
В ту ночь через Ханские ворота почти одновременно из Казани выехали два гонца — оба везли в Стамбул письма Сулейману Великолепному.
Любимец султана
С годами султан Сулейман Кануни любил проводить время в неторопливых разговорах. Чести беседовать с ним удостаивались немногие из смертных — султан ценил острое слово и мудрость в рассуждениях. В последний год он особенно привязался к Девлет-Гирею. Юноша был умен, знал языки, разбирался в поэзии и играл на флейте. «Из него может выйти выдающийся правитель, — считал султан. — Он ярый мусульманин, и его безграничная вера в пророка должна сыграть в дальнейшем неплохую службу. Только где он может быть полезен больше: в Казани или Бахчэ-Сарае?»
Сейчас он уединился со своим любимцем в одной из комнат дворца.
— Хотел бы ты стать ханом? — спросил вдруг Сулейман своего любимца. Взгляд у султана сделался по-отечески строгим. Он словно спрашивал: «По плечу ли тебе такая ноша?»
Было жарко, и два раба-негра в высоких зеленых тюрбанах огромными опахалами обдували Сулеймана и его собеседника.
Девлет-Гирей сумел выдержать долгий взгляд карих немигающих глаз своего господина. Он понял, что за этим вопросом — поворот его судьбы, и от того, как он ответит сейчас, будет зависеть многое. Говорить нужно с достоинством, продумав ответ. Султан не терпит торопливости в важных решениях.
— Все в твоих руках, великий Сулейман. Аллах — на небе, а на земле — ты! Как ты решишь, так и будет.
Султан улыбнулся — ему понравился ответ юноши. «Умен! Ничего не скажешь».
— Вчера мне принесли сразу три письма, — продолжал Сулейман. — Два из них доставили гонцы из Казани: от Сююн-Бике и от Кулшерифа, а третье… от крымского хана. — На лице Девлет-Гирея промелькнула понимающая улыбка. — Сагиб-Гирей пишет, что Казань осталась без хана и ты, как никто, подходишь на это место.
Сулейман сделал небрежный жест, и опахала, будто огромные крылья диковинной птицы, застыли в воздухе. От легкого дыхания Девлет-Гирея павлиньи перья слегка колыхнулись.
— Сююн-Бике просит задержать тебя в Стамбуле, чтобы самой править Казанским ханством после смерти мужа. Может, ты посоветуешь мне, как же следует поступить? Если ты желаешь остаться здесь со мной, в Стамбуле, я сделаю тебя одним из своих визирей. Или ты все же хочешь поехать в Казань и сделаться ханом?
— Видеть тебя каждый день, звезда моей души, для меня высшее счастье… Но мне хотелось бы следовать туда, где я был бы полезен тебе больше всего.
Султан едва улыбнулся. И здесь его воспитанник ответил так, как не смог бы никто другой.
— А почему ты не спрашиваешь, что пишет мне Кулшериф? В этом письме тоже идет речь о тебе.
— Если ты сочтешь, великий султан, нужным рассказать о его содержании, то сделаешь это, — коротко отвечал Девлет-Гирей.
— А пишет он вот о чем… Кулшериф от своего человека в Крымском ханстве узнал, что когда ты поедешь в Казань, то по дороге, в Крыму, тебя должны убить. — Сулейман выждал паузу, чтобы посмотреть, как отнесется к известию Девлет, но юноша равнодушно взглянул на раба, сжимавшего в руках опахало. «А хан из него получится неплохой, ни один из подданных не сможет догадаться о том, что на уме у такого повелителя». — Сагиб боится тебя и подозревает, что ты хочешь отнять у него Крымское ханство.
— Его опасения напрасны. Я сам и моя судьба полностью в руках султана.
— Сагиб-Гирей знает о моем к тебе хорошем расположении и считает, что ты можешь воспользоваться этим. Что ж, может быть, он не зря беспокоится! Ты мне вместо сына, Девлет. Сагиб стал позволять себе слишком много! — Султан говорил спокойно, но юноша знал, что повелитель рассержен. — Мои послы жалуются, что к ним с его стороны нет должного почтения и внимания. Он держит их в своих приемных комнатах по нескольку дней. Может, он вбил себе в голову, что Османия в подчинении у Бахчэ-Сарая?! А может, он думает, что я сам пойду к нему на поклон просить с ним встречи? Для исправления испорченного раба есть только один способ… Убить его! И это сделаешь ты!
Девлет-Гирей переступил порог Оттоманской Порты десять лет назад. Он не знал тогда, что этот день врежется в его память как большой и светлый праздник, который и через много лет будет помниться до мельчайших подробностей.
Лишь повзрослев, Девлет осознал, что это была милость Сулеймана — призвать его к себе во дворец. Султан спасал мальчика от возможной смерти. Отец Девлета — Сеадет-Гирей — после отречения умер нежданно, и тотчас на освободившийся престол ступил его брат Сагиб.
Вот и наступило время, чтобы спросить дядю о причине смерти его старшего брата.
Годы, проведенные вблизи султана Сулеймана, не прошли для Девлета бесследно. Он научился управлять своей природной горячностью и быть ровным с друзьями и учтивым с подданными. И еще юноша усвоил одну мудрость — не следует делиться сокровенными планами даже с близкими.
…Султан пристально посмотрел на Девлет-Гирея. Тот выглядел совершенно безмятежным.
— Что же ты не благодаришь меня за оказанную тебе честь?
Девлет упал на колени и с жаром заговорил:
— Я с радостью выполню все, что ты от меня требуешь, великий султан! — И губы юноши коснулись мягкой бархатной туфли Сулеймана Великолепного.
Султан улыбнулся: а Девлет не так холоден, как может показаться.
— Ты убьешь Сагиба, а сам займешь его место и станешь крымским ханом! Но надо сделать так, чтобы он не сумел скрыться… Я напишу в Крым два фирмана.[43] Один будет истинный, а другой — ложный. Ложный, в котором назначу тебя казанским ханом, я отправлю Сагиб-Гирею и велю ему наказать мятежное черкесское племя. Другой фирман будет настоящий, его повезет мой визирь Кан-бирды. Он поедет раньше тебя и сообщит эмирам о моем решении сделать тебя крымским ханом. В этом же фирмане я повелю убить Сагиб-Гирея, как изменника, после его возвращения из черкесского похода. Ты же отправишься в дорогу, как только Сагиб-Гирей оставит Бахчэ-Сарай. Ты все понял, Девлет? — по-отечески взглянул султан на своего воспитанника.
Девлет-Гирей, стоя на коленях, вновь поцеловал туфлю великого султана.
— Спасибо за милость, первый из великих, султан Сулейман.
Властитель лениво махнул рукой, и два негра-раба вновь заработали опахалами.
Три Гирея
Булюк-Гирей уже месяц томился в Инкерманской крепости. Он очень похудел, питаясь лепешками. Одежда на нем была изодрана и висела грязными лохмотьями. Булюк ожидал смерти всякий раз, когда тяжелая дверь начинала невыносимо скрипеть. Вот сейчас войдут двое палачей, в руках одного из них будет веревка — и тогда конец! Но опасения были напрасными — тюремный надзиратель с поклоном приносил ему лепешку и кувшин кумыса. Для старого янычара, много повидавшего, Булюк оставался наследником Бахчэ-Сарая. Надзиратель мог припомнить, когда из крепости пересаживались и на ханский трон. Так к чему же искушать судьбу? Сегодня пленник, а завтра, возможно, хан. Лучше поклониться сейчас, это верный способ уберечь голову в дальнейшем.
Булюк-Гирей в ярости швырял кувшин в стену и требовал мяса. Надзиратель всякий раз без слов подбирал с каменного пола черепки и уходил. «Только бы выжить, — молился Булюк. — Я накажу всех своих врагов, щедро вознагражу друзей за долготерпение. Только сохрани мне жизнь, Всевышний! — И пленник молился все неистовее. — Я вернусь в ту жизнь, из которой с позором был изгнан. Я вернусь, чтобы остаться в ней и сделаться победителем!»
Поначалу Булюк верил, что освобождение наступит скоро. Но пролетали недели, и надежды на освобождение становились все призрачнее.
Сагиб-Гирей прочитал фирман Сулеймана Великолепного. Все выходило так, как он и рассчитывал: Девлет-Гирей назначен казанским ханом. Следующий ход теперь его.
Сагиб велел позвать к себе своего доверенного, хаджи Якуба.
— Девлет-Гирей должен быть убит сразу же, как только ступит на землю Крымского ханства, — приказал он. — Это должно быть выполнено так, чтобы ни у кого не возникло и тени подозрений, что Девлет убит по моему приказу. Ты меня понял, Якуб?
Хаджи улыбнулся:
— Я тебя всегда понимал с полуслова, повелитель. Неужели я дал повод сомневаться в моей преданности? Твоя воля для меня закон и будет исполнена в точности.
— Надеюсь на тебя. Сам я со своими людьми буду в это время воевать черкесское племя. Они досадили своими набегами не только султану, но и мне. Как только Девлет-Гирея не станет, дай знать мне об этом. Я вернусь тотчас!
Сагиб не стал затягивать со сборами — уже на следующий день он приказал играть в карнай,[44] и его лающий звук взбудоражил жителей Бахчэ-Сарая. А потом барабанный бой возвестил, что многотысячное войско крымского хана покидает город.
