Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)
Кроме того, немцам запрещались все виды гуманитарных наук за вычетом медицины. Так что экономика и юриспруденция с дипломатией сразу же стали еврейскою вотчиной. (Что любопытно, — в Дерпте не учили этим наукам, так что эмигранты из разоренной Европы сразу же получили огромное преимущество.) И хоть евреи отныне платили в казну до трети выручки — быть евреем стало престижно и попросту выгодно.
Немец не смел искупать подругу в ванне шампанского, ибо его б сразу же посадили в тюрьму, как Изменника. У латышей не было средств. И только евреям дозволялось «роскошествовать». (Лютеранская Церковь учила: «На честно заработанное — не пошикуешь. Сам заработай и сразу поймешь — насколько жаль труда своего».)
Здесь нужно выяснить источник сверхприбылей. Раз «Новый Порядок» запретил торговлю в Латвии всем, кроме евреев, возникли «ножницы цен» на наших границах. Товар, стоивший в Москве — рубль штука, покупался еврейскими перекупщиками уже в Витебске по три-четыре рубля. В Риге сии перекупщики отдавали его евреям на Бирже за гульден (чуть больше пяти рублей). Биржевики продавали товар оптом по два гульдена штука, а на рознице в Амстердаме сей товар (шкурка соболя) шел за семь гульденов. Итого в Москве ямщик покупал шкурку за один рубль, а в Лондоне рижский еврей продавал по цене равной — тридцати шести рублям с половиной. (А матушка с каждой транзакции брала третью часть прибыли!)
Только не надо кричать, что кто-то кого-то здесь грабил. Тот же самый ямщик не просто так трясся по Смоленскому тракту, везя меха к Даугаве. Ямской промысел от рижской торговли стал настолько вдруг выгодным, что ямщики образовали целую Гильдию, которая только и занималась тем, что возила товары меж Волгой и Даугавой.
Главный же перевалочный пункт на этом пути — Первопрестольная стал постепенно и главным торговым рынком Империи. (Не будь сей торговли, Москва бы так и не опомнилась от того, что с ней учинил Петр. Неудивительно, что былая столица числит себя моей главной опорой в России, — ничто так не дружит людей, как общий гешефт с верною прибылью.)
Есть, конечно, такие придумщики, кои считают, что лучше бы купцы из России сами продавали русский товар за границей. На сей счет могу вспомнить, что это уже случалось при Петре Первом и русские «умельцы» так раскачали экономику всей Европы своими уродскими ценами, что и сами все разорились, и Европа чуть не пошла по миру.
(Бабушка моя пыталась создать нам конкуренцию, но русские купцы, да банкиры пошли по миру, не умея тягаться с евреями. В итоге дело кончилось тем, что была создана Коммерц-Коллегия во главе с Воронцовым — польским евреем.
С той поры в мире Россию представляли лишь две коалиции: рижская — немецких евреев во главе с моей матушкой, да одесская — польских во главе с Воронцовым. И что занимательно — так на Руси зародился нормальный рынок и стал богатеть русский купец.
Имя «Рига» теперь звучит в связке с «Москва» и «Нижегородская ярмарка». «Одесса» значит — «Ростов» да «Киев».
А из сравнений Москвы с Киевом, да Нижегородской Ярмарки с ярмаркою Ростовской можно понять — у какой команды дела слаще.)
Здесь я хотел бы прерваться. Я не умею писать историю капитала и эти события для меня преломились самым причудливым образом.
Я, конечно, не помню подробностей раннего детства, но у меня есть забавная литография того времени.
На картинке — грандиозное пиршество. Стол ломится от съестного и выпивки, а за ним пирует разбойная стая. Во главе стола сидят волки артиллеристы, да егеря. Перед ними жирные поросята, паштеты, коньяки, да шампанское.
Дальше идут волки попроще — кавалерия, инфантерия, затем инженерия и потом — штатская шелупонь. Перед этими — старые свиньи, обычный шнапс и темное пиво.
Чем дальше от головы стола, тем больше в пирующих острые волчьи уши меняются на собачьи висюльки, а хвост все чаще — колечком. На дальнем конце — просто дворняжки в латышских одеждах, а перед ними мосолки, да объедки, и чашки с явной бурдой.
Картинка названа: «Семейство-то — псовых, а вкусы — разные!»
Сей пасквиль можно было б считать карикатурою на злобу дня, если бы не одна тонкость. За пирующими плохо виден еще один крохотный столик, за коим сидят два лисенка — мальчик и девочка. У лисаньки передничек с кружевами и ромашка за ушком, а лисенок в егерском мундире и крохотной шпажкой на перевязи. Малыши тянут лапки к своей милой матушке, а она несет им вареную курочку в чем-то вроде горшочка…
Да, забыл самое главное. Случайные полосы на полу, — штриховка художника, в этом месте немного сбиваются. Если взять труд — приглядеться: над головою лисы и милых лисяток — короны. Большая и две совсем маленьких. А доски пола в сем месте образуют шестиконечную звездочку, которая будто бы отгораживает сию семейную сценку от разгула и вакханалии.
Что ж, — и лисы — семейства псовых. А вы о том не догадывались?
Вот я и перешел к рассказу о детстве. Первое, что я вспоминаю — вареная курочка. Где бы мы ни были, что бы ни делали — раз в неделю, в субботу, матушка бросала любые дела и варила нам с сестрой курочку. (Матушка выросла в научной и шпионской среде, а в таких семьях не бывает особой религиозности. Вообще-то, по субботам иудеи не смеют готовить и уж тем более — играть в азартные игры, но… Матушка была иудейкой скорей на словах, чем на деле.)
Жили мы в трех местах: родовом поместьи под Пернау — Вассерфаллене, рижском дворце (в дни торговли на Бирже) и домике в Дерпте (в дни семинаров и конференций). И что бы там ни случилось — недород в Вассерфаллене, паденье рубля на рижской Бирже, или важная встреча с видным мыслителем, вечером в пятницу матушка смотрела в окно и стоило солнцу скрыться за горизонтом, она складывала бумажки, отчеты и бухгалтерию и запирала все это на двадцать четыре часа. (Если дела были плохи, матушка возвращалась в свой кабинет в ночь с субботы на воскресенье.)
Эти же двадцать четыре часа она целиком посвящала нам с Дашкой. Это стало немножечко ритуалом — мы ждали в пятницу, когда солнце сядет, а потом приходила домой наша матушка и мы шли на кухню. Там нас ждала свежая курочка — паленая, потрошеная, да, конечно же, — щипаная. Матушка только клала ее в особый горшочек и посыпала затем всякой всячиной. А пока курочка потихоньку варилась, матушка читала нам книжки.
Самой любимой книжкой для нас с Доротеей были «Приключения барона Мюнхгаузена». Впрочем, скорей не сами дурацкие приключения, но матушкины рассказы о них.
Видите ли… Существует два варианта «Барона Мюнхгаузена».. Первый написан Распэ и на титульном листе изображен настоящий Мюнхгаузен — добродушного вида барон с полным лицом и весьма слабой челюстью. На обложке варианта Бергера изображен совсем иной человек. По облику он сходен с самим… Мефистофелем. Тем самым чертом, как его рисовал Гете на полях рукописного Фауста.
Лицо второго Мюнхгаузена имеет легкое сходство с настоящим бароном. (Что неудивительно, — эти люди троюродные кузены.) Но в отличие от толстого добряка первого варианта второй Мюнхгаузен — зол (я бы даже сказал — хищен), несомненно жесток, необычайно умен, а формы его подбородка выдают — громадную силу воли. (Приглядитесь, — сей подбородок перешел по наследству дочери второго Мюнхгаузена — Государыне Императрице Екатерине Великой!)
Да, — в сочинении Бергера на титульном листе изображен самый таинственный человек Пруссии: мой прадед — барон Эрих фон Шеллинг своею персоной! Других изображений прадеда просто не сохранилось, — основатель Абвера не жаждал избыточной популярности и запрещал делать с себя портреты. Его личный секретарь Бергер воспользовался миниатюрой со «свадебного медальона», предоставленной ему моею прабабкой — сию вещь прадед не смел уничтожить.
Однажды Бергер покупал детские книжки для внуков и внучек своего господина и наткнулся на книжку Распэ. Внешний вид барона Мюнхгаузена навел Бергера на размышления и быстро выяснилось, что сие — бедный и неудачливый родственник моего прадеда. (К тому же — не слишком законный.)
Фон Шеллинги весьма ценят родство и мой прадед мигом изменил судьбу сей «паршивой овцы» к весьма лучшему и бедный родственник не знал, как благодарить такого кузена. Тогда Бергер взял у него дозволение дописать «Приключения барона Мюнхгаузена» и сделал книжицу — знаменитой!
Если творенье Распэ — сказочка для детей дошкольного возраста, книга Бергера — самый ядовитый памфлет на Пруссию Железного Фрица, берлинское общество и Академию. Но нужно знать все тонкости того времени, чтоб оценить полеты на пушечных ядрах (Пруссия истратила двести тысяч рейхсмарок на создание полых ядер, в кои предполагалось помещать лазутчиков — лилипутов), изменение цвета глаз по моде «лунитов» (настоящая инструкция Абвера — о том, что при допросах цвет глаз жертвы меняется, — на Луне якобы вошел в моду желтый цвет глаз: в инструкции — «глаза человека желтеют, если он хочет врать!») и прочая, прочая, прочая…
