В тени престола. Компиляция 1-12 книга (СИ) - Бушмин Виктор
И вот, после нескольких дней настойчивой погони армии, наконец-то, сошлись в своем последнем и решительном споре о том, кому, все-таки, придется носить корону графов Фландрии и Фризии.
Тьерри де Эльзас, толком ничего не смысля в военной стратегии, под постоянными фланговыми наскоками легкой кавалерии мессира де Ипра, сам того не понимая, покорно убегал к топким и бесконечным болотам Фризии, лишая себя и армию последних надежд на спасение…
– Ваша светлость! – К Гильому подскакал один из рыцарей авангарда, посланного Филиппом де Леви с докладом. Он снял шлем и, вытирая большие капли пота со своего лица, доложил. – Армия мессира де Эльзаса стоит лагерем в полу-лье отсюда! Позади них гряда холмов, за которыми начинаются топкие болота Фризии!..
– Передайте мессиру де Леви поклон от меня. – Клитон обрадовано потер руки. – Размещаемся лагерем! – Он повернулся в седле к своим воинам и крикнул, задрав вверх руку. – Останавливаемся! Готовим лагерь, сеньоры! Завтра поутру, сразу же после молитвы, мы поставим точку в нашем слишком уж затянувшемся споре о наследстве!..
Тьерри всю ночь мучили кошмары. Какие-то толпы чудищ гонялись за ним, он видел скорбные лица своих давно умерших родственников, даже, как ему показалось, самого Карла Великого, который, проходя мимо него, как-то недовольно покачал головой и что-то произнес на древнефранкском, уходя в густой туман, окружавший его.
– Уф-ф-ф… – Тьерри поднялся с походного тюфяка и огляделся по сторонам.
Яркое утреннее солнышко своими веселыми лучами игриво озаряло округу, словно и не подозревая о том, что на ней, где-нибудь через час с небольшим разыграется очередная кровавая человеческая драма, как-то мимоходом и незаметно превратившаяся в жуткую гекатомбу с таким количеством принесенных в жертву человеческих жизней, что, солнце, как думалось Тьерри, должно было угаснуть со стыда за тех, кого оно согревает своими живительными лучами.
– К вечеру, наверное, вонять будет… – вслух произнес он, раздумывая над сущностью бренного мира. – Всех погибших вряд ли успеют собрать и закопать. – Он встал, протер лицо мокрой тряпкой, услужливо протянутой ему оруженосцем, потянулся, хрустя суставами, зевнул и, почесывая свою грязную и давно не мытую шею, вышел из палатки.
Солнце расшаливалось, поднимаясь все выше и выше. Оно медленно, но неуклонно меняло жар своих лучей, напоминая всем и вся, что именно оно дает жизнь, но, вместе с этим, своим пеклом убивает то или того, кому предначертано погибнуть.
Пожухлая от жары трава неприятно хрустела под ногами де Эльзаса.
– Вот и ты уже издохла… – тихо произнес он, глядя на высохшие травинки, торчащие среди еще зеленой травы. – А сегодня, скорее всего… – он грустно вздохнул, но тут же собрался и, схватив ускользающую волю в кулак, тряхнул своими пышными кудрями, которые большими сальными кольцами свисали почти до плеч, – и меня солнышко поджарит.
Он представил, как его тело, убитое в схватке франками и обобранное мародерами, раздувается от нестерпимого летнего зноя, как из ран, оставленных на нем, начинают медленно вылезать противные белые червяки, сочится грязный кроваво-зеленый гной…
– Господи, только не так… – он снова тряхнул головой, отгоняя от себя ужасы представленной им смерти и разложения. – Мой кузен, как я понял, рыцарь и благородный человек. Он не допустит, чтобы мое тело, вот так, просто валялось и гнило… – в это мгновение какой-то тихий, но отчетливый голос прозвучал в его голове: «Глупость! А с чего ты, собственно, взял, что именно тебя так будут есть черви на поле возле Алоста?..»
Тьерри поежился и испуганно посмотрел по сторонам, но никого поблизости от себя не увидел.
– Бывает же такое, черт меня подери… – он плюнул на траву и пошел к армии, медленно и нехотя вылезавшей из своих палаток, шалашей или навесов. – Надо, что ли, их немного поддержать…
Он прошелся между палатками, перекидываясь шутками и малозначительными фразами со своими солдатами и рыцарями, пытаясь казаться отважным и спокойным и надеясь передать и им ту крохотную каплю отваги, что еще оставалась в его сердце…
После утренней молитвы и обязательной исповеди Гильом вместе со священниками прошелся вдоль рядов своей армии, медленно разворачивающейся в боевых порядках. Лица воинов были спокойны и веселы.
– Даже, пожалуй, чересчур… – проворчал себе под нос Гильом. – Что-то мне не нравится их излишняя веселость. Враг еще жив, его знамена трепещут на ветру, а они уже зубоскалят, словно после дележа добычи и полного триумфа…
Он повернулся к де Леви, шедшему за ним, и ворчливо заметил:
– Ваши молодцы, Филипп, что-то сильно разрезвились…
Филипп в ответ пожал плечами и ответил:
– Наши рыцари, мой граф, уже чувствуют на губах сладкий вкус окончания всей этой нудной кампании… – он вздрогнул, произнеся эти странные слова, невесть откуда и непонятно каким образом слетевшие с его губ, ведь сказать он хотел совсем иное: «вкус победы»…
Филипп вздрогнул и поежился, несмотря на начинающуюся жару, ему показалось, как по его спине и затылку пролетел дикий порыв морозного воздуха.
– Господи, прости меня грешного… – он тихо пошевелил губами и перекрестился.
Гильом заметил это и, хлопнув его по плечу, с наигранной веселостью заметил:
– Э-э-э, брат! Да ты что-то побледнел… – Клитон подумал, что это Филипп так отреагировал на его замечание, и попытался успокоить рыцаря. – Не дуйся! Право, я не хотел тебя обидеть, сказав о наших веселых рыцарях…
Он захотел, было, ответить и рассказать о своем досадном ляпе, но почему-то промолчал.
– Ты прав, Гильом, они и в правду слишком веселые… – машинально ответил Филипп.
– Ладно, ничего страшного. – Клитон сел на коня, подведенного к нему оруженосцем, надел шлем, поправил щит, висевший у него через плечо на крепком и широком кожаном ремне, взял в руки копье и сказал. – Извольте отправить герольда к моему кузену. Пусть он объявит, что мы изволим атаковать его!..
Тьерри де Эльзас молча выслушал герольда, посланного к нему его кузеном и соперником, вежливо поклонился
– Как здоровье моего кузена Гильома?.. – с наигранной беспечностью произнес он.
Герольд отделался вежливым ответом, поклонился и поскакал к расположению армии Клитона, увозя согласие Тьерри к началу сражения.
– Ну, вот и все… – произнес де Эльзас. – Эй! Коня моего сюда! Копейщиков поставить сразу за арбалетчиками! Да смотрите, чтобы промежутки между баталиями были! Рыцарям встать в последнюю баталию!.. – он на ходу отдавал распоряжения, понимая, что, как только начнется битва, его команды утонут в криках воинов и станут практически бесполезными. – Держитесь, мои верные воины! Победа или смерть!..
Армии уже заканчивали свои последние перестроения и готовились поставить точку в затянувшемся споре за Фландрию, когда к Тьерри подскакал командир арбалетчиков и, задыхаясь от жары и начинающейся летней духоты, прохрипел:
– Ваша светлость! У моих ребят болтов едва хватит на три или четыре ответных залпа!..
Тьерри нахмурился и, почесав подбородок, покрытый буро-рыжей щетиной, приказал:
– Приготовьте колья, копья, крючья! В общем, все, что только попадется им под руки! Стоять надо до конца…
– Будет исполнено… – вздохнул и отвтеил, кланяясь, командир арбалетчиков. Он развернул своего серого в яблоках иноходца немецкой породы и поскакал к передним шеренгам армии.
В этот момент над рядами армии Гильома Клитона пронзительно зазвучали боевые трубы. Тьерри снова поморщился – их пронзительный звук заполнял его голову буквально колокольным эхом, отдававшимся даже в печенку…
Сражение началось, как всегда, с арбалетной дуэли, но, когда Клитон понял, что у его противника просто нечем отвечать на залпы стрелков, нервы молодого графа не выдержали, и он приказал начинать атаку рыцарям.
Тяжелая рыцарская конница, медленно разогнав своих крепких и выносливых боевых коней, перешла на галоп только за пятнадцать или двадцать туазов до разорванных стрелами рядов передней баталии. Всадники опустили свои длинные копья и, со страшным хрустом, скрипом, боевыми кличами и треском врезались в ряды пехотинцев, которые, вот неожиданность, в самый последний момент успели кое-где, местами, выставить копья, пики или длинные оглобли.
