Переулок Мидак (ЛП) - Махфуз Нагиб

Он встретил её стоя, отпустив из скромности глаза, а она, завесив лицо покрывалом, поприветствовала его, подав руку, закутанную в край покрывала, дабы не нарушать его ритуального омовения. Мужчина поприветствовал её и сказал:

— Добро пожаловать, наша любезная соседка…

И пригласил её сесть, после чего она уселась на диван напротив него. Он уже сел на ковёр, скрестив под собой ноги. Тогда мать Хусейна начала молиться о его благословении:

— Да почтит вас Аллах, премного уважаемый господин, да подарит Он вам долгую жизнь и достоинство, как у избранного Им Пророка.

Он догадался, что же привело её к нему, и не стал спрашивать о здоровье её мужа, учителя Кирши, чего требовали правила гостеприимства!… Как и все остальные, он знал об образе жизни учителя Кирши: до него дошли новости о происходящих между мужем и женой раздорах и склоках в предыдущих похожих обстоятельствах… И сейчас он убедился, что поневоле втянут в эту обновлённую ссору. Он сдался перед неизбежным фактом и принял его в открытую, впрочем, точно так же, как и всё остальное плохое, с чем ему приходилось иметь дело. Он мягко улыбнулся и ободряюще подтолкнул её к разговору:

— Всё хорошо у вас? Дай-то Бог.

Женщине не было известно колебание, а смущение никогда не было её слабой стороной: ей в значительной степени были присущи грубость и бесцеремонность. Во всём переулке были лишь одна особа, которая превосходила её по своей неукротимости: то была Хуснийя-пекарша. Поэтому своим низким голосом она выпалила:

— Господин Ридван, вы сама доброта и само благословение Господа. Вы самый добродетельный человек в нашем переулке, потому-то я и пришла к вам просить о содействии в моей проблеме. Я хочу вам пожаловаться на своего нечестивого мужа.

На последних словах голос её перешёл на высокие нотки и огрубел. Господин улыбнулся снова, и не без сожаления произнёс:

— Выкладывайте всё, что у вас, Умм Хусейн. Я весь внимание.

Женщина вздохнула и сказала:

— Да возвысит Аллах вас, господин, лучшего из мужчин. Этот человек, господин мой, ни стыда не знает, ни раскаяния. Всякий раз, как я полагаю, что он раскаялся в своих деяниях, то получаю сообщение о новом скандале. Он грязный распутник, и от этого порока его не останавливает ни возраст, ни наличие жены, ни детей. Возможно, вы уже в курсе о том беспутном юнце, который приходит к нему в кафе каждую ночь?! Это как раз тот самый новый наш скандал…

В безмятежных глазах промелькнули следы расстройства, мужчина опустил голову, удручённо задумавшись. Его удручало то, что из-за изнуряющей боли от потери детей он был не в силах чем-либо нарушить безмятежность своей души, и потому сейчас он хранил молчание и спокойствие, прося у Господа защиты от дьявола и его наущений. Его печаль женщина восприняла как сильный аргумент в пользу своего гнева и разошлась, загорланив ужасающим голосом:

— Потеряв всякий стыд, он опозорил нас. Клянусь Аллахом, если бы не длительная совместно прожитая жизнь и не дети, то я навсегда бы покинула его дом. Как вам этот его срам, господин?! Как вам это постыдное поведение?! Я наставляла его, но он не последовал моим советам, я предупреждала его, но он так и не образумился, и мне осталось только обратиться к вам. Мне так не хотелось марать ваши чистые уши столь смущающими вестями, но выхода нет. Вы, господин, глава всего квартала, самый достойный его представитель, вашим словам внемлят. Быть может, вы повлияете на него, раз у меня это не вышло, как и у всех остальных, пока до меня не дойдёт, что и ваши наставления не возымели действия, но тогда уж я возьмусь за него по-другому. Да, сегодня я скрою свой гнев, но если я разочаруюсь, и исправить его не удастся, то я разожгу огонь во всём переулке Мидак, и дровами мне послужит его погрязшее в пороке тело..!

Ридван Аль-Хусейни пристально посмотрел на неё с упрёком в глазах и со своим привычным спокойствием произнёс:

— Успокойтесь, Умм Хусейн, и скажите, что нет Бога, кроме Аллаха. Не дайте своему гневу взять над вами верх. Вы хорошая женщина, и все тому свидетели. Не делайте себя и своего мужа объектом сплетен, ведь хорошая жена — это плотное покрывало, скрывающее под собой всё то, что велел скрывать сам Аллах. Так возвращайтесь же к себе домой в спокойствии и уверенности, а это дело предоставьте мне, а я уж попрошу помощи у Господа…

Еле сдерживая волнение, женщина сказала:

— Да почтит вас Аллах, да поможет Он вам и да возвысит вас. Вы, господин, настоящая святыня и убежище. Я предоставлю вам это дело и подожду, возможно, Господь разрешит проблему между мной и этим развратником…

Господин Ридван успокаивал её, насколько мог, и всякий раз, как он вставлял доброе слово, женщина отвечала ему тем, что поливала руганью и оскорблениями своего мужа и принималась перечислять его порочные поступки. Терпение господина почти иссякло! Затем он почтительно попрощался с ней, глубоко вздохнув, и вновь вернулся к своим делам в задумчивости. Несомненно, ему хотелось бы вообще не соваться во всё это, однако уже было поздно, он дал слово, и назад пути не было. Он позвал слугу и велел привести к нему учителя Киршу, и мальчишка поспешно вышел. Он молчаливо ждал, вспомнив, что в свою комнату он впервые приглашал нечестивца — до этого сюда были вхожи лишь богословы и суфии. Он глубоко вздохнул и сказал про себя: «Тот, кто наставляет беспутного грешника на путь праведный, лучше того, кто сидит рядом с верующими». Только вот осуществит ли он на самом деле наставление на путь истинный?… Он покачал своей большой головой и процитировал аят из Корана: «Поистине, не ты наставляешь на путь истинный тех, кого желаешь, а Аллах наставляет тех, кого пожелает». Он продолжал дивиться, насколько же силён шайтан, вводящий человека в грех и отталкивающий от правильной, дарованной ему от рождения Аллахом природы.

Нить его раздумий оборвалась, когда к нему вошёл мальчик-слуга, объявивший о прибытии учителя Кирши, и господин Ридван пригласил того к себе, а сам встал для приветствия. Учитель Кирша — длинный и худой — кинул из-под косматых бровей на хозяина дома почтительный взгляд и склонился в поклоне, приветственно пожимая ему руку. Господин Ридван поздоровался с ним и пригласил присесть, и Кирша уселся на то же место, где незадолго до того сидела его жена. Ему подали чашку чая. Он был спокоен и уверен, не испытывая ни на миг страха и не зная, ради чего господин Ридван позвал его к себе. По правде говоря, человек, дошедший до подобного замешательства и рассеянности, вполне мог утратить любой страх, предосторожность и проницательность. В его наполовину прикрытых глазах господин Ридван прочёл полную уверенность в себе, и с тихой улыбкой сказал ему:

— Вы почтили своим визитом наш дом, учитель.

Кирша в знак уважения дотронулся рукой до своей чалмы и ответил:

— Да возвысит Аллах ваше величие, господин.

Господин Ридван сказал:

— Уж простите меня за то, что позвал вас, оторвав от работы. Я счёл, что лучше будет поговорить с вами об одном важном деле наедине, как беседуют братья, а более подходящего места для этого, чем дом, не нашёл.

Учитель Кирша склонил голову в знак согласия и с преувеличенной почтительностью ответил:

— Я весь к вашим услугам, господин…

Господин Аль-Хусейни боялся того, что если он пустится в обмен любезностями, то попросту потеряет время, и надолго оторвёт Киршу от работы, и потому перешёл к основной теме разговора без всяких колебаний. Он не испытывал нехватки смелости, и его не нужно было подталкивать к откровенности. Он заговорил серьёзным тоном:

— Я хочу с вами поговорить так, как делают или должны делать братья, если между ними взаимная симпатия и искренность. Искренний брат — тот, кто ухватит за руку своего брата, когда видит, как тот падает, или поставит на ноги, когда тот споткнулся, или даст искренний совет, когда тот нуждается в нём…

Энтузиазм Кирши ослаб, и в этот момент он осознал, что попал в ловушку, и в его затуманенных глазах блеснул смущённый взгляд. В замешательстве, сам не зная, что говорит, он пролепетал: