Анатолий Марченко - Звезда Тухачевского
С первых же дней вступления в должность Тухачевский с безудержной страстью человека, дорвавшегося до власти, увлекся сочинением приказов, да и можно ли было, не издавая приказов — один грознее другого, — считать, что ты реально командуешь подчиненными тебе войсками? Уже в самом процессе издания приказов он находил сладостное моральное удовлетворение. Часто он лично писал эти приказы химическим карандашом, а перечитывая их, вслушивался в музыку строк, напоминающую стрекотанье пулеметных очередей, и заранее представлял себе, как эти строки влияют на ход боевой операции, как поднимают бойцов в атаку; как громоподобно вторят приказу артиллерийские орудия; как тяжелым перестуком колес по рельсам отзываются на приказ бронепоезда, набирающие скорость; как бешеным галопом несутся в кровавую рубку кавалеристы и как падают навзничь скошенные пулеметным огнем люди в погонах — тех самых погонах, какие еще совсем недавно красовались на плечах командарма.
Тухачевский быстро обжил свой салон-вагон, в чем ему очень хорошо помог Вячеслав Вересов, не говоря уже о Штейнгаузе, который, казалось, с тем и появился на свет, чтобы быть отменным хозяйственником. Он обставил салон шикарной, хотя старомодной и уже изрядно поношенной мебелью и как хорошая нянька без устали заботился 6 том, чтобы командарм всегда был сыт, и не просто сыт, а питался бы самыми качественными продуктами и чтобы приготовленные блюда могли бы удовлетворять запросам самого завзятого гурмана. Что касается Вячеслава, то он позаботился о духовной пище командарма: в самые сжатые сроки он укомплектовал в салон-вагоне хорошую библиотеку, которая в точности соответствовала потребностям Тухачевского. Здесь, на полках книжного шкафа, разместились трактаты о войнах Юлия Цезаря, Александра Македонского, Наполеона Бонапарта, о сражениях Александра Суворова и Михаила Кутузова, жизнеописания великих полководцев и конечно же любимый Тухачевским роман «Война и мир».
Тухачевский, как ребенок, радующийся занятной игрушке, был несказанно доволен тем, что тут же, в отдельном отсеке салон-вагона, разместился аппарат Бодо[13]. Впрочем, это и понятно, ибо на всех фронтах гражданской войны излюбленным занятием были разговоры по прямому проводу. По нему отдавались грозные приказы, по нему же устраивались разгоны за их невыполнение, обменивались разведывательными данными, поздравляли с победами и обкладывали отборной матерщиной за поражения; узнавали о новых назначениях и смещениях, а то и просто выпускали пар в праздной болтовне.
Как правило, Тухачевский использовал прямой провод в тех случаях, когда он сам был инициатором разговора; когда же его вызывало к аппарату стоявшее над ним высокое начальство, он недовольно хмурил брови и неохотно отправлялся в переговорную, ожидая всяческих неприятностей и подвохов или же получения свыше тех приказов и распоряжений, которые не вписывались в его собственный оперативный план.
Так было и сегодня. Неугомонный Муравьев, к которому у Тухачевского возникла стойкая неприязнь, вновь затребовал его к аппарату.
Войдя в переговорную, Тухачевский склонился над ползущей лентой, по-змеиному свертывающейся в кольца.
«У аппарата главнокомандующий. Приняты ли вами меры к занятию обратно Бугульмы, которую войска бросили, испугавшись взрыва моста в тылу? Имейте в виду, что по сведениям Уфа пала и что чехословаки из Сибири наступают к Волге. Вы, по-видимому, до сих пор не уяснили плана кампании и не совсем ясно отдаете себе отчет о состоянии положения на всем фронте, а это очень важно для командарма, ибо операция одной из армий находится в связи с операциями других армий, и вам было известно, что общая задача ставилась всем армиям — охват и окружение противника извне со стороны Омска и Челябинска».
«Тон-то, тон какой!» Тухачевского обожгли и разъярили уже первые слова Муравьева: «Вы, по-видимому, до сих пор не уяснили плана кампании…», «не совсем ясно отдаете отчет о состоянии положения на всем фронте…», «а это очень важно для командарма…». Изрекает прописные истины, подлец, принимая его, командарма, за приготовишку, намеревающегося поступить в начальный класс гимназии. И уверен, наглец, что командарм все это хамство проглотит, да еще и с благодарностью! Не на того напал, подполковник! Надо сразу же дать ему понять, что терпеть такие щелчки по носу он, Тухачевский, не намерен.
Воспользовавшись тем, что Муравьев на короткое время затих, Тухачевский ринулся в атаку:
«С развязанными руками начну энергичные действия на Уфу и обеспечение Бугульминской дороги. Для исполнения этого прошу вас без замедления выслать обещанные аэропланы, флот, артиллерию, броневики и пехоту. Кроме того, прошу спешно завтра же прислать мне восемь четырехлинейных пушек с панорамными прицелами образцов четырнадцатого — пятнадцатого годов, десять пушек Гочкиса и снарядов побольше к тем и другим. Прекрасно учитываю общую обстановку и знаю, насколько она тяжела, но правила военного искусства не позволяют, не закончив одной операции, разбрасываться на другие. Я знаю, что это грозит частыми неудачами, но зато мною будут раздавлены главные силы и нанесен стремительный и оглушительный удар по противнику, и тогда я легко исправлю свои неудачи на второстепенных фронтах. Во всяком случае, на Бугульму мной уже высланы поезда Полупанова и Тулинского и высылается отряд в 300 человек. Ожидаю прибытия других двух полков из Пензенской группы, и тогда мне легче будет обеспечить Уфимское направление. В заключение скажу, что если вы меня не считаете способным к выполнению возложенной на меня задачи, то можете сместить, но я лично уверен в успехе и ни на минуту не сомневаюсь в нем. Всеми средствами его подготовляю и через неделю возьму Самару».
«Вот так-то! — удовлетворенно усмехнулся Тухачевский. — В следующий раз, прежде чем говорить с командармом Первой, сто раз подумаешь!»
В это время на другом конце провода Муравьев яростно скомкал ленту.
— Мальчишка! Сосунок! — к вящей радости стоявших возле него штабистов, взвился Муравьев. — Ему, видите ли, страсть как хочется действовать с развязанными руками! Чего захотел! А ху-ху не хо-хо? — Он победоносно оглядел заржавших от этой фразы подчиненных. — Он забыл, шустряк, что над ним есть командующий фронтом! «Выслать обещанные аэропланы», — передразнил он Тухачевского. — Что я, рожу ему их, что ли? Может, еще и сотню-другую танков для него у англичан попросить?
— Этому поручику дай волю на ноготок, а он возьмет на весь локоток, — подлил масла в огонь кто-то из окружения.
— Не на того напал! — Тонкие губы Муравьева враз побелели. — Под мою дудку будет плясать! Я его заставлю хрен рылом копать! «Можете сместить!» — фыркнул он презрительно. — Это мне недолго! Я тебя вместо пыжа в пушку, да и пальну! «Через неделю возьму Самару!» Ходит Ермак, заломя колпак!
Он еще долго выплескивал свою злобу, перемежая оскорбления в адрес командарма отборнейшей матерщиной, и успокоился только тогда, когда Чудошвили, прекрасно знавший, как успокоить хозяина, примчался в аппаратную с бутылкой коньяку.
— Этот подпоручик возомнил, будто он один здесь воюет, — приняв изрядную дозу любимого напитка, уже спокойнее заговорил Муравьев. — Он не понимает законов взаимодействия на поле боя. Там, где нет взаимодействия, — там поражение! А кто знает, почему не взаимодействовали Ренненкампф и Самсонов на Северо-Западном фронте в четырнадцатом году? Никто не знает? Так я вам сейчас доложу. — Он страсть как любил ошеломить окружающих своими познаниями. — Еще во время русско-японской войны мой знакомый офицер, штабник, рассказывал, как Ренненкампф и Самсонов, будучи в Мукдене, изрядно набрались в станционном буфете и набили друг другу морды. И потому наступавший впоследствии на Пруссию с востока генерал Ренненкампф, командовавший Первой армией, затаив кровную обиду, из личной амбиции не поспешил на помощь Самсонову, который наступал с юго-востока. А результат? Плачевнейший, господа-товарищи. Восьмая армия, немецкая, сперва разгромила Ренненкампфа, а потом и Самсонова. Последний вынужден был пустить пулю в лоб. Вот что такое взаимодействие, которое, видать по всему, Тухачевский и в грош не ставит. Говорит, через неделю Самару возьмет? — Муравьев снова вернулся к разговору по прямому проводу. — Начальник штаба, сделай пометочку в календаре! Не возьмет — я с него шкуру спущу!
9
Уже вначале июля ценой гигантских усилий, практически под огнем неприятеля, Тухачевскому и его помощникам удалось сформировать три стрелковые дивизии — Симбирскую, Инзенскую и Пензенскую, составившие главный костяк его Первой революционной армии. Полки и дивизии пополнились вооружением, особенно за счет трофеев, захваченных у противника. Жесткими мерами укреплялась дисциплина, были созданы дивизионные и армейский военные трибуналы, которые быстро укротили тех, кто вольно или невольно подрывал боеспособность армейских рядов. Командарм решительно покончил с выборностью командиров, отныне все военные должности сверху донизу становились назначаемыми.
