Фаина Гримберг - Примула. Виктория
«Следует подождать, покамест ей исполнится хотя бы двенадцать лет!» — писал Леопольд своей сестре, Виктории Кентской, урождённой Лейнингенской.
И девочке исполнилось двенадцать лет.
За два года до того, в 1830 году, восстали сельские наёмные рабочие. Девочка не знала. Впрочем, ещё совсем и не известно, что бы она предприняла, если бы знала! То время, когда её прямой потомок, отрасль её дома, новая королева Елизавета, пригласит во дворец простых парней из Ливерпуля, «жуков», уличных музыкантов, патлатых и отвязных, и посвятит их в рыцари, то время было ещё ой! как далеко...
Батраки жгли сено в стогах и ломали веялки и жатки, первые механизмы, машины, лишавшие их работы. Лорд Мельбурн побудил короля издать указ о созыве местных судебных коллегий. Эти коллегии скорым судом приговаривали зачинщиков восстания к смертной казни, длительному тюремному заключению или ссылке в Ботани-Бэй. В эту австралийскую бухту осуждённых везли закованными в цепи. Их было много. А рабочих из Толпаддла в Дорсетшире было всего лишь только шестеро. Они потребовали у хозяина увеличения платы за свой труд. Они захотели, чтобы вместо семи шиллингов он платил бы им целых девять шиллингов! За это своё требование они были осуждены и также сосланы на всю оставшуюся жизнь в страшно далёкую Австралию. И если осуждение множества людей Мельбурну ещё худо-бедно простили его соотечественники, то осуждение этих шестерых словно бы переполнило чашу народного терпения. Мельбурна возненавидели.
Но у него, у бедняги, сохранялся в шкафу дубовом свой скелет, смердевший не хуже трупа садовника, который продемонстрировал своим детям последовательный мистер Фэрчайлд. А Вики вела замкнутую жизнь, наполненную учением серьёзным и скромными развлечениями. История печальной и пикантной семейной жизни лорда Мельбурна была ей ещё неведома.
Ей исполнилось двенадцать лет.
Она выучила один прелестный романс на слова Джейн Тейлор из сборника «Оригинальные стихотворения для юных умов», появившегося за шестнадцать лет до рождения Вики...
Ты мигай, звезда ночная!
Где ты, кто ты — я не знаю.
Высоко ты надо мной,
Как алмаз во тьме ночной.
Только солнышко зайдёт,
Тьма на землю упадёт, —
Ты появишься, сияя.
Так мигай, звезда ночная!
Тот, кто ночь в пути проводит,
Знаю, глаз с тебя не сводит:
Он бы сбился и пропал,
Если б свет твой не сиял.
В тёмном небе ты не спишь,
Ты в окно ко мне глядишь,
Бодрых глаз не закрываешь,
Видно, солнце поджидаешь.
Эти ясные лучи Светят путнику в ночи.
Кто ты, где ты — я не знаю,
Но мигай, звезда ночная!..
Виктории, конечно же, не грозила опасность очутиться в полном одиночестве на полночной пустынной дороге. Но разве путь королевы менее опасен? Разве на этом пути не поджидает боль? Не поджидает унижение? Не скалится из-за тёмных углов сама смерть?!..
День рождения, наступление двенадцатилетия, уже миновал. Уже наступил ноябрь, и стало вдруг очень-очень холодно. Во дворах лондонских домов, где селилась беднота, мальчишки собирали щепки для костров, на которых предстояло сжечь большое чучело Гая Фокса, как сжигали в прошлом году, и в позапрошлом... Ведь 4 ноября 1605 года Гай Фокс желал взорвать здание Парламента, где на сессии должен был присутствовать король Иаков I со старшим сыном. Но заговор католиков был разоблачён. И с тех пор беднягу Гая Фокса сжигали ежегодно в виде чучела...
В тот день Вики тихо сидела в гостиной матери. Комната была меблирована в старинном стиле братьев Адам, сочетавшем изящную простоту и удобство. Часы на каминной полке пробили музыкально полчаса тому назад. Если разговоры герцогини-матери с придворными дамами начинали представляться Виктории особенно скучными, она обращала свой взгляд, взгляд наивных серо-голубых глаз на эти часы, украшенные пёстрой фарфоровой фигуркой девушки-флейтистки, долженствовавшей олицетворять искусство. Девушка-флейтистка склоняла чуть набок златоволосую головку. То было искусство милое, высоконравственное, очаровательное... Виктория бросала на это искусство короткий взгляд и снова принималась вышивать по канве в пяльцах. Она не должна была просто сидеть и ничего не делать! Герцогиня-мать также вышивала. Её любимая придворная дама, леди Флора Гастингс, вязала филе.
Знаменитый английский файв-о-клок — пятичасовой чай — ещё не сделался в Англии повсеместным. В гостиной вдовствующей герцогини чай обыкновенно подавался в шесть часов, к этому времени герцогиня уже отсылала дочь ужинать в детскую.
Часовая стрелка приближалась к золочёной латинской цифре «VI». Виктория отложила пяльцы и приготовилась идти. Но на этот раз мать не спешила отослать её. Звонком герцогиня вызвала ливрейного лакея и приказала подать чай.
Девочка подняла глаза и посмотрела на мать с невольным лёгким удивлением.
— Останьтесь! — сказала герцогиня. — Останьтесь, Ваше Высочество!
Вики взяла с подноса фарфоровую чашку. Мать была немного взволнована, и это само по себе уже было любопытно.
— Останьтесь, Ваше Высочество! — повторила мать. — Принцесса Уэлльская, единственная наследница престола Великобритании, имеет право выпить чашку чая в обществе своей матери!
И всё это произнеся, вдовствующая герцогиня улыбнулась...
Девочка резким движением поставила чашку на круглую столешницу чайного столика...
...Наследница, единственная наследница, принцесса Уэлльская... Это она, Виктория! Александрина-Виктория... Девочка не успела додумать... Мысли взвихрились... И вырвалось невольно, совсем невольно вырвалось... такое детское... вырвалось:
— Я буду хорошей!..
Конечно же, она чувствовала, как покраснели жарко её щёки. Она даже смутно понимала, как детски звучат её слова. Но никто не улыбнулся. Вдовствующая герцогиня смотрела серьёзно. Вики снова взяла чашку. И вдруг все дамы — почти одновременно — протянули руки за чашками. И герцогиня-мать — тоже! Но Викторию это не удивило. Она уже тогда обладала здравым умом. Она поняла, что будет королевой, будет управлять и этими людьми, и всеми людьми в Англии. Она подумала об этом спокойно. Она спокойно подумала, что ведь станет королевой только после смерти дядюшки Вилли-Билла. Она вовсе не хотела его смерти. Она просто понимала, что после его смерти она станет королевой Англии.
Она допила чай. Она понимала, что теперь её жизнь сделается более свободной. Но ей всё же только двенадцать лет. Истинно свободной она будет ещё не скоро. Она более не хотела думать о себе, как о будущей королеве. Потому что это означало: думать о смерти дядюшки.
Прежде чем ложиться в постель, она прошла в классную. Луиза не сделала ей ни одного замечания. Вики села за стол в классной, раскрыла тетрадь. Затем отложила тетрадь. Взяла свой дневник (она уже два года вела дневник), толстый альбом в плотном переплёте, который она хранила в деревянной резной индийской шкатулке. Огромная земля, которую называли Индией, княжества, враждующие друг с другом, варварски богатая природа, — всё это постепенно становилось английским! Англичане вытесняли португальцев, голландцев и французов. Индия надолго поступила в своего рода «английскую школу», откуда — почти век спустя — выйдет фактически единым государством...
Вики раскрыла дневник и написала то, что не осмелилась произнести вслух в гостиной вдовствующей герцогини, написала всю фразу, закончила её:
«Я буду хорошей королевой».
Тогда, в гостиной, она по-детски восклицала. Теперь она, как взрослая, просто и спокойно поставила точку.
* * *
В мае 1837 года ей исполнилось восемнадцать лет. Она сделалась совсем взрослой — юная девушка — jeune fille — как говорилось по-французски, на международном языке светских обществ европейских стран. Она по-прежнему оставалась на диво тоненькой и хрупкой, на диво маленького росточка. Глаза стали ещё больше, ещё более голубыми, стали яркими, и то и дело широко раскрывались. Её, прелестную прелестью юности, окружали улыбки, выражавшие почтительность и восхищение. И она улыбалась навстречу этим улыбкам.
День выдался также ярким, солнечным. Лондонцы высыпали на площади, теснятся на улицах. Целыми семьями движутся — пешком, в каретах, — движутся в загородные сады, где подают крепкий чай и другие напитки. Жарко. Лица раскраснелись. Столики покрашены яркой красной краской. Пыль, шум, говор. Мужчины и женщины, юноши и девушки, супружеские пары и влюблённые, младенцы на руках у мамаш, малыши в колясочках, трубки и устрицы, сигары и креветки, чай и табачный дым. Джентльмены в жилетках павлиньих расцветок с пропущенными по ним стальными цепочками от часов прогуливаются по трое в ряд. Дамы и девицы обмахиваются огромными носовыми платками. Женихи заказывают для невест бутылки имбирного лимонада. Юноши сдвигают набекрень цилиндры. Розовые рубашки, тросточки, голубые жилетки. Хохот, веселье. Джентльмены в синих коротких курточках, в полосатых рубашках и французских бархатных беретах спускаются к Темзе, рассаживаются в лодки, дружно (или не так дружно) поднимают вёсла.
